Король зимы - Корнуэлл Бернард

Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104

Саксы бежали, оставив восемь мертвецов и столько же раненых. Я убил не меньше четырех — подвиг, не оставшийся незамеченным. В этот день я наслаждался уважением моих спутников, но позднее, став старше и мудрее, понял, что лишь глупость молодости могла толкнуть меня на столь рискованный подвиг, ибо туда, куда молодой понесется сломя голову, мудрый отправится ровным шагом. Мы потеряли троих, и одним из них был Ликат, спасший мне жизнь на торфянике. Я выдернул копье из тела первого поверженного мною сакса, прихватил еще два серебряных торквеса у тех, которых убил в реке, а затем спокойно смотрел, как раненые враги один за другим отправляются в Потусторонний мир, где они должны были стать рабами наших умерших бойцов. За деревьями мы обнаружили шестерых пленных бритток — женщин, сопровождавших наших ополченцев на войну и захваченных в плен саксами. Одна из этих женщин обнаружила в прибрежном куманике единственного уцелевшего вражеского воина. Увидев его, она закричала и хотела ударить ножом, но он проворно отполз в реку, где я и схватил его. Это был безбородый юнец, примерно моих лет, он весь дрожал от страха.

— Как тебя зовут? — спросил я, приставив ему к горлу окровавленный наконечник своего копья.

Он так и сидел в воде, не смея шевельнуться.

— Вленка, — ответил сакс, а затем рассказал мне, что попал в Британию всего лишь несколько недель назад, но вразумительно объяснить, откуда он явился, парень не смог, а лишь твердил, что пришел из дома. Его язык чуть отличался от моего, но разница была настолько невелика, что я все понимал. Король его народа, сказал этот сакс, был великим военачальником и звался Кердик. Он сумел взять земли на южном берегу Британии. Кердик, толковал парень, собирался основать новую колонию, а для этого ему нужно было побить Эска, короля саксов, который теперь правил землями Кентиша. И тут я впервые понял, что саксы воюют между собой, прямо как и мы, бритты. Кажется, тот самый Кердик выиграл войну против Эска и теперь сунулся в Думнонию.

Женщина, обнаружившая Вленку, сидела поблизости на корточках и смотрела на него с ненавистью и угрожающе шипела, но остальные женщины заявили, что Вленка не участвовал в изнасиловании пленниц. Гриффид, обрадовавшись, что привезет домой хоть какую-нибудь добычу, даровал Вленке жизнь. Его раздели догола и под охраной женщин отправили на запад в рабство.

Это была последняя наша вылазка в том году, и, хотя мы объявили ее большой победой, она выглядела жалкой по сравнению с подвигами Артура. Он не только изгнал саксов Эллы с севера Гвента, но и сокрушил армию Повиса, а вдобавок ухитрился отрубить закрытую щитом руку короля Горфиддида. Вражеский король спасся, но все равно это была великая победа, и весь Гвент, и вся Думнония гудели от восторженных похвал Артуру. Овейну эти славословия радости не доставляли.

А Линет совсем обезумела. Я принес столько золота и серебра, что она смогла носить зимой бобровую шкуру и взять себе рабыню, девочку из Кернова, которую выкупила из дома Овейна. Девочка работала от рассвета до заката, а по ночам плакала в углу хижины, которую мы теперь называли своим домом. Если бедняжка плакала слишком громко, Линет колотила ее, а когда я пытался заступиться, била и меня. Все мужчины Овейна перебрались из тесных воинских домов Кар Кадарна в уютное поселение в Линдинисе, где за невысоким земляным валом, возведенным еще римлянами, притулилась крытая соломой и выбеленная известкой наша с Линет хижина. Кар Кадарн был в шести милях отсюда, и туда все устремлялись лишь в тех случаях, когда враг подходил слишком близко или в дни больших королевских праздников. Такой повод был у нас зимой, когда Мордреду стукнул год. Тот день совпал и с нежданной бедой, свалившейся на Думнонию. Впрочем, вряд ли это было случайное совпадение — над Мордредом просто тяготело дурное предзнаменование, и его шумное коронование самой судьбой было омрачено трагедией.

Церемония состоялась сразу после праздника Зимнего солнцестояния. Мордреда должны были провозгласить королем, и на это торжество в Кар Кадарне собрались все великие мужи Думнонии. Нимуэ прибыла на день раньше и зашла к нам в хижину, которую Линет по-праздничному украсила остролистом и плющом. Нимуэ перешагнула через порог, разрисованный узорами, охранявшими хижину от пришествия злых духов, затем села у нашего очага и откинула капюшон плаща.

Я улыбнулся, увидев ее золотой глаз.

— Мне он нравится, — сказал я.

— Он пустой, — проговорила она и смущенно постучала по глазу ногтем.

Линет заорала на рабыню, у которой сгорела похлебка из проросших зерен ячменя, и Нимуэ вздрогнула от этого проявления необузданного гнева.

— Ты несчастлив, — сказала она мне.

— Я счастлив, — уперся я, потому что юность не любит признаваться в ошибках.

Нимуэ оглядела неприбранную и почерневшую от дыма хижину и будто сразу все поняла о жизни обитателей.

— Линет не для тебя, — спокойно сказала она, поднимая с выстланного соломой пола половинку яичной скорлупы и с хрустом ее раздавливая, чтобы злой дух не смог укрыться в ней. — Твоя голова, Дерфель, устремляется в облака, а Линет привязана к земле. Она хочет быть богатой, а ты стремишься стать уважаемым. Это несоединимо.

Она пожала плечами, как бы давая понять, что сказанное ею не так уж и важно, и тут же принялась выкладывать новости из Инис Видрина. Мерлин не вернулся, и никто не знал, где он, зато Артур прислал на восстановление Тора деньги, взятые у поверженного короля Горфиддида, а Гвилиддин надзирает за постройкой нового, более величественного замка. Пеллинор жив, как Друидан и Гудован-писец. Норвенна, продолжала Нимуэ, похоронена под алтарем монастырского храма Священного Терновника, где ее теперь чтят как святую.

— Что такое святой? — спросил я.

— Мертвый христианин, — быстро ответила она. — Их всех надо сделать святыми.

— А ты? — продолжал спрашивать я.

— Я жива, — тихо проговорила она.

— Ты счастлива?

— Ты всегда задаешь глупые вопросы, Дерфель. Если бы я хотела быть счастливой, то была бы тут с тобой, выпекала хлеб и следила, чтобы постель твоя была чистой.

— Что делает тебя несчастной?

Она плюнула в огонь, чтобы оградиться от моей глупости.

— Гундлеус жив, — жестко сказала она.

— Пленный и в Кориниуме, — заметил я, будто она и сама не знала, где ее враг.

— Я закляла его имя на камне, — сказала она и сверкнула на меня золотым глазом. — Он обрюхатил меня тогда, но я убила скверный плод при помощи спорыньи. Спорынья — это черный болезненный нарост на ржи, и женщины его используют, когда хотят вытравить из себя нежеланного ребенка. Мерлину спорынья помогала войти в сонное состояние, чтобы вести разговор с богами. Я как-то попробовала этого варева и болела несколько дней.

Линет настояла на том, чтобы показать Нимуэ все свои новые приобретения: таган, котел, сито, драгоценные камни, плащ, тонкую льняную сорочку и помятый серебряный кувшин, на одной стороне которого был изображен голый римский всадник, охотящийся на оленя. Нимуэ терпеливо все осмотрела, не очень искусно притворяясь, будто это ей интересно, а потом попросила меня проводить ее до Кар Кадарна, где она собиралась провести ночь.

— Линет глупа, — сказала мне Нимуэ.

Мы шли вдоль узкой речушки, впадавшей в реку Кэм. Коричневые, хрупкие от мороза листья хрустели под ногами. День был ужасно холодным. Нимуэ хмурилась и от этого казалась еще красивее. Суровость шла ей, и она это знала.

— Ты мужаешь, — сказала она, покосившись на железные воинские кольца на моей левой руке.

Их было уже четыре. На правую я кольца не надевал, чтобы не мешали сжимать меч или копье.

— Удача, — скромно сказал я.

— Нет, не удача. — Она раскрыла левую ладонь, чтобы я мог видеть шрам. — Когда ты бьешься, Дерфель, я дерусь вместе с тобой. Ты собираешься стать великим воином и станешь им.

— Стану?

Она напряглась. Небо, серое, тяжелое, словно плохо отполированный клинок, на западе, у самого горизонта, становилось желтоватым. Деревья по-зимнему чернели, в грязных проплешинах темнела увядшая прошлогодняя трава, дым от костров цеплялся за землю, будто боялся холодного, пустого неба.

Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104