Клад адмирала - Привалихин Валерий

На удостоверении наискосок сверху карандашом размашистым почерком было написано:

«Ст. адъютанту штаба капитану Истомину

Снять копию. Доставить в ред. газ. „Воен. обозрение“.

Подлинник передать нач?ку к. – разведки Ек?бургской группы войск.

21. VII.19 г.»

Подпись была неразборчивой. Скорее всего, резолюцию наложил какой?то высокопоставленный колчаковский генерал, возможно, начштаба или командующий Екатерингбургской группировкой. Еще ниже стояли слова: «Наглый, ничем не прикрытый цинизм! Полное расхождение между словом и делом!» И как раз эти, начертанные с особым нажимом после даты и подписи слова красноречивее всего свидетельствовали о том, что все подлинно, никакой подтасовки, и о том, какие чувства испытывали, читая обнаруженный у убитого или захваченного в плен товарища Евдокимова такой вот документ.

– Посмотреть бы, что есть в этом архиве, – сказал Зимин. – Можно с Медведкиным?то хоть встретиться?

– Он в тайге, на охоте, – ответил Сергей. – Да и был бы дома – бесполезно. Ни звуком больше, чем зять велел говорить, не услышишь.

– А Бражников?

– К тому запросто можно скатать. – Сергей кинул взгляд на улицу, где, несмотря на разгар позднего октябрьского дня, было мглисто?серо. – Хоть сейчас. Если машина на месте…

Нетесов вышел позвонить, вернулся, и едва?едва успели выпить еще по стопке, перекинуться несколькими фразами, у дома остановился милицейский «уазик».

Старый знакомый, сержант Коломников, сидел за рулем.

Сержант, видно, по телефону был предупрежден, куда ехать, потому что, ни о чем не спросив, с места в карьер покатил к северной окраине городка.

Гравийная узкая дорога, обочины которой были помечены высокими метелками увянувшей, усохшей пижмы и чернобыльника, тянулась вдоль железнодорожного полотна.

Мелкий?мелкий дождь, с утра было прекратившийся, опять посыпал, превратил серое дорожное полотно в черное. Такими же черными в скупом свете дня выглядели подступавшие к дороге, жавшиеся друг к другу островерхие высокие пихты. И лес, и трава, и небеса, и дорога были помечены одной?единственной краской.

Тем ярче, веселей, как праздник среди унылого этого однообразия, сверкнул обшитый снаружи тесом, окрашенный желтой краской деревянный домик с завалинкой под железной светло?красной крышей. Домик стоял среди вековых бальзамических тополей. Точно такими были окружены в городе железнодорожные склады – бывшая Градо?Пихтовская церковь, постройки при ней.

Сержант свернул с дороги, и сопровождавший их на протяжении всего пути дробный постук гальки об днище сменился мягким шорохом шин по свернувшимся ржавым тополиным листьям и пожухлой траве. Шуршание длилось недолго, сержант остановил машину.

– Вот. Пятнадцатый километр. Витебка, или поместье Бражникова, – сказал, выходя из «уазика», Нетесов.

– Витебка? – Зимин, оглядываясь, заметил в огороженном жердями загоне двух коров и телку, жующих сено. Одновременно невольно отыскивал взглядом колодец.

– Да. У нас так и на картах помечено. Разъезд здесь был когда?то. Верно, Женя?

– Верно, – подтвердил слова своего начальника сержант Коломников. – И село приличное было, церковь стояла. Теперь один домик Бражникова.

– А хозяев что?то нет…

Разметывая сапогами вороха влажноватых от дождя?сеянца листьев, Нетесов пошел к ухоженному, недавно отремонтированному домику. Нагнулся около собачьей будки, приподнял и бросил тонкую железную цепь, после чего толкнул незапертую дверь домика и исчез внутри.

Зимин тоже вошел следом, но чуть погодя, прежде еще поозирался, тщетно пытаясь обнаружить колодец.

– Зря ищешь, нет колодца, – точно угадав причину задержки, сказал Нетесов. – Давно уже скважина у него. А сам, наверно, шиповник собирает. – Нетесов кивнул на пол, где тонким слоем на брезенте вдоль стен были рассыпаны для просушки крупные красные продолговатые плоды. – Поехали.

– Не подождем?

– Да ну. В другой раз. Послезавтра.

– А что не завтра?

– Завтра в одно место ехать обязательно надо.

– Воскресенье завтра, – напомнил Зимин.

– Все равно надо.

– Далеко?

– В каньон Трех Лис. Километров шестьдесят.

– Каньон Трех Лис, – повторил Зимин. – Звучит.

– Еще как, – согласился Сергей. – Прииск тайный.

– И что там?

– Потом расскажу.

– Возьми с собой, – попросил Зимин, – никогда не был на прииске.

– Исключено, – категоричным тоном сказал Нетесов, выходя из дома. Смягчая отказ, добавил: – Там всякое возможно. И я тебя не имею права подставлять. И пистолет дать не могу…

– А село Витебка далеко от бражниковской избы стояло? – спросил на обратном пути Зимин.

– Что значит – далеко? – не понял вопроса Нетесов. – В самом селе и была изба.

– Школа начальная рядом, – сказал Коломников.

– Точно. Дед Мусатов здесь в церковноприходской школе учился, – вспомнил Нетесов.

Настроение у Зимина после этих слов вмиг испортилось. Конечно, он приехал в Пихтовое повторно не потому, что незнакомый пока ему Бражников высказал предположение, что золотой клад нужно искать рядом с домом его деда, но все?таки имел тайный расчет и на это. Теперь же подумал, что прав кругом оказался Сергей. И в том, что остерегал его от кладоискательства, и в том, что бражниковская версия – лишь очередная, одна тысяча девятьсот девятнадцатая. Не было никакого смысла Тютрюмову приезжать к лесообъездчику Бражникову, сгонять его с места якобы для того только, чтобы остаться одному на его усадьбе, если тогда, в гражданскую, кругом были соседи.

Стараясь отогнать неприятные мысли, спросил:

– Мусатов?то жив?здоров?

– В порядке вроде, – сказал Сергей.

– Заедем к нему на минуту?

– Пожалуйста…

Отпустив машину у подъезда знакомого панельного дома, опять оказались в квартирке пихтовского почетного гражданина. Бросив взгляд на ветерана, на убогое убранство комнатки, на включенный, как в прежние приходы, телевизор, Зимин проникся невольной жалостью к старику. Время и жизнь двигались за окном, за дверью, вне этих стен, а здесь и то и другое остановилось, здесь выражение: «Если ты доживешь до ста лет, кто из ровесников тебе позавидует» – приобретало звучание далеко не шутливое и даже не ироничное.

Старик был рад приходу любого человека, с кем можно бы перекинуться словом, а тут обоих пришельцев знал. На удивление – лучше, чем Нетесова, помнил Зимина.

– Ты вроде куда?то уезжал? – спросил его Мусатов, усадив обоих гостей рядом с собой на диване.

– Вернулся, Егор Калистратович.

– Ну?ну, и ладно. Опять, поди?ка, спросить что надумал?

– Верно, Егор Калистратович. Про Раймонда Британса. Помните?

– А то как же… Злющий был. Нервный. Чуть что – за маузер.

– Они с Тютрюмовым друзьями были?

– Кто знает. Я их вместе почти и не видел.

– Егор Калистратович, а ведь и про царя Тютрюмов рассказывал. Как вез его из Тобольска в Екатеринбург? – задал новый вопрос Зимин.

И опять старый чоновец, как некогда после вопроса о кедровой шкатулке, посмотрел на Зимина завороженно?изумленным взглядом. Ни больше ни меньше – как на ясновидящего.

Старик придвинулся вплотную к Зимину, усохшей, но все еще крепкой рукой ухватился за его руку, заговорил:

– Нельзя было, молчать велели о Тютрюмове. Как будто его и не было вовсе. А он, точно, я сам раз от него слышал, и в отряде меж собой все кругом говорили, самого царя и вез, и расстреливал. Лично. – Голос старика понижался от слова к слову, сошел до шепота. И Зимин, не имея возможности отодвинуться, глядя в голубые, с красными прожилками на белках глаза пихтовского почетного гражданина, вдруг понял, что он хоть и кичился всю жизнь своим революционным прошлым, в глубине души почитал царя, а цареубийство считал тяжким грехом. При том что одновременно считал дело своей жизни правым…

Нет, лично Тютрюмов не участвовал в убийстве царя. Уж этот?то факт – кто был, кто не был при расстреле царской семьи в Ипатьевском доме в Екатеринбурге – давно и до мельчайших тонкостей изучен. Но верно, и старик подтверждал предположение Зимина: Тютрюмов находился в команде Мячина?Яковлева, сопровождавшей царскую семью из Сибири на Урал. И отныне, после подтверждения престарелым пихтовским чоновцем факта участия Тютрюмова в транспортировке царской семьи из Тобольска в Екатеринбург, в биографии Тютрюмова?Хрулева для Зимина почти не оставалось никаких белых пятен – от рождения и вплоть до осени сорок первого года. Одновременно понятно стало, почему при столь богатой биографии, огромных дореволюционных заслугах перед большевистской партией в двадцатом году Тютрюмов занимал всего?навсего должность командира уездной части особого назначения в Западной Сибири. Конечно же не из?за связи с царской охранкой – это оставалось тайной в двадцатом году, это потом раскопал полковник Малышев. Причиной было, очевидно, то, что кремлевский фаворит Мячин?Яковлев буквально через два?три месяца после убийства императорской семьи переметнулся в стан белых, выступил в печати с воззванием бороться против большевизма. А Тютрюмов наверняка после Октября семнадцатого года, заполняя анкеты, представляя биографические данные в различные органы, всячески подчеркивал, выпячивал личные стародавние дружеские отношения с будущим отступником… Удивительно, как за одно это Тютрюмова задолго до преступления на становище Сопочная Карга не расстреляли, доверили чоновский отряд.