Олимпия Клевская - Дюма Александр

— То, что вы мне предлагаете.

— Но в чем тяжесть того, что я предлагаю? Разве мы уже полностью не разлучены? Разве не прошло месяца и нескольких дней, если у меня нет ошибки в счете, с тех пор как я видела вас? Предположим, прошло не больше месяца. Это был один из двенадцати месяцев нашего супружества. Ну, и что же вы теряете, если мы расстанемся окончательно? Ничего. А вот я выиграю многое. Сделайте же это для меня, сударь, это было бы любезностью, за которую я бы считала себя вашей должницей.

— Мне любопытно было бы узнать, сударыня, что вы думаете выиграть от нашего разрыва; окажите любезность, поведайте мне об этом.

— Я избавлюсь, сударь, от вечного ожидания, в котором провела этот год, от надобности ждать днями и ночами. Я выиграю возможность не тратить сил, изобретая новые туалеты ради мужа, который их даже не увидит. Я выиграю, сударь, и ваше уважение, как любая собственность, право на которую оспаривается. Я вновь обрету свою истинную цену, цену, которой мой господин и повелитель не знал, ибо преувеличенная уверенность в своих правах лишила его зрения.

— При том, что другие эту цену знают, не так ли?

— Нет, сударь, пока еще нет.

— Но, тем не менее, они узнают ее?

— О да, это возможно.

— Сударыня!..

— Но позвольте, — надменно прервала его графиня, — если это произойдет, по какому праву, спрашиваю я вас, вы могли бы меня упрекнуть?

— Сударыня, я ничего подобного не сказал и ни в чем вас не упрекаю, Боже меня сохрани! Я лишь повторяю, что после года супружества ваша твердость наполняет меня восхищением; я действительно не знал вас, и теперь, когда узнал…

— Что же?

— Должен признаться, вы пугаете меня.

— Отлично! — сказала графиня. — Это мне больше нравится, чем жалость, которую я вам прежде внушала, и к тому же, если я пугаю вас, это еще одна причина, чтобы вы дали согласие на наш разрыв.

— Соблаговолите точно определить, в чем суть вашего предложения, графиня, — вздохнул г-н де Майи, выведенный из себя этой обидной настойчивостью.

— Я предлагаю вот что, сударь…

— Слушаю вас, — сказал граф, задумав в свою очередь привести г-жу де Майи в ужас своей показной решительностью.

— Все очень просто, сударь: мы разойдемся по-дружески, без шума, не выставляя на всеобщее обозрение свой разрыв; вы получите полную свободу поступать как вам вздумается, и я буду пользоваться теми же преимуществами. Это ясно, не так ли?

— Совершенно ясно, сударыня, но к чему это приведет?

— Это приведет к тому, что вам не придется больше выслушивать ничего подобного выслушанному сегодня, ибо я никогда больше не стану так говорить с вами, если вы согласитесь на то, о чем я прошу. А это, как мне представляется, уже кое-что значит. Вам так не кажется?

— А где же тот нотариус, что составит наш договор? — осведомился граф с иронией.

— Все уже составлено, сударь, и никакого нотариуса нам для этого не потребуется, — спокойно отозвалась графиня, извлекая из-за корсажа сложенный лист бумаги. — Я сама подготовила, выправила и распределила, как говорится, по пунктам этот маленький акт, залог нашего взаимного счастья.

— А каковы гарантии? — насмешливо заметил граф де Майи.

— Ваше слово дворянина, сударь, и мое слово благородной женщины.

— Так читайте, нотариус, — весело сказал граф. И г-жа де Майи стала читать:

«Между нижеподписавшимися:

Луи Александром, графом де Майи, и Луизой Юлией де Нель, графиней де Майи, условлено следующее…»

— И вы это составили сами, сударыня, без всякой помощи? — вырвалось у графа.

— Сама, сударь.

— Просто невероятно!

— Я продолжаю, — сказала графиня. И она возобновила чтение:

«…условлено следующее:

граф, с согласия графини, получает полную и безраздельную свободу, отнятую у него супружеством;

графиня равным образом, с согласия своего мужа, возвращает себе свободу полную и безраздельную;

исходя из сего, оба ручаются своей честью не чинить помех и беспокойства какого бы то ни было рода при исполнении условий сего договора, состоящего с той и другой стороны под защитой слова, данного ими.

Писано в двух экземплярах в Париже, в Нельском особняке, от…»

— Вы оставили пропуск вместо даты, сударыня? — спросил граф.

— Конечно, сударь, вы же понимаете, что я не знала, когда буду иметь удовольствие увидеть вас.

— А нет ли надобности пометить документ задним числом, графиня?

— С вашей стороны, сударь, — возможно, с моей — нет.

— Итак, мы его помечаем…

— Сегодняшним числом, если вам угодно.

— Пусть.

— Так вы подпишете?

— Сударыня, — вздохнул граф, — думаю, что с таким характером, как ваш, вы бы и впрямь сделали меня очень несчастным. Я человек, не созданный для борьбы в кругу своей семьи: вы одолели бы меня. Я предпочитаю капитулировать с воинскими почестями.

— Значит, я недурно веду дела, граф?

— Великолепно, сударыня, и если я подпишу…

— Если вы подпишете?..

— То из эгоизма.

— Тут как в любви: эгоизм у обоих, — равнодушно заметила графиня де Майи.

Пущенная ею стрела поразила самолюбие графа, нанеся ему глубокую рану. Он схватил перо, протянутое ему графиней, и энергично, с нажимом расписался внизу листа.

— Ваша очередь, сударыня, — сказал он.

Графиня молча показала ему свою подпись, поставленную заранее.

Он покраснел.

Договор был составлен в двух экземплярах.

Госпожа де Майи отдала мужу один, второй же оставила себе. Потом она протянула ему руку.

На миг граф почувствовал искушение не принять этой руки и сказать что-нибудь резкое.

Но тщеславие и на этот раз пришло ему на помощь: он сдержался, взял руку графини и запечатлел на ней самый галантный поцелуй.

— Что ж, сударыня, — сказал он, — вот теперь вы довольны; по крайней мере, я надеюсь на это.

— Так же довольна, как вы будете довольны завтра, господин граф.

— Прошу вас, только не злоупотребляйте…

— Граф, никаких условий вне заключенного договора: свобода полная и безраздельная.

— Свобода полная и безраздельная, так и быть!

Граф поклонился, жена в ответ сделала ему реверанс, и он ушел не оглянувшись.

Графиня бережно сложила драгоценный листок, возвративший ей свободу.

Потом она позвонила и, когда явилась камеристка, приказала одеть ее.

В тот вечер она отправилась на ужин в Рамбуйе, где господин граф Тулузский давал театральное представление в честь короля.

LIX. РАМБУЙЕ

Рамбуйе, поместье великолепное и украшенное всеми ухищрениями роскоши и искусства, принадлежало господину графу Тулузскому, одному из узаконенных сыновей покойного Людовика XIV и г-жи де Монтеспан.

Ни один двор не был настолько галантным и в то же время блистательным. Графиня Тулузская управляла здесь с тем величавым изяществом, традиция которого уже начинала увядать по прошествии десяти лет после предыдущего царствования, отмеченного подлинно французской учтивостью, остроумием и достоинством,

Юный король Людовик XV приходил туда подышать этой атмосферой и насладиться свободой, поскольку там с

ним обращались снисходительно, как с избалованным ребенком. К тому же там он вдыхал утонченный дух царственности, который еще не выветрился в Рамбуйе, подобно некоему остатку благородных вин, о которых Гораций сказал, что даже пустые амфоры после них еще хранят пьянящий аромат.

Людовик XV любил графиню Тулузскую. Прекрасная и кокетливая без тени скрытности, ибо она обожала своего мужа, графиня сумела внушить королю нежное чувство. Под ее кровом юный принц изучал и постиг правила хорошего тона, показную верность которому он сумел сохранить, по крайней мере при дворе, до последних минут своей жизни, истрепанной в вульгарных оргиях, но не утратившей внешнего изящества, даже разложившись изнутри.

Хорошее воспитание, изысканность обихода и манер, которые можно почерпнуть у женщин, подобны материнскому молоку: то, что впитано с ним, навеки сохраняет свое влияние на ум и нравы. Конечно, недуги, проникающие внутрь, способны исказить натуру, подобным образом защищенную, но никогда ее полностью не разрушат.