Анж Питу (др. перевод) - Дюма Александр

– Дорогу, господа, дорогу депутатам! – крикнул Жильбер.

И строй охраны расступился, пропуская Мунье и несчастных женщин, которых он вел к королю.

Людовик, предупрежденный графом де Шарни, который прошел вперед, ждал депутацию в покоях, соседствующих с капеллой.

От имени собрания должен был говорить Мунье.

От имени женщин – Мадлена Шамбри, та самая цветочница, которая пробила сбор.

Мунье сказал королю несколько слов и представил юную цветочницу.

Та шагнула вперед, хотела заговорить, но произнесла только:

– Ваше величество, хлеба!

И упала без чувств.

– На помощь! – вскричал король. – На помощь!

Андреа устремилась вперед и протянула королю свой флакон.

– Ах, государыня! – с упреком бросил королеве Шарни.

Королева побледнела и удалилась в свои покои.

– Приготовьте экипажи, – сказала она. – Мы с его величеством отбываем в Рамбуйе.

Тем временем бедняжка очнулась; видя, что король поддерживает ее и подносит ей нюхательную соль, она застонала от стыда и хотела поцеловать Людовику руку.

Но он остановил ее.

– Дорогое дитя, – сказал он, – позвольте мне поцеловать вас, вы, право же, этого заслуживаете.

– Ох, государь, государь, если вы так добры, – отвечала девушка, – отдайте приказ!

– Какой приказ? – осведомился король.

– Приказ привезти зерно, чтобы прекратился голод.

– Дитя мое, – отвечал король, – я с удовольствием подпишу приказ, о котором вы просите, да только боюсь, что он, поверьте, не слишком-то вам поможет.

Король сел за стол и принялся писать, как вдруг прогремел одиночный выстрел, а за ним загрохотало множество выстрелов.

– О боже, боже мой! – воскликнул Людовик. – Что там еще стряслось? Посмотрите, господин Жильбер.

Атаке подверглась вторая группа женщин: тогда и раздался первый выстрел, после которого послышалась беспорядочная пальба.

Этот первый выстрел произвел какой-то простолюдин: он прострелил руку г-ну Савоньеру, лейтенанту гвардии, в тот миг, когда рука эта поднялась ударить молодого солдата, который спрятался позади строя и двумя вытянутыми руками прикрывал коленопреклоненную женщину.

В ответ на этот выстрел грянуло пять или шесть залпов из карабинов гвардейцев.

Две пули попали в цель, одна женщина была убита.

Еще одну унесли: она была тяжело ранена.

Народ дал отпор, и вот уже два гвардейца упали с лошадей.

Тут послышались крики: «Дорогу! Дорогу!» Это пришли люди из предместья Сент-Оноре, везя за собой три пушки, которые и выстроили в батарею перед оградой.

Дождь, к счастью, лил потоками; напрасно к фитилю подносили огонь: подмокший порох не вспыхивал.

В этот миг кто-то тихо произнес на ухо Жильберу:

– Сюда едет господин Лафайет, он уже в половине лье от дворца.

Жильберу не удалось заметить, кто сообщил ему эту весть, но, откуда бы она ни исходила, весть была добрая.

Он огляделся и заметил лошадь без всадника: она принадлежала одному из двух убитых гвардейцев.

Он вскочил в седло и галопом устремился по направлению к Парижу.

Вторая лошадь, лишившаяся хозяина, хотела поскакать следом, но не успела пробежать два десятка шагов по плацу, как ее схватили за уздечку. Жильбер решил, что кто-то разгадал его намерение и хочет его догнать. На скаку он обернулся.

Никто и не думал за ним гнаться: людей обуревал голод. Они думали о пропитании; кто-то уже заколол лошадь ножом.

Едва она упала, ее тут же раскромсали на десятки кусков.

Тем временем королю, как до того Жильберу, сообщили: приближается господин де Лафайет.

Король только что подписал для Мунье признание прав человека.

Он только что подписал для Мадлены Шамбри приказ о доставке зерна.

С этим декретом и приказом, которые, как казалось, должны были успокоить все умы, Майар, Мадлена Шамбри и множество женщин пустились в обратный путь в Париж.

На окраине Версаля они повстречали Лафайета, который рядом с Жильбером, заклинавшим его поторопиться, скакал рысью во главе национальной гвардии.

«Да здравствует король!» – закричали Майар и женщины, вздымая над головой полученные указы.

– Почему же вы говорили, что жизнь его величества в опасности? – удивился Лафайет.

– Вперед, вперед, генерал, – воскликнул Жильбер, продолжая его торопить. – Вы сами все поймете.

И Лафайет поспешил вперед.

Национальная гвардия под барабанную дробь вступила в Версаль.

При первых ударах барабана, прокатившихся по Версалю, король почувствовал, как кто-то почтительно тронул его за руку.

Он обернулся: то была Андреа.

– А, это вы, госпожа де Шарни, – сказал он. – Что делает королева?

– Государь, королева умоляет вас уехать, не дожидаясь парижан. Во главе ваших гвардейцев и солдат фландрского полка вы пробьетесь повсюду.

– Вы того же мнения, господин де Шарни? – спросил король.

– Да, государь, если вы одним броском пересечете границу, а иначе…

– Иначе?

– Иначе лучше остаться.

Король покачал головой.

Он останется – но не из храбрости, а потому что у него нет сил уехать.

Еле слышно он прошептал:

– Беглый король! Беглый король! – Потом, обратившись к Андреа, сказал: – Ступайте к королеве и скажите ей, чтобы ехала одна.

Андреа пошла исполнять поручение.

Пять минут спустя вошла королева и стала рядом с Людовиком.

– Зачем вы сюда пришли, ваше величество? – спросил король.

– Умереть с вами, государь, – ответила Мария Антуанетта.

– Вот теперь она воистину прекрасна, – прошептал Шарни.

Королева вздрогнула: она услышала эти слова.

– Я в самом деле думаю, что мне лучше было бы умереть, чем остаться в живых, – сказала она, взглянув на Шарни.

В этот миг национальная гвардия маршировала уже под самыми окнами дворца.

Стремительно вошел Жильбер.

– Государь, – сказал он королю, – вашему величеству нечего больше опасаться: господин де Лафайет внизу.

Король не любил господина де Лафайета, но не более того.

Что до королевы, то она откровенно ненавидела генерала и не скрывала своей ненависти.

Вот потому-то Жильбер и не услышал никакого отклика на свое сообщение, которое, по его мнению, должно было обрадовать их величества более, чем любое другое.

Но Жильбер был не из тех, кого может смутить королевское молчание.

– Вы слышали, ваше величество? – твердо сказал он. – Господин де Лафайет находится внизу и ждет приказаний вашего величества.

Королева по-прежнему молчала.

Король сделал над собой усилие.

– Пускай ему скажут, что я благодарю его, и пригласят подняться.

Один из офицеров поклонился и вышел.

Королева отступила на три шага.

Но король почти повелительным жестом остановил ее.

Придворные стеснились в две группы.

Шарни и Жильбер остались рядом с королем.

Все остальные ринулись к королеве и выстроились позади нее.

Раздался звук шагов, и в дверях показался г-н де Лафайет.

При его появлении все смолкли, и в наступившей тишине чей-то голос рядом с королевой произнес:

– Вот Кромвель.

Лафайет улыбнулся.

– Кромвель не пришел бы к Карлу Первому один, – сказал он.

Людовик XVI обернулся к этим безжалостным друзьям, которые хотели обратить во врага человека, пришедшего ему на подмогу.

Потом он сказал графу де Шарни:

– Граф, я остаюсь, когда здесь господин де Лафайет, мне нечего бояться. Велите войскам отступить к Рамбуйе. Наружные посты займет национальная гвардия, а посты во дворце – мои гвардейцы. – Потом он обратился к г-ну де Лафайету: – Пойдемте, генерал, мне нужно с вами побеседовать. – Видя, что Жильбер отступил, собираясь удалиться, он добавил: – Вы тоже не помешаете, доктор, идите с нами.

И король направился в один из кабинетов, указывая дорогу Лафайету и Жильберу, которые последовали за ним.

Королева проводила их глазами и, когда дверь за ними затворилась, сказала:

– Ах, бежать нужно было бы сегодня же! Мы бы еще успели. Завтра, может быть, будет уже поздно.