Идя сквозь огонь (СИ) - Зарвин Владимир

От тех вещей, сгоревших в готландском пожаре, у датчанина остались лишь воспоминания. Но, как оказалось, не только у него…

— Что, вспомнил? — вопросил, прожигая его взглядом, фон Велль. — Думаю, та дама тоже все вспомнит, если тебя доставить в цепях ко двору Курфюрста. И тогда не жди легкой смерти: Владыка Бранденбурга весьма изобретателен по части казней!..

Впрочем, не обязательно увозить тебя из Стокгольма. За тройное убийство, совершенное тобой ныне, по городским законам полагается, самое меньшее, плаха.

Я не говорю о том, что станется с приютившей тебя вдовушкой, когда родственники погибших узнают, что та пригрела их убийцу. Они попросту сожгут ее дом!

Подумай также о детях. Что будет с ними, если тебя не станет?

Боюсь, смерть от голода — не самое страшное, что их ждет.

Они могут угодить в руки воров или, что еще хуже, негодяев, поставляющих уродцев ко дворам Владык. Твой младший сын как раз в том возрасте, когда из него можно сделать горбуна.

А старший… Карлик из него уже не выйдет, но можно придумать кое-что иное. Говорят, если человеку в нужном месте подрезать жилы, он начинает очень забавно двигаться, а с лица его не сходит улыбка, даже когда ему хочется плакать!

Харальд в бессильной ярости стиснул зубы. Ему хотелось броситься на это чудовище в образе человека и задушить его голыми руками. Но волчий взгляд тевтонца, следившего за каждым его движением, заставлял датчанина сдерживаться.

— Ну, так что ты решил? — долетел до него сквозь пелену ненависти режущий слух голос фон Велля. — Выберешь покаяние или будешь упорствовать во грехе?

— Что будет со мной, если я соглашусь служить Ордену? — с трудом выдавил из себя Харальд.

— Тебя и твоих детей ждет достойное будущее, — отчеканил тевтонец, — вам не придется опасаться за завтрашний день. Ты станешь получать денег втрое больше, чем тебе платит скряга-мясник.

Устроены будут и твои сыновья. Со временем я найду твоему первенцу лекаря, коий вернет ему речь. Если хочешь, можешь жить по-прежнему у тракирщицы, но со временем у тебя появится собственный дом.

Я не стану вмешиваться в твою семейную жизнь, но знай: ни подруге, ни сыновьям ты не должен рассказывать о наших делах. Если проболтаешься, я не завидую ни им, ни тебе!

Харальд одарил тевтонца злым взглядом исподлобья, но промолчал.

— У тебя был тяжелый день, — смягчился тевтонский дьявол, — не бойся, я сделаю все, чтобы подозрение в смерти подмастерий не пало на тебя. Как следует поешь, выпей вина! Это настоящее Бургундское. Уверен, таким вином твоя вдовушка тебя не угощала.

А придя домой, как хорошенько отоспись, восстанови силы. Уверен, вскоре они тебе понадобятся!

Глава 11

Нукеры под локти втащили Дмитрия в шатер и попытались поставить на колени перед своим властелином.

— Оставьте его! — приказал подручным, Валибей. — К чему унижать храброго воина? У него и так связаны руки!

— Садись, урус, будем с тобой толковать, — обратился он к Бутурлину. Боярин опустился на устланную циновкой землю и скрестил ноги по-татарски.

— Вижу, ты знаком с нашими обычаями, — усмехнулся Валибей. — Тем лучше. Проще будет говорить…

Он кивнул нукерам, те отошли ко входу в шатер, не спуская глаз с московита. Дмитрий огляделся по сторонам.

Обиталище вождя кочевников отличалось скромностью убранства. Бутурлин не увидел здесь дорогих ковров, серебряной посуды и развешенных на козлах доспехов. К удивлению боярина, в шатре не было и оружия.

Единственным клинком, присутствующим в помещении, был прямой меч, вставленный в особую подставку острием вверх. Сей меч изумил боярина в быту Валибея едва ли не больше всего.

Татары, все как один, носили кривые сабли-ордынки, и Дмитрий ни разу не встречал степняка с привешенным к поясу прямым мечом. Удивляло и то, что клинок был установлен в глубине шатра, перед возвышением, на котором восседал Валибей.

Закутанный по-прежнему в плащ из волчьх шкур, он взирал на Бутурлина с высоты походного трона, единственного здесь предмета мебели. Только теперь, рассмотрев вблизи татарского воителя, Дмитрий понял, насколько велико его сходство с Надирой.

Та же пронзительность взгляда, угольная чернота волос, прорезанная в бороде Валибея полосами седины. Различалась у них лишь форма носа. Крупный, с горбинкой нос отца был противоположностью маленькому, изящно вздернутому носику его дочери.

— Как твое имя? — вопросил, вперив в московита пристальный взгляд, Валибей.

— Стольник Великого Московского Князя боярин Бутурлин, — ответил Дмитрий.

— Значит, это ты без малого полгода преследуешь меня в степи? — усмехнулся татарский властитель. — Доселе я не встречал во врагах такого упорства. Даже утратив своих людей, ты продолжал идти по моему следу!

И ты почти достиг цели, боярин. Если бы мои воины не вырвали из твоих рук Надиру, у тебя была бы возможность ставить мне условия…

А мне, для спасения дочери, пришлось бы их принять! -

глаза Валибея на миг вспыхнули гневом, но тут же погасли — Хозяин Степи умел справляться с чувствами.

— Что ж, в храбрости тебе не откажешь, — продолжал он, — а вот в здравом смысле…

Надира мне сказывала, что ты хотел обменять ее на германца, привозящего нам оружие. Так ли это, или ты ей солгал?

— Я сказал правду, Хан Валибей. Поставляя тебе оружие, сей немец вредит моему отечеству. Если бы не он, татарские набеги на земли Московии давно бы прекратились. Посему я должен был уничтожить тевтонца!

— Ты полагаешь, без его стрел мы отказались бы от нашей борьбы? — усмехнулся уголками губ Валибей. — Боюсь, ты недооцениваешь Степь, боярин. Нас поддерживает весь исламский мир и, в первую очередь, Турецкая Блистательная Порта!

— Я уже слышал сие от Надиры, — поморщился Бутурлин, — только к чему, Хан, обманывать самих себя? Оказывай вам помощь турки, вы бы не стали прибегать к услугам иноверца-католика.

— Тевтонец предложил нам помощь, и я не нашел причин для отказа. В войне с неверными хороши все средства, и если один иноверец желает навредить другому, радетелям Истинной Веры сие должно быть на руку!

— Дивно, что вы, магометане, зовете нас неверными — покачал головой Дмитрий, — насколько мне известно, ваш Пророк именовал так лишь язычников, поклоняющихся ложным богам.

Христиан же, как и иудеев, он величал братьями, а их учения — исходящими от одного корня с исламом…

— Ты читал Коран? — по смуглому лицу Валибея пронеслась тень изумления. — Что ж, Пророк и вправду так говорил. Но это было до того, как христиане захватили Аль-Кудс и вырезали там всех мусульман. Те, кого мы почитали братьями, в нас братьев не признали!

Как мусульманам после всего, свершенного вами, относиться к христианству? Тем паче, что истинный Бог давно от вас отвернулся. Вы извратили его Веру, отказавшись от священной жертвы Сунната и объявив воплощенным богом Царя Пророков — Ису!

Но вам и этого оказалось мало! Личность Всевышнего вы делите на три части, уподобляясь многобожникам! И вы еще удивляетесь тому, что правоверные объявили вам джихад!

— На все твои обвинения, Хан, есть ответы, но я не знаю, захочешь ли ты их выслушать, — вздохнул Бутурлин, — тебе удобно пребывать в заблуждении о том, что есть наша вера. Едва ли ты захочешь отказаться от образа христианства, искаженного вашими толкователями…

— Что ж, просвети меня насчет вашей веры, — холодно усмехнулся Валибей, — любопытно будет послушать!

— Тогда вот мой ответ. Мы не делим Бога, как ты сказал, на три части. Мы признаем в нем три начала. Бог есть Разум Творящий, и человек — подобие его.

Для нас Бог-Отец — это живая мысль, Бог-Сын, Христос, — ее воплощение, Бог-Дух Святой — божественное озарение, предшествующее Мысли и связующее Отца с Сыном.

Как созидает новое на земле человек? Сначала к нему приходит озарение, из него рождается мысль, за мыслью же следует деяние.

Скажи, смог бы Господь наделить свое творение, человека, свойствами, не присущими ему самому?