Тайны Парижа. Том 1 - дю Террайль Понсон

Наконец оно причалило к берегу… Марта вздохнула свободно. Ночной туман скрыл весь берег, где воцарилась такая тьма, что бедная женщина не могла разглядеть, сколько человек находятся в лодке. Она увидела только спустившегося к ней Мартина; шум морских волн мешал ей слышать то, что происходило на берегу.

Скоро до ушей ее долетел шум шагов, и она, всмотревшись пристально, увидела человеческий силуэт на нижней ступеньке лестницы, ведущей к террасе. Марта вздрогнула; сердце ее забилось от какого-то предчувствия. Не привезла ли эта лодка какого-либо известия ей? Стражник Мартин стоял перед нею с кепи в руках. Бравому солдату его доброе сердце подсказало, что он несет молодой женщине одно из тех неожиданных известий, которые иногда заставляют умереть от счастья, и потому в продолжение пяти минут, во время которых он поднимался со скалы на террасу, он придумывал способ подготовить ее к этой неожиданности.

— Это вы, Мартин? — спросила его Марта дрожащим голосом.

— Да, баронесса.

— Вам что-нибудь нужно от меня?

— И да и нет, сударыня.

— Что это значит?

Таможенный стражник сел рядом с баронессой и с почтительной фамильярностью осмелился взять в свою огромную руку ручку Марты.

— Вы так добры, что весь свет должен любить вас. Марта ошиблась, услышав эти слова: она подумала, что Мартин хочет просить оказать ему какую-нибудь важную услугу, и вздохнула свободно.

— У меня есть отец и сестра, — сказала баронесса, не беря своей руки из рук стражника.

— Неужели только эти два существа и любят вас? — спросил он.

— Мой муж… — пробормотала она.

— А еще? Марта вздрогнула.

— Больше никто, — вздохнув, ответила она.

— Сударыня, — прошептал Мартин, все сильнее волнуясь, — я не более как бедняк, но вы были добры к моим детям, как наша святая покровительница Дева Мария, и я убью, как собаку, того, кто не окажет вам должного почтения, но зато я буду нем, как могила, если вам нужен преданный друг.

Марта пожала руку Мартина.

— Друг мой, — сказала она, — у вас благородное сердце, и если бы я нуждалась в поверенном, то, конечно, выбрала бы вас. Но, — прибавила она разбитым голосом, — у меня нет более тайн…

— Сударыня, — умолял стражник, — именем Неба молю вас, скажите мне правду! Любили ли вы когда-нибудь?

При этих словах Марта задрожала, подобно сухим листьям, гонимым осенним ветром.

— Ах, молчите, молчите! — прошептала она взволнованным голосом. — Молчите!

— Радость не убивает, сударыня.

У Марты закружилась голова.

— Радость… — сказала она, задрожав. — Для меня нет более радости.

— Может быть.

Госпожа де Рювиньи, вероятно, забыла, что имеет в качестве поверенного бедного стражника, или же слепо и безгранично верила ему; как бы то ни было, но только она прошептала:

— Он умер.

— Умер, говорите вы? — перебил ее Мартин, вдруг отчасти угадавший правду.

— В Африке… на войне, — сказала Марта чуть слышно.

— Сударыня, — пробормотал Мартин, — я был солдатом и, как видите, жив, не правда ли?

— Да, — сказала она с грустью, — ну, так что же?

— Ну, и меня приняли за мертвого на поле битвы и известили семью о моей смерти. Сестры и братья носили траур по мне, а сельский священник отслужил мессу за упокой моей души.

— О, Боже! — прошептала Марта. — Неужели вы хотите убить меня?

— Надейтесь, — сказал Мартин, — надейтесь, сударыня…

И затем он поспешно прибавил:

— Лодка, только что приехавшая сюда…

Марта задрожала и чуть не лишилась чувств. Кровь остановилась у нее в жилах, холодный пот выступил на лбу.

— В этой лодке, — продолжал Мартин, — приехали двое…

У Марты закружилась голова.

— Мужайтесь, сударыня, мужайтесь! — бормотал надсмотрщик, — не дрожите так… один из них офицер.

Баронесса чуть не вскрикнула.

— Он дал мне вот это письмо, — докончил солдат, поддерживая ослабевшую Марту, — читайте, сударыня…

Блуждающий взор баронессы упал на подпись на письме, и она снова вскрикнула, но на этот раз от радости… это был его почерк… он не умер.

Дрожащей рукою она распечатала письмо и поспешно прочитала:

«Марта, моя любовь, моя жизнь! Бог не захотел разлучить нас… оставленный умирающим под вражеским огнем, я ожил… плененный арабами, я бежал… Ваша любовь была моим талисманом…

Марта, нежно любимая мною, мне нужно видеть вас, это необходимо, не откажите мне!..

Ваш на всю жизнь Гектор».

XI

В сердце и уме баронессы происходило что-то странное, необъяснимое.

Радость не убила ее, а уничтожила для нее все недавнее прошлое. Настоящая минута была как бы продолжением того часа, когда она в последний раз видела Гектора Лемблена перед его отъездом в Африку. Все промежуточное время как бы исчезло. И брак, и барон, и новое имя, которое она носит теперь, все это она забыла при мысли о. нем. И эта женщина, недавно слабая и которую одно слово могло убить, стояла теперь молодая и сильная, и в глазах ее светилась радость.

— Где он, где он?

— Пойдемте! — сказал Мартин, снова взяв ее за руку. — Он внизу, у подножия утеса… Он ждет вас…

Влюбленные слились в объятии. Рыбаки стражник, отошедшие на почтительное расстояние, слышали, как они произносили бессвязные слова, слышали их вздохи и рыдания…

Вдруг наступила ужасная действительность.

— Замужем! — вскричал офицер, и страшная злость прозвучала в его голосе.

Марта опустила голову и вскрикнула.

— Замужем, замужем! — повторял он с горечью. Марта вспомнила, что она уже не мадемуазель де Шастенэ, а баронесса де Рювиньи.

— Ах, — проговорила она, — простите меня, Гектор, простите меня… Но я думала, что лишилась вас навеки.

И Марта с пламенной надеждой подняла глаза к небу.

Гектор Лемблен встал молча и спокойно, как человек, твердо решившийся на что-то.

Ночь была темная. Океан бурлил у подножия скал. Дикое величие местности, отдаленные раскаты грома, свирепый рев волн — все, казалось, хотело окружить мрачной и дикой поэзией последнее свидание двух некогда обрученных.

— Марта, — сказал офицер, — женщине в восемнадцать лет, прекрасной и достойной обожания, как бы ни разбила судьба ее жизнь, все же нельзя отказываться от жизни… Прощайте… забудьте меня…

— Могу ли я жить теперь! — вскричала она.

— Ну, а согласилась ли бы ты слить в одно нашу судьбу? — страстно спросил он.

Она вздрогнула и взглянула на него.

— Хочешь ли ты, — продолжал он, — обратить наше горе в вечную радость, нашу разбитую жизнь в вечное счастье, а наши прошлые страдания — в блаженство.

— Говорите, — пробормотала она.

Он протянул руку по направлению к океану. Слабый свет мелькал на поверхности воды.

— Видишь ли ты этот свет? Это — фонарь корабля, отходящего в Африку. Видишь ли ты эту лодку? Она привезла меня одного, но может увезти нас обоих на корабль. Хочешь ты бежать со мною?

— Бежать! — вскричала она с ужасом.

— Да! — продолжал он страстно. — Мы убежим на край света, и всевидящий Бог благословит нашу любовь.

Но Марте показалось, что чья-то тень встала перед нею. Это был образ старика, одетого в траурную одежду, опиравшегося на руку молодой девушки, плачущего и молящегося: печальная чета, скорбящая и оплакивающая позор честного имени.

— Отец мой! Сестра моя! — прошептала она.

Искуситель понял, что он никогда не восторжествует над такой охраной.

— В таком случае прощайте, прощайте навсегда. Отчаливай! — закричал он рыбаку, вскакивая в лодку. — Отчаливай!

Бедный стражник взял на руки баронессу де Рювиньи и отнес ее в замок.

Никто из обитателей замка не вышел еще из кухни, где какой-то красноречивый рассказчик сообщал страшную и увлекательную легенду, а потому никто и не подозревал о тяжелой сцене, разыгравшейся на утесе. Когда служанки баронессы Рювиньи вошли в ее комнату, чтобы раздеть ее, они застали ее уже в спальне, пришедшей в сознание и лежавшей в кровати. Марта была бледна, но успела овладеть собою. Воспоминание об отце и сестре восторжествовало над любовью, а ее служанкам и в голову не могло прийти, что они чуть не лишились навсегда своей госпожи.