Цветные ветра - Иванов Всеволод Вячеславович
– Чево я им?
– А краснова?то убил!… Наши парни и то хвастаются: придет., грит, наша власть – кончим Семена.
Семен сбросил одеяло с потевшего тела. Фекла, засыпая, сказала:
– Митрия пошли… А только зря… Настасья?то не пустит… старика…
Семен не спал ночь. Утром напоил скотину, пошел к попу Исидору.
Поп, закрывая широкими ладонями глаза лошади, смотрел, как работник подталкивает телегу.
– Объезжать учу… – тихо сказал он.
Лошадь, как от ветра палатка, испуганно дрожала животом. Семен подошел под благословенье.
– Батины иконы в церковь хочу отдать.
– Не приму! – сказал поп и вдруг, как падающее, подрубленное дерево, зашумел:
– Отой?ди!… Садись!…
Лошадь, лягаясь, понесла в ворота. Повисая на вожжах, кричал в телеге работник:
– Э?э?эй!… Отой?ди?и!…
Поп, отфыркиваясь широкими, как у лошади, ноздрями, пошел в дом.
– Не приму! – сказал он в сенях и в горнице добавил: – Очистить их надо!
– Иконы древние…
– Знаю. А ты знашь, что он над ними делал? Не знашь! Я и сам не знаю!… Может или нет быть, что он над ними изгалялся.
– Однако висели они… святые…
Поп сел на диван, впуская зеленые, кочковатые руки в волосы, сказал:
– Неси. Освящу!… Измаяли вы меня, молиться не могу. Неси.
Дмитрий пьяный лежал на сене. Увидев поднимающегося на сеновал Семена, сказал гнилым, как водянистое бревно, голосом:
– Я, Сеньша, братан, пьянай… Почем зря я… – И вытер рукавом грязные, как поганые грибки, слезы. – Робить не могу, Сеньша… Думал, братан, пять лет… Подряд!… Приду домой, пороблю… Не могу, Сеньша, я!…
– Обветрит…
Дмитрий вскочил и, размахивая руками, хрипло закричал:
– Я, брат, ничего не боюсь!… Да!… Ты, поди, думашь – боюсь…
– Ну, ступай к бате, – сказал Семен неуверенно.
– К какому?
– К Листрату… В восстанью… Скажи: пушшай идет. А то, бают мужики, в восстанью переселился Листрат Ефимыч. Тоды ведь нам кабала, парень.
– Я?… Я, брат, не боюсь! Я могу! Я, парень, пойду! А кабала тебе будет, а мне никогда… Я, паря, в милисыю перейду. Наймусь! Я стрелять умею… Налево, круго?ом, ма?арш!… Левой!…
XXVI
…Как туча, обняла небо душа. Как травы – обняла землю. Костры вы мои желтые, птицы перелетные? глаза; голос – ветер луговой, зеленый и пахучий.
У каждого сердца плакал и смеялся. Буреломами, песками, болотами пахнут хмельно они.
Бороздит рыба ил речной. Река бороздит усталую землю. Какие камни падают в тучу? Какие лиственницы на камнях?
Эх, горы вы мои, горы Тарбагатайские! Эх, брат мой, волк красношерстный!
Сердце ваше целовал.
XXVII
Ползет по крутосклону человек. За плечами желтый мешок, фуражка солдатская.
К чему бы? Тропа в заимку одна.
“Шпиён”, – подумал рыжебородый.
Встал на шипишник и, как зашебуршал листвой человек, вышел из куста – винтовку поднял, говорит:
– Обожди.
Расправил тот усы под опухшими серыми щеками, мешок за плечами подкинул, ответил:
– Ладно. Думал – не стречу, а у вас дозоры – честь честью. Вот лешаки!
– Ты куда?
– Я?то? Я, парень, к Листрату Ефимычу.
Шипишника ягода, как кровь, алая, тугая. Пахнет мокрым, гниющим листом. Камень – как мужик – смотрит упрямо и скупо.
Рыжебородый поправил пояс, спросил:
– А ты по каким делам?
– Дела семейные. Сын я ево, Митрий.
– Та?ак!… Отца, значит, навестить. Ето дело хорошее. Валяй, Митьша. Давай я те провожу.
Борода желтая, смеется. Камень от листвы золотой, а под тропой – падь, пропасть, и рвется там кверху голубым телом ручей.
– Ты чо с дозору уходишь?
– А ну их к лешаку с дозором! Поеду я лучше за сеном. Коров, поди, пригнали.
– Дисциплины нету.
– А я, скажу, тебя в плен взял. Могу я уйти, чудак, раз я с пленным? У вас как ноне сена?то?
– Сена ничего, дождя не было. Не сгноили. А ваши как?
– Атамановцы пожгли, а сено, парень, было – прямо хлеб. Хоть шти вари. Старики не упомнют.
– На Копае, бают, травы страсть.
– Там завсегда, там пчела?то с воробья.
На заимке промеж изб и амбаров – палатки, фургоны?ходки, накрытые кошмами. Скот бродит. Ребятишки из?за фургонов подкрадываются к лошадям дергать из хвоста волос на лески.
Бабы у колодцев ругаются.
– Цельно опчество! – сказал Дмитрий.
– У нас, парень, куды хошь. Кузька один што стоит.
Довел до дома. Снял шапку – лысина розовая, и глаза тоже розовые – довольные.
– Прошшай, Митьша!… Попу Сидору кланяйся. Хороший поп, и на пчелу ему везет.
Калистрат Ефимыч спросил из горницы:
– Здорово, Митьша. Ты чо явился?то?
– А к тебе, батя.
– Ну, ладно, самовар, коли, надо согреть. Настасьюшка!
Мягко и быстро, как за ягодами пригибаясь, ходила Настасья Максимовна. Юбка красная. Грудь, как курица?черныш, подстреленная.
– Как у вас хозяйство?то? – спросил Калистрат Ефимыч.
– Плохо.
– Чего так?
– Офицера поселили – жрет многа. Все птицу любит. То и дело полевать ходи. Торговать Семен хотел – люди в городе новые – не верют. Доходы у нас знашь каки!… Белянка отелилась, а молока дает мало – сглазили, што ли. Прямо руки опускаются, беда!…
– Подати опять, бают, в закон вошли.
– Моченьки нет. С четырнадцатого года, грит, плати – и никаких. А где таки деньги найдешь?
– Трудно.
– Я и говорю…
Томительно вздохнула Настасья Максимовна. Оглянулся на нее Калистрат Ефимыч и, поспешно вставая с лавки, спросил:
– Ты зачем пришел?
Дмитрий надел и снял фуражку, подернулись быстрые, как у зверя, глаза.
– За тобой…
– Ну?…
– Буде дом срамить. Аида к себе. Чо тут со шпаной?то вязаться? И Настасья пусть идет… коли што… – И, разевая широкий и серый, как шинель, рот, заговорил беспокойно: – Иди!… Смеются поселком?то – в разбойники, грит, и душегубы! У нас семья, слава богу!…
Тихо пахло в избе хлебами. Тяжело, свободно лежало на широких лавках оранжево?золотистое солнце.
Калистрат Ефимыч, стягивая, слипая слова, как смолой, сказал:
– Зря. Не пойду. Живите одни.
Дмитрий озлобленно мотнул головой, громко стуча сапогами, подошел к дверям тушить цигарку. Задевая порог, вошел рыжебородый Наумыч.
– Здорово живете. Пойдем, Митьша. Как ты есть, так я тебя и заарестую… Никаких.
– Куда?
– В штабу. Там тебя судить будут.
Дмитрий скинул фуражку и закричал:
– Не желаю я судиться! Не признаю я вашева правительства! Какой суд?
– А там тебе скажут. Айда! Ты не ори, у нас мужики веселые, может, простят.
XXVIII
На хомутах сидели мужики. Были у них тускло?зеленые, как кочки в сограх, лица. Остер, точно осока, неуловим взгляд.
Все те же шкуры на жердях. Пахло в амбаре конским потом.
Никитин спросил:
– Как имя?
– Дмитрий Смолин, – быстро, по?солдатски отвечал Дмитрий. – Поселка Талицы, Алейской волости. А только я тово…
– После. Товарищ Микеша, в чем обвиняете? Серб отделился от синевато?зеленого простенка.
Была на нем розовая узорная рубаха, за поясом торчала ручная бомба. Мужики заулыбались. Он, точно притворно делая злое лицо, заговорил:
– Убил!… Такой аршин, малэнкой! Убил! Дэнга сорро ррублей, починел воррота!… Такой сволочь – дран!… Я эст кончил.
Мужики захохотали.
– Оратель!…
– Кончил!…
Серб наклонился и, точно уминая что руками, сказал с усилием:
– Стрелять! Такой дран…
Угловатые челюсти Дмитрия опотели. Рука сорвалась, побежала по телу к козырьку. Побежали ноги около закрома.
– Товарищи!… Братцы!… Не я ведь, брат это, Семен!… Я ведь говорил: отдай деньги?то!… Тут, хоть вам, ну! Не хочет!… А я что же! Восподи!
Никитин, не глядя на него, сказал:
– Ваше слово, гражданин Смолин.
Дмитрий замолчал. Обшлага опотели, и он, поддернув рукава кверху, сел на закром. Ноги же продолжали бежать.
– Гражданин Смолин, ничего? Ваше слово…
Дмитрий бессильно шевельнул широкими, точно разваленными челюстями. Мужики отвернулись от него, как от дурного запаха.
Похожие книги на "Цветные ветра", Иванов Всеволод Вячеславович
Иванов Всеволод Вячеславович читать все книги автора по порядку
Иванов Всеволод Вячеславович - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.