Власть меча - Смит Уилбур

Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 177

В следующую субботу, вечером, когда Манфред выиграл титул чемпиона университета в полутяжелом весе, доктор Верворд сидел во втором ряду. Его впервые увидели на спортивном соревновании – разумеется, если не считать матчей по регби, которые не пропустит ни один африкандер.

Несколько дней спустя профессор пригласил Манфреда к себе будто бы для обсуждения очерка истории либерализма, представленного одним из студентов, но говорили они больше часа и на самые разные темы. По окончании беседы доктор Верворд остановил уходящего Манфреда.

– Вот книга, которой вы, возможно, не видели. – Он протянул над столом книгу. – Держите сколько угодно долго, а когда прочтете, расскажете о своих впечатлениях.

Манфред торопился на следующую лекцию, поэтому даже не прочитал название, а вернувшись в свою комнату, бросил книгу на стол. Его ждал для вечерней пробежки Рольф, и возможность снова взглянуть на книгу появилась у Манфреда только когда он поздно вечером переоделся в пижаму.

Он взял книгу со стола и понял, что уже слышал о ней и что она на немецком языке. Манфред отложил ее, когда за занавесками уже брезжил рассвет, а за окном на карнизе ворковали горные голуби. Тогда он закрыл книгу и перечитал название – «Mein Kampf». «Моя борьба» Адольфа Гитлера.

Весь день он оставался в трансе, вызванном почти религиозным откровением, и сразу посла ланча заторопился к себе, чтобы продолжить чтение. Автор обращался прямо к нему, подчеркивая его немецкое и арийское происхождение. У Манфреда появилось странное ощущение, будто книга написана специально для него. Почему бы иначе герр Гитлер включил в книгу такие удивительные строки: [44]

«Если молодой человек учится фехтовать и затем целые дни занимается фехтованием, это считается чем-то само собой разумеющимся и даже почетным. А вот если он учится боксу, то это кажется чем-то очень грубым. Спрашивается – почему? Мы не знаем никакого другого вида спорта, который в такой мере вырабатывал бы в человеке способность наступать, способность молниеносно принимать решения… Наш здоровый мальчик должен с ранних лет научиться переносить побои… задача нашего государства будет заключаться не в том, чтобы воспитывать целые колонны робких эстетов и физических дегенератов… Если бы весь наш верхний умственный слой в свое время обучался не только хорошим манерам, а вместо этого как следует обучился бы, скажем, боксу, то у нас была бы невозможна пресловутая ноябрьская революция, которую сделали сутенеры, дезертиры и тому подобная дрянь…»

Манфред дрожал от предчувствий, видя, как четко объясняется его собственное, едва сформулированное отношение к нравственности.

«Параллельно с физическим воспитанием необходимо начать борьбу и против морального яда. Ведь в сущности вся наша теперешняя общественная жизнь является сплошным рассадником половых соблазнов и раздражений…»

Манфред сам страдал от таких мучительных соблазнов, расставленных, как ловушки, на пути молодых и чистых. Он вынужден был бороться с похотливыми устремлениями своего организма, когда рассматривал журналы и афиши кинофильмов (всегда написанные по-английски, на этом упадочническом дегенеративном языке, который он ненавидел все сильнее) с изображением полуобнаженных женщин.

– Ты прав, – бормотал он, лихорадочно перелистывая страницы. – Ты излагаешь великую истину для всего человечества. Мы должны быть чистыми и сильными.

Сердце его трепетало, когда он читал излагаемые ясным, недвусмысленным языком иные истины, на которые ему раньше только намекали. Он перенесся на годы в прошлое, в лагерь бродяг и безработных у Виндхука, и снова увидел потрепанный газетный листок с изображением Хоггенхаймера, который гонит Volk в рабство. Гнев сжигал его, и, дрожа от ярости, он читал:

«Черноволосый молодой еврейчик нахально вертится около нашей невинной девушки, и на его наглом лице можно прочитать сатанинскую радость по поводу того, что он сможет безнаказанно испортить кровь этой девушки и тем самым лишить наш народ еще одной здоровой немецкой матери».

В воображении он видел прекрасное бледное тело Сары, придавленное огромной волосатой тушей Хоггенхаймера, и ему хотелось убивать.

Затем автор так искусно вскрыл его вены с африкандерской кровью, что душа Манфреда словно истекала кровью на страницах.

«Разве не евреи привезли к берегам Рейна негров все с той же задней мыслью и с той же подлой целью – через кровосмешение принести как можно больший вред ненавистной белой расе, низвергнуть эту расу с ее политической и общекультурной высоты…»

Манфред вздрогнул. «Swartgevaar! Черная опасность» – таков был объединяющий клич его народа во все столетия пребывания в Африке, и проникнутое атавизмами сердце Манфреда билось чаще при воспоминании об этом призыве.

Он дочитал, потрясенный и изнуренный, – на ринге он никогда так не уставал. И хотя было уже поздно, отправился на поиски человека, который дал ему эту книгу, и они серьезно и увлеченно проговорили за полночь.

На следующий день профессор одобрительно характеризовал Манфреда одному высокопоставленному лицу:

– Я нашел, как мне кажется, очень ценного новобранца с восприимчивым умом, который вскоре будет пользоваться большим влиянием среди молодежи.

На следующем совете тайного общества собравшимся назвали имя Манфреда.

– Один из наших лучших людей в университете; старшекурсник из «Rust en Vrede», – его близкий друг.

– Пусть завербует его, – приказал глава совета.

Пять дней в неделю Рольф и Манфред вместе бегали по тренировочному маршруту в горах. Тропа поднималась круто, почва была неровной. Пробежав пять миль, они остановились, чтобы напиться из чистого пруда под белым от пены водопадом. Рольф наблюдал, как Манфред наклонился на скользких камнях, набрал в горсть воды и поднес ко рту.

«Подходящий кандидат», – про себя согласился он с решением старших. Легкая футболка и шорты не скрывали мощного, грациозного тела Манфреда, его блестящие волосы цвета меда и красивые черты были неотразимы. Но ключом к его личности стали золотые топазовые глаза. Даже Рольф чувствовал, что попадает под влияние этого молодого человека, чьи уверенность и самообладание росли.

«Он будет сильным лидером, таким, какие так отчаянно нам нужны».

Манфред выпрямился, рукой утирая рот.

– Пошли, вислозадый, – рассмеялся он. – Кто последним прибежит домой, тот большевик!

Но Рольф остановил его.

– Сегодня я хочу с тобой поговорить, – сказал он, и Манфред нахмурился.

– Да ведь мы и так только и делаем, что болтаем, приятель. Почему здесь?

– Потому что здесь нас никто не подслушает. Ты ошибаешься, Мэнни, кое-кто из нас не только болтает. Мы готовимся к действиям, жестким боевым действиям того рода, которые так тебе нравятся.

Манфред повернулся к нему, сразу заинтересованный, и присел перед Рольфом на корточки.

– Кто? Какие действия? – спросил он, и Рольф наклонил голову.

– Тайная элита преданных африкандеров, вожаки нашего народа, люди в верхушке – в правительстве, в образовании, в деловой жизни. Вот кто, Мэнни. И вожаки не только сегодняшние, Мэнни, но и завтрашние. Люди вроде нас с тобой, Мэнни, вот кто.

– Тайное общество?

Манфред отклонился назад, сидя на корточках.

– Нет, Мэнни, нечто гораздо большее. Тайная армия, готовая сражаться за наш бедный угнетаемый народ. Готовая пожертвовать жизнью ради восстановления величия нашего народа.

Манфред почувствовал, как на шее и на руках у него волоски встают дыбом, и холодок пробежал по его жилам. Его отклик был мгновенным и несомненным.

– Солдаты, Мэнни, штурмовики нашего народа, – продолжал Рольф.

– И ты один из них, Рольф? – спросил Мэнни.

– Да, Мэнни, я один из них, и ты тоже. Ты привлек внимание нашего верховного совета. Мне предложили пригласить тебя примкнуть к нашему маршу, к борьбе за осуществление высшей цели нашего народа.