Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 177
Почти все девушки спаслись от огня. Те, кто в это время работал, выбегали голыми, с одеждой в охапке; они горько оплакивали потерю всего своего жалкого имущества и сбережений. Однако к ним тут же подходили сочувствующие мужчины, утешали их и отводили к Маме Нгинге.
Через сорок восемь часов пивные были отстроены на пепелище прежних лачуг, и все девушки снова работали. Их положение значительно улучшилось: их хорошо кормили и одевали, у каждой был свой «буйвол», который защищал ее от клиентов и следил, чтобы девушку не обманывали и не обижали. Конечно, если они увиливали от работы или пытались обмануть, их били – но этого они ожидали, это позволяло им почувствовать себя частью тотема и заменяло отцов и братьев, оставшихся в резервациях.
Хендрик разрешал им удерживать заранее оговоренную часть платы и следил за тем, чтобы его люди уважали это право девушек.
– Щедрость рождает верность, а постоянство – любящее сердце, – объяснял он своим «буйволам», и политика публичных домов распространялась на клиентов и на всех обитателей «Фермы Дрейка». Черных шахтеров, которые приходили на «Ферму Дрейка», охраняли так же старательно, как девушек. Очень быстро не стало разбойников, грабителей, карманных воришек, мошенников и мелких жуликов. Повысилось качество спиртного. Теперь вся выпивка готовилась под личным присмотром Мамы Нгинги.
Самогон был крепок, как слон-вожак, и кусал, как бешеная гиена, однако больше не вызывал слепоту и не уничтожал мозг, а поскольку производился в больших количествах, был относительно дешев. За два шиллинга можно было напиться или получить за ту же цену хорошую чистую девушку.
Люди Хендрика встречали все автобусы и поезда из сельских районов; на них приезжали молодые девушки, которые убегали из своих деревень и от своих племен, чтобы взглянуть на блеск голди. Самых хорошеньких вели на «Ферму Дрейка». С увеличением спроса этот источник стал недостаточным, и Хендрик отправил своих людей в сельские районы и деревни набирать девушек, заманивая их сладкими речами и обещанием красивых вещей.
Отцы Йоханнесбурга и полиция прекрасно знали о существовании полуподпольного мира в предместьях к югу от золотых полей, но их приводила в ужас альтернатива – прекратить эту деятельность: пришлось бы заниматься тысячами бродяг и нелегалов. Поэтому власти смотрели на нее сквозь пальцы, успокаивая совесть отдельными рейдами, арестами и штрафами. Однако, поскольку убийства, грабежи и другие серьезные преступления на «Ферме Дрейка» самым чудесным образом прекратились и она превратилась в район относительного спокойствия и порядка, снисходительная терпимость властей и полиции получила еще более прагматичные основания. Полицейские облавы ушли в прошлое, район процветал, слава «Фермы Дрейка», безопасного и веселого места, распространилась среди десятков тысяч черных шахтеров по всему Ранду. И когда шахтеры получали разрешение покинуть свой поселок, они проходили тридцать-сорок миль, обходя другие центры развлечений, чтобы непременно попасть на «Ферму Дрейка».
Тем не менее еще сотням тысяч потенциальных клиентов было невозможно добраться до «Фермы Дрейка». Мозес Гама обратил внимание и на них.
– Они не могут прийти к нам, значит, мы должны прийти к ним.
Он объяснил Хендрику, что нужно сделать. Хендрик провел мирные переговоры и купил целый парк подержанных доставочных фургонов, и нанял цветных механиков, чтобы отремонтировать их и держать в рабочем состоянии.
Каждый вечер процессия этих фургонов, груженных выпивкой и женщинами, выезжала с «Фермы Дрейка», катила вдоль золотых полей и останавливалась где-нибудь в укромном месте вблизи большой шахты: в роще, в долине между отвалами или у заброшенного шахтного здания. Охранники у ворот шахтного поселка, все без исключения члены братства «буйволов», обеспечивали беспрепятственный выход и вход клиентов, и теперь каждый в братстве пользовался богатством всего клана.
– Что, брат мой, тебе по-прежнему не хватает твоих маленьких белых камней? – спросил Мозес спустя два года новой деятельности «Фермы Дрейка».
– Все как ты обещал, – усмехнулся Хендрик. – У нас теперь есть все, что нужно человеку.
– Тебя легко удовлетворить, – упрекнул Мозес.
– Есть что-то еще? – с интересом спросил Хендрик.
– Мы только начали, – сказал Мозес.
– А что дальше, брат?
– Слышал когда-нибудь о профсоюзах? – спросил Мозес. – Знаешь, что это такое?
Хендрик с сомнением поглядел на него и нахмурился.
– Я знаю, что у белых на шахте есть профсоюз и у белых на железной дороге тоже. Я слышал разговоры, но знаю мало. Это дело белых, и нам оно неинтересно.
– Ошибаешься, брат, – негромко сказал Мозес. – «Союз африканских шахтеров» очень нас интересует. Именно из-за него мы с тобой приехали в голди.
– Я думал, мы приехали из-за денег.
– Пятьдесят тысяч членов профсоюза, и каждый платит взносы – шиллинг в неделю. Разве это не деньги? – спросил Мозес и улыбнулся, глядя, как брат подсчитывает. Алчность исказила лицо Хендрика, и рот со сломанными зубами стал похож на черный зев шахты.
– Поистине хорошие деньги!
Мозес извлек урок из своей неудачной попытки организовать профсоюз на шахте Х’ани. Черные шахтеры – простые души, чуждые всякой политической сознательности; они разделены племенными обычаями и не считают себя частью единого народа.
– Племенная рознь – одно из заметных препятствий на нашем пути, – объяснил Мозес Хендрику. – Будь мы единым народом, мы были бы подобны черному океану с его бесконечной силой.
– Но мы не едины, – заметил Хендрик. – Да и белые тоже. Зулус отличается от овамбо, как шотландец от русского казака или африкандер от англичанина.
– Ха! – улыбнулся Мозес. – Я вижу, ты читал книги, которые я тебе дал. Когда мы приехали в голди, ты и не слышал о русских казаках…
– Я много узнал от тебя о людях и о мире, в котором они живут, – согласился Хендрик. – Теперь научи, как заставить зулуса звать овамбо братом. И расскажи, как отнять власть, которую прочно держат в своих руках белые.
– Это возможно. Русские были такими же разными, как черные люди Африки. Они азиаты и европейцы, татары и славяне, но с великим предводителем стали единым народом и сбросили тиранию, еще более позорную, чем та, от которой страдаем мы. Черным тоже нужен предводитель, который знает, что для них хорошо, и приведет их к благу, даже если ради этого погибнут десятки тысяч и миллионы.
– Предводитель? Такой как ты, мой брат? – спросил Хендрик.
Мозес улыбнулся своей загадочной холодной улыбкой.
– Сначала союз шахтеров, – сказал он. – Ребенок учится ходить шаг за шагом. Людей тоже нужно заставить делать то, что в конечном счете для них благо, даже если вначале это может быть болезненно.
– Не знаю… – Хендрик покачал большой круглой бритой головой, на которой все еще, как полированные украшения из черного оникса, выделялись шрамы. – Чего мы ищем, брат? Богатства или власти?
– Нам повезло, – ответил Мозес. – Тебе нужно богатство, а мне власть. Тот путь, который я избрал, приведет нас и к тому, и к другому.
Несмотря на участие отрядов безжалостных «буйволов», процесс создания профсоюза шел на всех шахтах досадно медленно. Все приходилось делать тайно, потому что Закон о согласительных процедурах в промышленности [38] устанавливал строжайшие ограничения для организаций черных рабочих и в особенности запрещал черным работникам заключать коллективные договоры. Противились и сами рабочие; новые профсоюзные организаторы, все из братства «буйволов», не избранные, а назначенные, вызывали у них подозрения и враждебность. Простые рабочие не хотели отдавать часть своего с таким трудом заработанного жалованья чему-то, чего они не знали и во что не верили.
Однако благодаря советам доктора Маркуса Арчера и при поддержке «буйволов» Хендрика дело постепенно продвигалось, и на всех шахтах возникли зародыши профсоюзов. Нежелание шахтеров расставаться с шиллингами было подавлено. Конечно, не обошлось без несчастных случаев, и кое-кто умер, но в Союзе африканских шахтеров вскоре насчитывалось уже тридцать тысяч человек, плативших взносы.
