Улыбка гения - Софронов Вячеслав

— Вам тоже, барыня, есть поболе надо, а то утром чаек попьете и до обеда ничего в рот брать не изволите. Где ж такое видано? У нас в деревне кормилицы вечно за двоих ели, никого не стеснялись…　

— Хорошо, хорошо, сходи в лавку, сейчас денег тебе дам. Купи фруктов сушеных, пряничков… Еще чего…　

— Так фрухты сушеные есть вроде, да и пряники тоже…　

— Старые уже, купи новых.　

Варвара, взяв деньги на покупку, отправилась в соседнюю лавку и возле нее встретила свою старую подружку, которая тоже когда-то жила в той же деревне. Они заговорились, потом зашли в чайную, оттуда поехали в гости к подруге, и обратно на квартиру Менделеевых Варвара уже не вернулась.　

Феозва долго ждала ее, выглядывая в окно, но так и не дождалась. Написала ей гневную записку, отдала дворнику, чтоб передал той. Сама же собралась и на извозчике поехала на другой конец города к своим родственникам Протопоповым. По дороге неожиданно начался сильный дождь, и она, не захватив зонт, сильно вымокла. Как она ни укрывала дочь, но и та изрядно промокла. У Протопоповых ее встретила тетушка Мария Федоровна, недавно схоронившая мужа, повела в комнату, дала сухую одежду, перепеленала малютку.　

— Что ж ты, Физа, сменных пеленочек не взяла? — выговаривала та племяннице. — У нас детского ничего нет, придется в платочек завернуть. Бедный ребеночек, так и дрожит, замерзла, видимо, сильно. Угораздило вас под дождь попасть. Сейчас я ей отвар с малиной сделаю, и ты с ней попьешь, чтоб не заболеть.　

Феозва, оказавшись в теплой комнате, быстро согрелась, уснула. Тетка унесла девочку в другую комнату, отдала пожилой горничной, чтоб та плачем не разбудила спавшую мать.　

Утром тетка сообщила, что она приглашает племянницу вместе с дочкой к ним на дачу, где их поджидают другие родственники, живущие там с начала лета. Феозва с радостью согласилась, не желая оставаться одна.　

— А где нянька твоя? Она почему тебе не помогла? — спросила ее тетка.　

— Это Варвара-то? Да отправила ее вчера за продуктами, а та и пропала. Ни ее, ни денег, ни продуктов.　

— И где вы такую только сыскали? Сказала бы мне, я бы нашла тебе добрую девку с рекомендациями, а то приняли непонятно кого…　

— Дима где-то нашел ее. Я этими делами сроду не занималась. Фи, прислугу искать! — сквасила она губки. — На то и мужчина в доме, чтоб за конюхами да горничными приглядывать. Он их принимает, он с ними и расчет ведет и все продукты в дом велит закупать.　

— Твой Дима вроде из приличной семьи, мне приходилось знать его матушку и батюшку, достойные люди, все к ним с уважением относились. Правда, давний грешок Ивана Павловича всем был известен, да что теперь об этом говорить, когда он в могиле давно. И где только твой муженек такую няньку нашел? Я на той неделе к вам заходила, глянула на нее: рыжая, рябая, глаза выпученные, подать ничего толком не умеет. У меня бы такая и дня не продержалась. Вон, Федотовна, который год у нас живет, только бровью поведешь, а она уже знает, чего и когда подать…

— Эй, Федотовна! — крикнула она зычно. Тут же явилась старенькая горничная и застыла на пороге, ни слова не говоря. — Чего глазища пучишь? Чаю давай неси. Как там ребеночек Физин?　

— Я ей макового отвару дала, спит вроде. Покормить бы ее…　

— Не твоего ума дело, подавай чай. Раз спит, то и хорошо.　

А то вчера всю ночь хныкала, мне спать не давала.　

— А как иначе, голодная потому как, худенькая вся, ажно ребрышки видны, кожица в прыщиках, дохтура бы позвать, — не сдавалась Федотовна.　

— Чего-то ты вконец осмелела, не в свои дела лезешь. Пущай спит, потом погляжу, тогда уж решу, звать доктора или иное что. Чай где? Сколько разов повторять?　

Старуха исчезла, а Протопопова вернулась к излюбленной теме критики чужих мужей, потому как, недолюбливая мужчин, но опасаясь высказать это им в лицо, любила за глаза перемывать косточки всем своим известным знакомым. А с неожиданным появлением племянницы для того представился удобный случай:　

— Не спрошу никак, а где сейчас твой муженек? Как он вчера тебя одну отпустил, даже зонта не дал? Куда ж он смотрел?! Я бы своего Владимира Александровича так высрамила за такое отношение, век бы помнил…　

— Так Митя куда-то уехал, — отвечала со скорбным видом Феозва, — по Волге к морю с каким-то купцом или откупщиком. Он, когда в первый раз к нам пожаловал, такие подарки навез, я некоторых так отродясь не видела. Чего только там не было: и фрукты и рахат-лукум, и вино из Италии, да всего не упомнишь…　

— И куда же его от ребенка и жены нездоровой понесло за тыщу верст? Что за неволя заставила на другой конец света ехать?　

— Откуда мне знать, мне не до этого было. А что я могу мужу сказать? На то он и муж, чтоб все самому решать. По нужде, выходит, коль в такую даль собрался. Зато с дороги подарки мне и дочке шлет разные… Вот бы еще няньку найти знающую, а эту бы сразу прогнала. Может, вы, тетенька, знаете кого?　

— Да о чем ты, моя дорогая, мое ли это дело — прислугу искать?! — с возмущением заявила Протопопова. — Вот живет при мне Федотовна, и ладно. Где их и берут, сроду в молодые лета не интересовалась, а теперь и подавно ни к чему заниматься. Когда же твой муженек вернется? Он пущай и подыщет кого получше, коль эта тебя слушать не желает…　

— Он не сказал, когда обратно его ждать, — пожала плечами Феозва, — а я и не спрашивала. Обещал не задерживаться надолго, а я уж со счета сбилась, сколько денечков пошло с его отъезда, глядишь, скоро объявится…　

— Не пойму я чего-то, вроде не на военной службе, а тоже мне, несет его леший из дому куда-то. И зачем, спрашивается? Чего дома не сидится, как всем добрым людям? Тем более, когда ты, душа моя, в таком положении. Мой муж, да ты и сама это знаешь, никогда в жизни себе такого не позволил. И я бы не снесла, чуть чего — так цыкнула б на него, чтоб хвост прижал, дальше Лиговки и не сунулся бы… И ты со своим строгость бы известную вела, глядишь, одумается. А то дите со слабой женой бросить и умчаться неизвестно куда. Нет, не те нынче мужья пошли. Вот я помню, жила с нами по соседству семья генерала, не помню, как уж его звали-величали, так он, хоть и генералом был, а женушку свою на ручках носил, Бывало…　

В это время в комнату заглянула Федотовна и извиняющимся голосом заговорила, не проходя дальше порога, чтоб не вызвать гнев хозяйки:　

— Дитятко ваше проснулось уже, хнычет, поди, исть просит… Покормили бы ее, а то так и заходится.　

— Сейчас, сейчас, бегу, — спохватилась Феозва, — заговорили вы меня, тетушка. Спасибо вам, а то столько дней одна и словечком перекинуться не с кем. — Она пошла в спальню, откуда доносился плач дочери.　

— Так неси ее сюда, а я и впрямь доктора своего велю позвать. Федотовна, скажи дворнику, чтоб до доктора Загряжского быстренько сбегал. Он у него много раз бывал, найдет. Пусть скажет, чтоб не откладывал, а сразу ко мне направился.　

Когда Феозва закончила кормить дочь и та немного успокоилась, явился доктор. Он осмотрел малышку и, покачав плешивой головой, изрек без обиняков:

— Слаба, весьма слаба. У вас, сударыня, судя по всему, молока мало. Ребеночек крупный, но ослаб, от того что недокармливаете. Надо специальные смеси готовить. Я напишу, из чего следует их составлять. К тому же жар у нее. Малиновым отваром поить следует. Поноса нет, случаем?　

— Я не знаю, хотя иногда и случается, — растерянно ответила Феозва. — Муж за всем следил, а нынче он в отъезде и мне не объяснил ничего. Вы уж научите меня…　

— Женское ли это дело, — вставила свое слово Протопопова, — за детским поносом следить. На то няньки есть, повитухи там или еще кто…　

Доктор спорить не стал, а торопливо написал на листке бумаги, чем следует кормить ребенка, и, получив расчет от хозяйки, быстро откланялся.　

— Тоже мне, «доктор», называется. Ничего толком объяснить не умеет. Давай-ка, дорогая моя, на дачу завтра отправимся, коль девочке нездоровится, а сейчас съездим в парк погулять. Свежий воздух малышке только на пользу пойдет, никому еще прогулки не повредили.