И действительно, монах скоро опустил свои глаза.
— Значит наш договор ни к чему не приведет? — еле слышно произнес он, сохраняя недовольный вид.
— Я не знаю никакого договора, — сказал Видам. — И у меня нет времени на мелочные разговоры. Объясняйте это как хотите. Называйте это моей прихотью, капризом, фантазией… Помните только одно — мадам де Паван остается здесь. А мы уходим. И, — прибавил он под влиянием какой-то, видимо новой, мысли, — хотя я не желаю употреблять насилие, но лучше, чтобы и мадам д'О сопутствовала нам.
— Вы говорите слишком повелительно, — насмешливо отметил монах, уже забывший свой тон по отношению к Мирнуа.
— Это верно. Меня ждут сорок всадников через улицу. В настоящую минуту я повелеваю легионами, коадъютор.
— Это правда, — сказала мадам д'О, и голос ее стал настолько мягок, что я невольно вздрогнул: ведь она молчала почти все время после появления Безера.
— Это правда, мсье Безер, — повторила она, откидывая назад капюшон, и мы увидели окаймленное золотистыми локонами прекрасное лицо невероятной бледности, на котором от волнения пылали лишь щеки. — Сила на вашей стороне. Но вы не употребите ее, я думаю, против старого друга. Вы не повредите нам, когда… Но выслушайте же меня!
Но он не стал слушать. Это животное прервало ее просьбу в самой середине.
— Нет, мадам! — закричал он, не обращая никакого внимания на это чудное лицо и умоляющие взгляды, которые могли бы тронуть и каменное сердце. — Вот на это я не согласен! Я не стану даже слушать. Мы знаем друг друга: разве этого не довольно?
Она пристально посмотрела на него. Он ответил на ее взгляд, но уже без улыбки, а даже с тенью подозрения во взгляде. После долгой паузы она отвернулась.
— Хорошо, — тихо произнесла она, глубоко вздыхая. — В таком случае идем.
Затем (что было удивительнее всего), не обращая никакого внимания на сестру, которая в рыданиях опустилась на стул, не сказав ей ни единого слова, даже не взглянув на нее, она повернулась к двери и пошла впереди других, лишь слегка пожав при этом плечами.
Прислушиваясь к удаляющимся шагам, несчастная мадам вскочила со своего места. Она поняла, что ее покидают.
— Диана! Диана! — закричала она словно безумная, и я едва смог удержать Круазета, — такие душераздирающие ноты слышались в ее голосе. — Я пойду с тобой! Не оставляйте меня в этом ужасном месте! Слышишь ли меня? Возвратись ко мне, Диана!
Кровь закипела у меня в жилах, но Диана даже не обернулась. Безер, остававшийся также равнодушным, стоял, преграждая бедной женщине путь к двери, и делал знаки рукою Мирнуа и монаху, чтобы они покинули комнату.
— Мадам, — сказал он, и в его суровом голосе не было ни ноты сострадания, а напротив, сказывалось нетерпение, как при обращении с капризным ребенком. — Вы здесь в полной безопасности. Этого довольно. Плачьте сколько хотите, — добавил он с циничной жестокостью, — у вас тогда останется меньше слез на завтрашний день.
Его последние слова странно поразили ее. Рыдания смолкли, и она со страхом взглянула на него. Может быть он и хотел напугать ее, ибо, пока она безмолвно стояла с прижатыми к груди руками, он поспешно вышел и закрыл за собой дверь. Снаружи до меня донесся шепот, а затем звуки удаляющихся по лестнице шагов. Они ушли, так и не раскрыв нас!
Дама совершенно позабыла о нашем присутствии и возможности нашего содействия ее побегу. Оставшись одна, она с испуганным видом несколько раз оглянулась на дверь, потом бросилась к окну и застыла подле него в безмолвном ужасе на некоторое время.
Она не заметила, что Безер позабыл закрыть дверь на ключ!
Я видел это, но решил выждать: кто-нибудь мог возвратиться для этого, если Видам опомнится еще не выйдя из дома. Впрочем, дверь была не из крепких, так что в случае надобности мы втроем могли выломать ее, не опасаясь такого противника как Мирнуа. А пока я толчками давал знать товарищам, чтобы они не шевелились, и сам сдерживал дыхание, стараясь уловить малейший шорох снаружи. Все мое внимание было сосредоточено на двери. В комнате царил полумрак. Мирнуа унес с собою одну из свечей, а оставшаяся сильно нагорела. Я не смог расслышать поворота ручки, но следя за ней с напряженным вниманием, я заметил, что дверь наша, безо всякого шума, потихоньку стала отворяться. Наконец я увидел, как в нее проскользнула словно тень какая-то фигура. На мгновение я страшно испугался, но потом узнал… мадам д'О! Смелая женщина! Ей удалось скрыться от Видама и поспешить на помощь своей сестре. Ура!
Мы еще поспорим с Видамом! Дело принимало лучший оборот.
Но нечто особенное в ее манере вновь невольно напугало меня. Мадам д'О двигалась подобно привидению, крадучись по комнате так, что шагов ее не было слышно, и меня охватило необъяснимое желание произвести какой-нибудь шум, поднять тревогу. Посреди комнаты она остановилась и стала прислушиваться, оглядываясь по сторонам. Сестры она видеть не могла: фигура той сливалась с занавесью у окошка, — и, должно быть, была в недоумении, куда она могла скрыться. Нервы мои не выдержали, и я шевельнулся, да так, что кровать издала пронзительный скрип.
В тот же момент она повернулась в нашу сторону; лицо ее было скрыто капюшоном, и она подняла одну руку к глазам, стараясь различить темную массу на кровати, принятую ею за сестру.
Я уже раздумывал как, не пугая ее, дать знать ей о нашем присутствии, когда Круазет неожиданно нарушил все мои планы. С ужасным криком и грохотом он, перескочив через меня, спрыгнул на пол. Вслед за тем раздался страшный вопль, полный животного страха, который и поныне звучит в моих ушах. Мадам д'О отшатнулась назад, дико взмахнув руками, и я услышал звук падения какого-то металлического предмета на пол. В тот же момент послышался третий крик — со стороны окна, и мадам де Паван подбежала к ней, подхватывая ее на руки.
Какою странною казалась теперь эта комната, еще недавно полная гробового молчания, и наполнившаяся теперь отголосками воплей и причитаниями! Я проклинал в душе Круазета за его глупый поступок и страшно сердился на него, но было не до выговоров. Я поспешил к двери, приоткрыл ее немного и прислушался. Но все было тихо в доме. Вынув ключ из замка и положив его в карман, я вернулся назад. Мари и Круазет стояли в стороне от мадам де Паван, которая склонившись над сестрой терла ей виски, пытаясь объяснить наше присутствие.
