Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
Байдара приблизилась к «Рыбьему зубу», и мореходцы увидели, что один из туземцев — старик-чукча, а двое других — молодые люди неизвестной русским национальности. Это были шелаги, обитавшие у носа Эрри.
Дежнев всматривался в лица шелагов. Они не были столь плоски, как лица чукчей. У шелагов — крупные носы, большие глаза, резко очерченные губы, черные прямые волосы, спускавшиеся до плеч. Лица и руки шелагов татуированы.
Молодые шелаги ловко гребли однолопастными веслами, опуская их то с одной, то с другой стороны байдары.
Паруса на кочах захлопали. Кочи замедлили ход. Зырянин бросил незнакомцам конец, и двое, старый чукча и молодой шелаг, поднялись на коч. Второй шелаг остался в байдаре, удерживая ее от ударов о корабль.
Одежда на старике-чукче и шелагах, от кухлянки до унт, была из оленьих шкур, но сшита она различно. Кухлянка шелага короче, рукава ее шире, узор меховой разноцветной мозаики тоньше и сложнее.
Шаманский пояс старого чукчи с висевшими на нем медвежьими позвонками и мелкими фигурками, вырезанными из моржовой кости, раскрывал занятие его владельца. Лицо старика было в глубоких морщинах, а глаза хитро смотрели сквозь узкие щелки припухших век. Словом, перед Дежневым стоял знакомый нам шаман Атсыргын. Молодой шелаг и Атсыргын оглядели мореходцев и, определив, кто был старшим, поклонились Дежневу. Они развязали поднятый из байдары кожаный мешок, вынули из него четыре больших моржовых клыка и положили перед Дежневым.
Шелаг молчал, глядя на русских широко открытыми глазами, а Атсыргын заговорил на том смешанном чукотско-якутском наречии, на котором русские колымчане объяснялись с окрестными чукчами.
— Тебе подарок, — произнес он, снова кланяясь Дежневу.
Дежнев поблагодарил и приказал выдать гостям по нитке бус.
— Ай да рыбий зуб! — воскликнул сменившийся с поста Сидорка, поднимая моржовый клык.
Мореходцы столпились вокруг гостей, рассматривали клыки и взвешивали их на руках.
Прочие кочи приблизились к «Рыбьему зубу», спустили паруса и держались неподалеку на веслах.
Тем временем Михайла Захаров расспрашивал гостей, где они бьют моржей.
— Морж далеко, — разводя руками и закрывая глаза, отвечал шаман, — там, в море, — добавил он, неопределенно махнув рукой в сторону моря. — Хочешь взять рыбий зуб? Далеко ходить не надо. Охотиться не надо. На корге под камнем Эрри — заморный рыбий зуб [70]. Иди, бери.
Дежнев недоверчиво приглядывался к шаману.
— А не брешет ли окаянный? — сплюнув, проворчал Фомка.
— Эй! На «Рыбьем зубе»! — послышался голос Попова. — Что там?
— Коргу, мол, покажут! — прокричал в ответ Степан Сидоров. — Коргу! Рыбий зуб заморный!
— Пусть кажут, коли не врут! По-смот-рим! — донеслось с «Медведя».
Тем временем подгоняемые ветром кочи, хоть паруса их были спущены, все же быстро приближались к носу Эрри. Черная громада носа как-то вдруг подвинулась к кочам.
Мореходцы оказались у западной стороны носа перед отвесной скалой, высотою саженей четырехсот [71]. На сером, а местами красноватом фоне скалы, у ее основания, резко выделялся ряд громадных черных полос, как бы столбов, подпиравших гору. Высота столбов была саженей за сорок. Они стояли наклонно, словно покосились, не выдержав тяжести горы.
Дежнев всматривался в подножие носа. Там, за белой пеной прибоя, виднелась узкая полоска берега, заваленного камнями. На море он заметил, что местами белые гребни обгоняли волны, опрокидывались, как бы закипали и растворялись. Кипучая пена белела в море саженей за двадцать — за тридцать от берега. То были признаки мелей, грозной опасности для мореходцев. Тут и там качались стамухи — большие льдины, сидевшие на мели. Некоторые из них возвышались над водой на две-три сажени.
— Эй, на кочах! — крикнул Дежнев. — Принять мористее!
Кочи отошли и развернулись, стараясь держаться против ветра на веслах в полуверсте от носа. Теперь дежневцы увидели и северную сторону носа, оказавшуюся еще величественнее и неприступнее. Черные отвесные скалы ниспадали в море. Никакой, даже узкой, полоски берега не было заметно у их подножия. Волны с ревом бились о скалы и прыгали вверх, облизывая черный камень.
Бессон Астафьев, словно зачарованный, глядел на картину грозного прибоя и, встряхивая кудрями, повторял:
— Ну и красота! Ишь ты, куда хлещет! Поди, сажень на пять будет! Ишь ты!
Его слова относились к фонтанам, взлетавшим из узких промоин скалы при каждом ударе волн. Там и здесь попеременно вздымались эти фонтаны, придававшие картине вид сказочный, волшебно-прекрасный и живой. На выступах, карнизах и террасах носа — всюду птицы сидели в гнездах или, взлетая, кружились в воздухе. Кого здесь только не было! И бакланы, и чайки, и гагары, и морянки, и много, много всякой иной водоплавающей птицы.
Посоветовавшись с Поповым, Дежнев решил, что для проверки слов шамана к берегу пойдут два карбаса. С одним карбасом выйдет Попов, другой вышлет Дежнев с «Рыбьего зуба».
Карбасы быстро спустили. Попов взял с собой двоих покручеников — Ивана Осипова и Тимофея Месина. Дежнев отправил Михайлу Захарова за старшого, а с ним — Сидорку Емельянова и Степана Сидорова.
— Возьми пищаль, — напутствовал Дежнев Захарова. — Гляди в оба. Не по душе мне старая лисица — шаман. Смотри, не завел бы он вас на сувои [72] или на какую засаду. Держи пищаль под рукой. Коли будет измена, бей шамана первого.
Михайла, с обычно сосредоточенным и спокойным лицом, осмотрел пищаль и не торопясь спустился в карбас. Всегда казалось, что Михайла не торопится, но все у него получалось быстрее, чем у других.
Байдара шамана, быстро опередив тяжелые русские карбасы, пошла к западному подножию мыса Эрри.
«Рысь» качалась поодаль. Анкудиновцы, удерживая коч против ветра взмахами весел, наблюдали за происходившим.
Атсыргын указал Попову проход между мелями и направил в него байдару. Попов, а затем и Захаров последовали за ней. Скоро шелаги ловко пристали к берегу. Шаман вышел из байдары. Русские карбасы также врезались в мелкую гальку, и все прибывшие в них мореходцы вышли на берег.
Шаман спокойно стоял в десяти шагах от границы прибоя, ожидая русских.
— Э! Да здесь и в самом деле рыбий зуб! — закричал Сидорка.
Сделав несколько шагов, он поднял с песка моржовый череп с большими желтыми клыками.
— Вот так башка! — весело отозвался Степан Сидоров. — Не соврал, видно, чукча.
— А я, признаться, думал: врет старый филин, — изумленно произнес Попов.
— Еще рыбий зуб! — крикнул Иван Осипов из-за большого камня.
— Вон еще! Гляньте-ко!
— Иди дальше, много найдешь. В своих байдарах не увезешь, — проговорил шаман, указывая вдоль берега в южном направлении.
Все русские разбрелись по берегу и, пробираясь между осколками скал, искали моржовые черепа. Шаман стоял неподвижно и с едва заметной усмешкой наблюдал за ними. Но вот медленно, как бы раздумывая, он подошел к своей байдаре и вдруг, одним движением оттолкнув ее от берега, вскочил в нее.
Шелаги взмахнули веслами. Байдара развернулась волчком и понеслась от берега в проход между мелями. Она уже далеко прыгала по волнам, когда ее заметил Михайла Захаров.
— Измена! — крикнул он, поднимая пищаль.
Выстрел грянул. Но где там! Байдара была далеко и так прыгала на волнах, что попасть в нее было невозможно.
— Сбежали, черти! — досадливо проговорил Попов и призадумался. — Не без причины они сбежали… Что-то тут неладно. Эй! Все сюда!
Высоко над головами искателей рыбьего зуба раздался грохот. Люди глянули вверх. Там, в вышине, заклубилась пыль и поднялись птицы. Грохот нарастал. Стало видно, как от скалы отлетали камни, подскакивая при ударах о выступы и террасы.
— Обвал! — воскликнул Захаров.
— К стене! — не своим голосом крикнул Попов.
