Потом он повернулся к Нельсону:
— Милорд, я увижусь с вами, надеюсь, завтра или, вернее, сегодня же, не правда ли? В нынешних обстоятельствах мне необходимо знать, на каких друзей и до какой степени я могу рассчитывать.
Нельсон поклонился.
— Ваше величество, — отвечал он, — я надеюсь, что вы никогда не сомневались и не усомнитесь ни в моей преданности, ни в расположении, что питает к вам мой августейший монарх, ни в поддержке, которую вам окажет Англия.
Король ответил жестом, означавшим одновременно и «благодарю», и «полагаюсь на ваши обещания».
Потом он обратился к д’Асколи:
— Друг мой, тебя я не благодарю. Ты сделал нечто столь обычное — так ты, по крайней мере, считаешь, — что благодарить за это не стоит.
Наконец, обернувшись к английскому послу, он продолжал:
— Сэр Уильям Гамильтон, вы помните, как в тот день, когда было решено начать эту злополучную войну, я, подобно Понтию Пилату, умыл руки в знак того, что слагаю с себя ответственность за дальнейшее?
— Отлично помню, государь. Еще кардинал Руффо подал вам умывальный таз.
— Ну, а теперь кто посеял, тот пусть и пожинает. Меня это уже не касается. Это касается тех, кто все устроил, не посоветовавшись со мною, и тех, кто, со мною посоветовавшись, не пожелал прислушаться к моему мнению.
И, с упреком посмотрев на королеву и Актона, он вышел из зала.
Королева стремительно подошла к Актону.
— Вы слышали, Актон? — спросила она. — Прочитав послание императора, он произнес имя Феррари.
— Да, ваше величество, конечно, слышал. Но Феррари ничего не знает. Все произошло, пока он лежал в обмороке, а потом спал.
— Все равно. Осторожность требует избавиться от этого человека.
— Что ж, избавимся.
LIX
ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО НАЧИНАЕТ С ТОГО, ЧТО НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЕТ, А КОНЧАЕТ ТЕМ, ЧТО НИЧЕГО НЕ ПОНЯЛ
Человек, ожидавший короля в его кабинете и случайно оказавшийся в Сан Леучо, когда король хотел повидаться с ним, был не кто иной, как кардинал Руффо, — другими словами, тот, к чьим советам король всегда прибегал в самых тяжелых обстоятельствах.
А надо заметить, тяжесть обстоятельств, в которых оказался король по возвращении из Рима, усугубилась еще и новым неожиданным осложнением, так что король особенно нуждался в совете кардинала.
Поэтому Фердинанд устремился в кабинет, крича:
— Где он? Где он?
— Я здесь, государь, — отвечал Руффо, идя навстречу королю.
— Прежде всего простите, дорогой кардинал, что я поднял вас с постели в третьем часу ночи.
— Поскольку вся моя жизнь принадлежит вашему величеству, вам принадлежат и дни мои, и ночи.
— Дело в том, мой преосвященнейший, что никогда еще я так не нуждался в преданных друзьях, как сейчас.
— Я счастлив и горд, что король считает меня одним из тех, на чью преданность он может положиться.
— Увидев мое столь неожиданное возвращение, вы, должно быть, недоумеваете, что же такое произошло?
— Генерал Макк потерпел поражение, полагаю.
— И произошло это на удивление скоропалительно, сразу. Нашим сорока тысячам неаполитанцев даже не пришлось сражаться.
— Надо ли напоминать, ваше величество, что я этого ожидал?
— Но в таком случае зачем же вы посоветовали мне начать войну?
— Ваше величество, вероятно, помнит, что я советовал это при одном непременном условии.
— А именно?
— Что австрийский император пойдет на Минчо, как только армия вашего величества направится на Рим. А император, оказывается, не выступил.
— Вы коснулись сейчас большой тайны, мой преосвященнейший.
— Какой тайны?
— Вы, конечно, помните письмо, в котором император говорил мне, что начнет военные действия, как только я окажусь в Риме.
— Отлично помню; мы это письмо вместе читали, обсуждали, толковали.
— Оно, кажется, как раз при мне, в бумажнике.
— И что же, государь? — спросил кардинал.
— Так вот, ознакомьтесь с другим письмом, которое я получил в Риме в тот момент, когда садился в седло, а прочитал до конца лишь сегодня вечером. Если вы в нем что-нибудь поймете, то объявляю, что вы не только умнее меня — это дело не такое уж трудное, — но что вы, кроме того, колдун.
— Государь, такое утверждение я просил бы вас не разглашать. Я и без того не в чести у Римского двора.
— Читайте, читайте.
Кардинал взял письмо и стал читать:
«Превосходнейший брат мой, дядя, тесть, свойственник и союзник…»
— Что же, письмо от начала до конца собственноручное, — заметил кардинал, прерывая чтение.
— Читайте же, — поторопил его король.
Кардинал продолжал:
«Позвольте мне сердечно поздравить Вас с успехом Ваших войск и с Вашим триумфальным въездом в Рим. Бог войны покровительствует Вам, и я возношу ему благодарение за его милость. Это тем более радует меня, что, как видно, у нас с Вами произошло великое недоразумение…»
Кардинал взглянул на короля.
— Сейчас увидите, мой преосвященнейший… Ручаюсь, что такого вы и представить себе не можете.
Кардинал продолжал:
«В письме, которое Вы соблаговолили прислать мне, чтобы возвестить об одержанных Вами победах, Вы пишете, что мне остается только выполнить свое обещание так же, как Вы исполнили свое, и прямо утверждаете, будто данное мною слово состоит в том, что моя армия выступит, как только Вы будете в Риме…»
— Вы ведь помните, мой преосвященнейший, что император, мой племянник, взял на себя такое обязательство?
— Мне кажется, что в его послании об этом говорилось совершенно определенно.
— Сейчас разберемся, — пробормотал король.
Пока кардинал читал, он достал свой бумажник и извлек из него первое послание императора.
— Вот письмо моего любезного племянника. Сравним его с тем, что у вас в руках, и посмотрим, кто же из нас — он или я — не прав. Читайте, читайте.
Кардинал продолжал:
«Я не только не обещал Вам этого, а, наоборот, решительно объявил, что начну военные действия лишь по прибытии генерала Суворова с сорока тысячами русских, — другими словами, не раньше будущего апреля…»
— Согласитесь, мой преосвященнейший, что один из нас двоих сошел с ума, — перебил его Фердинанд.
— Я сказал бы даже «один из нас троих», — возразил кардинал. — Я ведь, как и ваше величество, читал послание императора.
— Так читайте же дальше.
Руффо продолжал:
«Я тем более уверен в своих словах, любезный мой дядя и тесть, что по желанию Вашего Величества я имел честь обратиться к Вам с письмом, которое написал от начала до конца собственноручно».
— Слышите? Собственноручно!
— Слышу, но должен признаться, что, как и ваше величество, ничего тут не понимаю.
— А вот посмотрите, преосвященнейший, ведь рукою моего племянника написаны только адрес, обращение и заключительное приветствие.
— Все это я отлично помню.
— В таком случае — продолжайте.
Кардинал продолжал:
«А чтобы ни в чем не отклониться от того, что я имел честь сказать Вашему Величеству, я велел моему секретарю снять с письма копию; посылаю Вам эту копию, дабы Вы ее сличили с подлинником и de visu [85] убедились, что в написанном мною не было ни малейшей двусмысленности, которая могла бы породить такое заблуждение…»
Кардинал посмотрел на короля.
— Понимаете вы тут что-нибудь? — спросил Фердинанд.
— Не более, чем вы, государь. Но позвольте дочитать до конца.
— Читайте, читайте! Ну и попались же мы, дорогой мой кардинал!
«И, как я уже имел честь сказать Вашему Величеству, — продолжал Руффо, — я вдвойне рад, что Провидение благословило Ваше оружие, ибо, если бы Ваши войска потерпели поражение, я не мог бы, не нарушая обязательств, взятых мною по отношению к союзным державам, прийти Вам на помощь и вынужден был бы, к великой моей досаде, предоставить Вас злой Вашей судьбе. А это было бы для меня величайшим огорчением. Но Провидение, ниспослав Вам победу, избавило меня от него…»
