Ознакомительная версия. Доступно 31 страниц из 154
Старый Алп-Тархан сидел в седле чуть поодаль от шада, на неизменном белом коне. Войско шло мимо них. На север — туда, где раскинул свои кочевья непокорный Кубрат. Всадники скакали сушей, а по реке шли корабли — тяжелые, вместительные корабли под красивыми парусами… И там тоже плыли воины, с копьями, с мечами, с тяжелыми боевыми секирами, рассекавшими врага пополам.
Плыли под знаменем Волка воевать непокорного хана.
А еще по левую руку царевича Мохо сидел на хазарском коне совсем присмиревший Любим. Во все глаза глядел он на шада. И в его взгляде был страх.
Поведет бровью царевич, и он ринется выполнять поручение. Любое! Ринется со всех ног. И своих собственных, и конских. Только бы не прогневался хозяин…
***
Впервые за много, много лет собирали Круглица и Кременец единое войско!
Верной и преданной любовью любили в младшем городе своего князя Радима.
Во всяком доме нашелся охотник расплатиться за его раны. Кто мог, сел на коня.
Кто не мог, выступил пеш. Отерли ржу с добрых мечей. Тем мечам памятна была хазарская кровь!
Собирался Кременец. Людота с помощниками не по-кладали рук — острили копья, латали кольчуги, пригоршнями раздавали головки для стрел. Улеб ладожанин оставил свой бисер, точил один меч за другим. Сам князь брался за ковадло и рушил его на пышущее железо, готовя руку к ратному труду… Молодая княгиня молча ходила за ним след в след и понемногу слепла от слез.
Абу Джафар Ахмед Ибн Ибрагим торопливо записывал:
«…Я принял решение отправиться с этими людьми. Ибо то немногое, что я знаю о врачевании ран, может им пригодиться. Я буду продолжать эту книгу в походе, но то, что уже написано, оставлю жене малика ар-рус, ибо как знать, придется ли нам возвратиться. Она позаботится, чтобы этот труд не пропал напрасно. И да исполнится воля Аллаха…»
Уж верно, с улыбкой взирали на Кременец отважные щуры и пращуры! Новые времена прежним не уступали ни в чем. Не только в песнях застольных, не только в гусельном перезвоне хаживали на врага отчаянные поляницы! Нежелана Вышатична, Радимова невеста, собралась ехать с войском. Туго набила колчан тяжелыми боевыми стрелами. Обновила тетивы на трех луках — не всякому парню натянуть. Да и вывела из отцовской конюшни черногривую кобылицу. Болело у боярина старое сердце — поди теперь с ней заговори…
— Я-то как же? — горько спросил любимую князь Радим. — О себе не печалишься, обо мне хоть помыслила бы. Как без тебя жить смогу?
Была то самая великая жалоба, какую от него слыхали. Но и он Нежелану не уговорил. Обняла, прижала к себе его голову, поцеловала закрытые веки:
— Ты да я дома останемся, дом-то кто оборонит… С каждого двора доносился железный лязг, перемежаемый вздохами жен… Одно другого заглушить не могло.
Лодка лежала у края камышей, и изогнутые штевни отражались в тихой воде.
Видга сидел на веслах, Смиренка тащила из воды сеть. Лодка могла вместить и Люта, и Скегги, и Долгождану, и деда с внучком. Но в самое первое плавание ушли только двое. И это никого не обидело.
Сеть Видга тоже сплел собственноручно, так, как то было принято в Норэгр. Первым такую сеть сплел хитрейший из Асов. Тяжелые рыбины бились в скрученных кольцах, безуспешно пытаясь освободиться. Смиренка ловко подхватывала их под жабры и кидала на дощатое дно. Видга, довольный, смотрел, как липла к дереву прозрачно-серебряная чешуя. Его корабль понемногу свыкался с водой. Потом он переводил глаза на Смиренку. Осенью он заплатит за нее мунд.
Конечно, если вернется живым.
Назад он греб уже почти в темноте…
Вершины леса затопил мрак, и лишь облака еще тлели холодным отблеском дня.
455 Улов беспокойно ворочался под ногами. То тут, то там взвивались в отчаянных прыжках тугие чешуйчатые тела. Смиренка со смехом бросалась ловить.
Лодка раскачивалась, но это ее не пугало.
Видга молча слушал ее смех и думал о том, что до пожара не слыхал его ни единого раза. Кто там спрашивал мудреца, откуда берутся злые жены, если все девушки так хороши?.. Тот, спрашивающий, наверняка не слыхал, как смеялась Смиренка.
И не видел, как вдохновенно орудовал веслами Видга, сидевший на скамье гребца. И как стремительно летела по меркнувшей реке узкая, хищно вытянутая лодка…
Вигдис дочь Рунольва наточила меч, подаренный ей Харальдом Косматым. Она еще не разучилась им владеть.
— Если уж Торгейр Левша повезет на своем драккаре приятелей вендов, то почему бы и Рунольвдоттир не пойти вместе с Виглафссонами…
Халльгрим в ответ посулился запереть жену, если она не образумится.
— Мачту мою сломало ветром, — сказал он ей. — Еще не хватало теперь остаться и без старухи!* * Игра слов: «старухой» называлась деталь крепления для мачты на киле корабля.
Как река, обтекающая остров, войско уходило из дому двумя рукавами…
Словене шли берегом, халейги готовили на кораблях паруса: их дорога — дорога лебедей и китов. Звали на корабль и конунга. Но Чурила отказался:
— Негоже. Голове с телом живой быть или погибать. Урмане трогались в путь на день раньше остального войска. Когда уже всходили на корабли, Халльгрим приметил на берегу высокую седую женщину с распущенными волосами. Она сидела на камне и молча смотрела на готовые отплыть драккары.
Виглафссон совсем не удивился бы, если бы вдруг подлетели два ворона и замерли у нее на костлявых плечах…
— Кто это, конунг? — невольно понизив голос, спросил он Чурилу. Чурила ответил:
— Мы зовем ее Помощницей Смерти. Она помогает жене, когда та хочет сопровождать умершего мужа.
Тут Хельги пробормотал что-то сквозь зубы, но что именно, никто не слыхал. Когда конунг попрощался и ушел, а братья и Торгейр направились каждый к своему кораблю, Халльгрим спросил его:
— Что ты сказал там на берегу?
— Я сказал, — ответил Хельги спокойно, — что, если конунг погибнет, а я останусь жив, старой ведьме придется зарезать сначала меня. А Ас-стейнн-ки уже потом.
Халльгрим взбежал по веслу и громко велел поднимать якоря. И, как всегда перед дальней дорогой, взял у старого Олава рулевое колесо. Как тогда, в Торсфиорде, он не позволил себе еще раз оглянуться на берег.
