– Я не ранена, Зверобой, – пробормотала Джудит, продолжая плакать. – Это страх, и ничего больше, уверяю вас. Кажется, никто не пострадал от этого несчастья.
– Это, однако, очень странно! – сказал недальновидный охотник. – Я думал до сих пор, что такую девушку, как вы, не может напугать взрыв какого-нибудь пистолета. Вот сестрица ваша, Хетти, – совсем другое дело! Вы же слишком рассудительны и умны, чтобы бояться всякого вздора. Приятно, Чингачгук, смотреть на молодую девушку, но за их чувства, я полагаю, никто не поручится.
Взволнованная Джудит не отвечала. Ее мучил невольный и внезапный страх, непонятный для нее самой не меньше, чем и для ее товарищей. Мало-помалу она успокоилась, отерла слезы и могла даже шутить над собственною слабостью.
– Вы не ранены, Зверобой, не правда ли? – сказала она наконец. – Ведь пистолет разорвало в вашей руке, и это просто счастье, что вы так дешево отделались.
– Такие вещи отнюдь не редкость для старого оружия. Когда я выстрелил в первый раз, ружье вдребезги разлетелось в моих руках, и однако, как видите, я остался невредим. Что делать? У старика Хаттера одним пистолетом меньше, но, вероятно, он не станет жаловаться на нас. Посмотрим теперь, что там еще у него в сундуке.
Джудит уже совершенно оправилась от испуга и снова заняла свое место. Осмотр вещей продолжался. Прежде всего попался на глаза завернутый в сукно один из тех инструментов, которые употреблялись в ту пору моряками для ориентирования. При взгляде на этот совершенно незнакомый предмет Чингачгук и Зверобой выразили свое изумление.
– Не думаю, чтобы эта вещь могла принадлежать землемерам, – сказал Бампо, повертывая загадочный инструмент в своих руках. – Землемеры, Джудит, – люди бесчеловечные и злые, они заходят в лес единственно лишь для того, чтобы проложить дорогу для грабежа и опустошений. Скажите без утайки, девушка, замечали ли вы в своем отце ненасытную жадность землемеров?
– Могу вам поручиться, Зверобой, что батюшка никогда не был и не будет землемером. Он даже не знаком с употреблением этого инструмента, хотя, как видно, хранит его давно. Вы думаете, что Томас Хаттер носил когда-нибудь это платье? Нет, разумеется, потому что оно не по его росту. Ну так и этот инструмент совсем не под стать его уму, лишенному больших сведений.
– Пожалуй, и так, я согласен с вами, Джудит. Старый безумец какими-нибудь неизвестными способами присвоил себе чужое добро. Говорят, он был когда-то моряком, и этот сундук, без сомнения… А это что такое?
Зверобой развязал маленький мешочек и начал вынимать оттуда одну за другой шахматные фигурки [101]. Искусно выточенные из слоновой кости, эти фигурки были больше обыкновенных. Каждая по форме соответствовала своему названию: на конях сидели всадники, туры помещались на спинах у слонов, и даже у пешек были человеческие головы и бюсты. Игра была неполная, некоторые фигурки поломались, но все они заботливо хранились в мешочке. Даже Джудит ахнула, увидев эти незнакомые ей предметы, а удивленный и восхищенный Чингачгук совсем позабыл свою индейскую выдержку.
Он поочередно брал в руки каждую фигурку и любовался ею, показывая девушке наиболее поразившие его подробности. Особенно пришлись ему по вкусу слоны. Не переставая повторять «у-у-ух-у-у-ух», он гладил их пальцем по хоботам, ушам и хвостам. Не оставил он без внимания и пешки, вооруженные луками. Эта сцена длилась несколько минут, Джудит и индеец не помнили себя от восторга. Зверобой сидел молчаливый, задумчивый и даже мрачный, хотя глаза его следили за каждым движением молодой девушки и делавара. Ни восклицания удовольствия, ни слова одобрения не вырвалось из его уст. Наконец товарищи обратили внимание на его молчание, и тогда он заговорил, впервые после того как нашли шахматы.
– Джудит, – спросил он серьезно и встревожено, – беседовал ли когда-нибудь с вами отец о религии?
Девушка густо покраснела. Однако Зверобой уже настолько заразил ее своей любовью к правде, что она, не колеблясь, отвечала ему совершенно искренне и просто:
– Мать говорила о ней часто, отец – никогда. Мать учила нас молитвами нашему долгу, но отец ни до, ни после ее смерти ни разу не говорил с нами об этом.
– Так я и думал, так я и думал. Он не признает бога – такого бога, которого подобает чтить человеку. А эти вещицы – идолы.
Джудит вздрогнула и на один миг, кажется, серьезно обиделась. Затем, немного подумав, она рассмеялась:
– И вы думаете, Зверобой, что эти костяные игрушки – боги моего отца? Я слыхала об идолах и знаю, что это такое.
– Это идолы! – убежденно повторил охотник. – Зачем бы ваш отец стал хранить их, если он им не поклоняется?
– Неужели он держал бы своих богов в мешке и запирал бы их в сундук? – возразила девушка. – Нет, нет, Зверобой, мой бедный отец повсюду таскает с собой своего бога, и этот бог – его собственная корысть. Фигурки действительно могут быть идолами, я сама так думаю, судя по тому, что я слышала и читала об идолопоклонстве. Но они попали сюда из какой-то далекой страны и достались Томасу Хаттеру, когда он был моряком!
– Я очень рад, право, я очень рад слышать это, Джудит, потому что вряд ли я мог бы заставить себя прийти на помощь белому язычнику. У старика кожа такого же цвета, что и у меня, и я готов помогать ему, но мне не хотелось бы иметь дело с человеком, который отрекся от своей веры… Это животное, как видно, очень нравится тебе, Змей, хотя оно всего-навсего идол…
– Это фигура слона, – прервала Джудит. – Я часто видела в крепостях рисунки различных животных, и у матушки моей была книга, в которой, между прочим, находилась живописная история слона. Но отец мой сжег все ее книги, потому что, как говорил он, матушка слишком любила читать.
– Хорошо для ирокеза! – вскричал Чингачгук, расставаясь не без сожаления с одной из башен, которую его приятель тут же положил в мешок. – Слоном можно купить целое племя.
– Ты это можешь сказать, Чингачгук, так как тебе хорошо известна природа краснокожих. Но человек, сбывающий фальшивые деньги, так же виноват, как и тот, который фальшивые деньги делает. Согласится ли честный индеец продавать барсуков вместо бобров?
– Но отчего же вы уверены, Зверобой, что эти костяные игрушки непременно должны быть идолами? Теперь я, кстати, припомнила, что у одного из наших офицеров были фигурки точно в таком же роде. Вот, смотрите, в этом завернутом пакете должны быть еще какие-нибудь вещи, которые относятся к вашим идолам.
Зверобой взял пакет из рук девушки и, развернув его, достал большую шахматную доску с квадратами из слоновой кости и черного дерева. Подробно обсудив все это, охотник, хотя и с некоторыми колебаниями, согласился наконец с мнением Джудит и признал, что мнимые идолы, быть может, не что иное, как изящно выточенные фигурки из какой-то неведомой игры.
У Джудит было достаточно такта, чтобы не злоупотреблять своей победой, и она больше ни единым словом не упомянула о забавной ошибке своего друга.
Догадка о назначении диковинных маленьких фигурок решила вопрос о выкупе. Зная слабости и вкусы индейцев, нельзя было сомневаться, что в первую очередь слоны возбудят их алчность. К счастью, налицо оказались все четыре туры, и потому решено было предложить сначала их в качестве выкупа. Остальные фигурки вместе с другими вещами, хранившимися в сундуке, поспешили убрать с глаз долой, с тем чтобы обратиться к ним лишь в случае крайности. Всё в сундуке привели в порядок, и если бы Хаттер снова вернулся в «замок», то он вряд ли догадался бы, что чья-то посторонняя рука прикасалась к его заветному сокровищу. Разорвавшийся пистолет мог разоблачить тайну, но его все-таки положили на место рядом с уцелевшим пистолетом, а шесть пакетов, лежавших на самом дне сундука, так и не развернули. Когда со всем этим было покончено, крышку опустили, повесили на место замки и заперли их на ключ. Потом ключ положили обратно в холщовый мешок. За разговорами и за укладкой вещей прошло больше часа. Зверобой первый заметил, как много времени потрачено понапрасну, и сказал товарищам, что надо скорее приступить к выполнению намеченного плана. Чингачгук остался в спальне Хаттера, куда поставили слонов. Делавару хотелось полюбоваться этими удивительными и неизвестными ему животными, кроме того, может быть, он инстинктивно чувствовал, что его присутствие не особенно желательно белым друзьям и что они предпочитают остаться наедине.
