Фортуна Флетчера (ЛП) - Дрейк Джон

Орудия были расположены в два ряда, один по левому борту, другой по правому, во всю длину орудийной палубы. Они были пронумерованы парами от носа к корме, и полный орудийный расчет из десяти человек отвечал за одну пару. Наш расчет, расчет Сэмми, обслуживал восьмую пару от носа, и обычно мы вели бой из одного или другого орудия. В случае, если бы нас атаковали с обеих сторон одновременно, каждое орудие обслуживалось бы половиной расчета. Лейтенант Сеймур командовал орудийной палубой, а лейтенант Хаслам был его заместителем. У него также было шесть мичманов, каждый из которых отвечал за три пары орудий. В оглушительном грохоте боя любые команды выкрикивались в упор в уши мичманам, которые затем вопили их в уши канонирам.

Нашим мичманом был назначен некий Катберт Персиваль-Клайв, высокий долговязый подросток, прибывший на борт вместе с капитаном. Это было неряшливое создание с сальным взглядом и полным безразличием к своим обязанностям. У него не было ни малейшей склонности к морской службе. Мы звали его «Паршивый Перси» или просто Перси.

Но капитан лелеял его, любил и одаривал улыбками, теплыми, как летнее солнце. И на то была самая веская из причин. Причина, которая начисто перевешивала все вопросы простого таланта, или умения, или рвения к службе. Дело в том, что отцом юного Перси был сэр Реджинальд Персиваль-Клайв, выскочка с огромным состоянием, нажитым на вест-индском сахаре. А еще лучше то, что жена сэра Реджинальда была младшей сестрой Билли Питта, премьер-министра, и лорда Чатема, Первого лорда Адмиралтейства.

Капитан Боллингтон перевернул небо и землю, чтобы заполучить Катберта на свой корабль, через посредничество своей жены, которая была закадычной подругой леди Персиваль-Клайв. И теперь в сутках не хватало часов, чтобы капитан мог в полной мере выразить свой восторг от того, что заполучил этого грязного ковыряльщика в носу, поскольку это означало бесконечные привилегии для корабля: выбор орудий, лучшие припасы и многое другое. Ибо ни один клерк, чиновник или даже адмирал на флоте не посмел бы дать меньше кораблю, на котором служил племянник премьер-министра.

В противоположность ему, наш артиллерийский лейтенант, мистер Сеймур, был первоклассным офицером, который обеспечивал техническую компетентность, необходимую капитану Боллингтону на орудийной палубе. Из всего, что я поневоле выучил на борту «Фиандры», глубже всего в меня въелась орудийная муштра мистера Сеймура. Он заставлял каждый расчет соревноваться со всеми остальными и с часами на скорость. И он заставлял каждого выполнять работу всех остальных в команде, чтобы мы могли заменять тех, кого скосит в бою. И прежде всего, мы упражнялись каждый день, изо дня в день, снова и снова. Я помню всех по именам в нашем орудийном расчете, в который входили моя артель и еще четверо: два морпеха, Чарли Мур и Питер Годольфин, и двое из других артелей, Овадия Бромптон и Дональд Макдуглас. Овадия занимал важный пост второго канонира.

Кроме того, для подноса картузов из порохового погреба у нас был сморщенный ребенок неопределенного возраста по имени Ниммо. Он был одним из примерно двадцати юнг, которые жили в сырых закоулках судна ниже ватерлинии. Все юнги «Фиандры» были уличными сорванцами, которых «спасло» Морское общество: их отлавливали, мыли, немного кормили, давали крохи образования и партиями отправляли служить на флот. Капитан Боллингтон одобрял эту схему и брал своих юнг только из этого источника.

Полагаю, даже флот был лучше, чем подыхать с голоду в сточной канаве, и всегда был шанс попасть на торговое судно, где можно было заработать больше денег и условия были лучше. Во всяком случае, Ниммо так думал.

— Я свалю с этой старой посудины при первой же возможности! — заявил Ниммо однажды.

— Да что ты? — сказал Сэмми, подмигивая остальным. — И куда же ты отправишься, парень?

— Я наймусь на «индиамен» и разбогатею на востоке!

— Ох, батюшки! — сказал Сэмми. — Я бы на твоем месте этого не делал.

— Почему нет? — спросил Ниммо.

— Ну, приятель, — сказал Сэмми, — я могу тебе это рассказать, потому что ты товарищ по кубрику и почти мужчина…

— Да? — спросил Ниммо, широко раскрыв глаза.

— Дело в том, приятель, что эти капитаны «индиаменов», ну… они используют своих юнг для противоестественных целей!

— Да ладно! — с подозрением сказал Ниммо.

— О да! — подтвердил Сэмми.

— Ух ты! — выдохнул мальчишка.

И это было меньшее из того, что Сэмми ему нарассказывал. Но Ниммо был частью расчета восьмого орудия и разделял со всеми нами титанические усилия мышц и сноровки, которые требовались для орудийной муштры.

Бум! Пушка стреляет и откатывается назад, как взбесившийся черный бык.

— Закрыть запал! — кричит Сэмми и выбирает слабину спускового шнура, пока откат орудия сдерживается толстым канатом брюк-таля. Он наматывает шнур на винград, а Овадия вбивает в запальное отверстие медный пыж в кожаной оболочке. Это предотвращает выброс тлеющих остатков картуза, когда банник пойдет по стволу. Искра, попавшая на рассыпанный порох, убьет нас всех.

— Банник! — кричит Сэмми, и Норрис с Дэниелом проворно заходят внутрь брюк-таля, пока Томас срывает банник с крюков над головой и смачивает овчинную щетку водой из нашего ведра. Дэниел хватает банник, и они с Норрисом вместе наваливаются на длинное древко, чтобы протолкнуть его в ствол. Они хорошенько проворачивают щетку в казенной части и вытаскивают его.

Дэниел сильно стучит древком по орудию, чтобы стряхнуть все, что вышло наружу, а Томас отбрасывает банник, чтобы швырнуть его обратно на крюки, и в готовности снимает прибойник.

— Зарядить картуз! — кричит Сэмми, и Питер сует картуз Норрису. Это плотно набитый фланелевый цилиндр с порохом, сшитый с одной стороны и туго стянутый сверху. Норрис проталкивает цилиндр в ствол так далеко, как может достать рука, затем они с Дэниелом изо всех сил налегают на прибойник, досылая пороховой заряд до конца ствола. Два резких удара плотно усаживают его в казенной части.

— Ядро в ствол! — кричит Сэмми, и Питер приносит ядро со стеллажей и бросает его Норрису вместе с пыжом из сетки над головой. Норрис кряхтит, со звоном закатывая восемнадцатифунтовый чугунный шар в ствол. Сверху идет пыж, затем Норрис и Дэниел досылают его до упора. Мгновенно прибойник летит от Дэниела к Томасу и на крюки наверху. Овадия выдергивает пыж из запального отверстия, и орудие заряжено.

— Выкатить! — кричит Сэмми и хватает брюк-таль, чтобы выбрать слабину, пока орудие движется. Гандшпужники поддевают задние колеса своими пятифутовыми, окованными железом рычагами, а я вместе с остальными налегаю на тали, чтобы выкатить дуло орудия в порт — жестокий тяжелый труд, от которого я задыхаюсь, а пот с меня льется рекой.

— Готово! — кричит Сэмми. — Проткнуть картуз! — и Овадия проталкивает длинный протравник в запальное отверстие, чтобы проверить, на месте ли картуз, и проколоть его.

— Готово! — говорит он.

— Заполнить запал! — командует Сэмми, и Овадия ставит замок на полувзвод и открывает полку. Он берет трубочку для запала из гусиного пера и вставляет ее в отверстие. Хватает с крюка пороховницу и засыпает порох в замок. При всей бешеной скорости муштры это нужно делать с предельной осторожностью; судьба не прощает ни единой ошибки с рассыпанным порохом. Он захлопывает крышку полки.

— Готово! — кричит он.

— Наводи! — командует Сэмми, и мы снова беремся за тали и гандшпуги, чтобы поворачивать орудие влево и вправо по его команде. Подъема нет, так как орудие уже выровнено, и Сэмми кричит: «К бою!», взводя курок и отскакивая на всю длину спускового шнура, а мы все отходим в сторону. Он опирается на правое колено, оставив левую ногу свободной от отката, и производит окончательную наводку по прицелу…

— Огонь! — говорит он и дергает шнур. Бум! Орудие снова ревет.

И все это, мои славные ребята, делалось чертовски быстрее, чем вы только что это читали. «Фиандра» не была скорострельным кораблем, как некоторые в Королевском флоте, ибо мистер Сеймур всегда делал упор на размеренный прицельный огонь, но при необходимости мы могли дать три бортовых залпа за пять минут.