— Арестовали его вместо меня? — переспросил Жоэль. — Что вы имеете в виду? Как такое могло произойти?
— Этим утром, когда я завтракал, то увидел, что сюда направляется офицер с полудюжиной стрелков. Двоих он оставил у дверей, остальные вошли вместе с ним. Естественно, я спросил, в чем дело. Они сказали, что им нужны сведения, и я не должен запираться, так как они явились именем короля. Придя в восторг от такой чести, я предложил им сесть и сообщить, чем могу быть полезен его христианнейшему величеству.
«Вы должны откровенно отвечать на наши вопросы», — заявил офицер.
«Я готов отвечать, покуда буду в силах».
«У вас есть постоялец, прибывший недавно из сельской местности?»
«Даже целых два».
«Мы имеем в виду того, который некоторое время назад отправился в Сен-Жермен».
«Вы говорите, что один из них отправился в Сен-Жермен? Отлично! Путешествия формируют молодых людей, если только не выбивают их из колеи».
«Почтмейстер заявил, что одолжил ему лошадь, а трактирщик в Пеке сказал, что он оставил ее у него».
«Оставил лошадь? Ну, это доказывает, что он честный юноша».
К тому времени офицер понял, что я дурачу его. Физиономия у него вытянулась, и он устремил на меня глаза, похожие на мушкетные дула.
«Вижу, вы в веселом расположении духа», — фыркнул он.
«Как всегда, если у меня только не появляется причина быть мрачным, когда меня обманывает клиент».
«Сейчас разговор не о вашем характере, а о вашем постояльце. Где он теперь?»
«Откуда я знаю? Во всяком случае, здесь его нет, поскольку он не приходил пожелать мне доброй ночи».
«Вы в этом уверены?»
«Так же твердо, как в том, что этот стакан вина я пью за ваше здоровье».
«Мошенник, вы пытаетесь обмануть меня! Птичка находится у себя в гнездышке! Полицейский агент, которого послали следить за ним, вчера вечером видел свет в его комнате, а это значит, что он никуда не уезжал».
«Если он не уезжал, тогда вам лучше пойти и забрать его».
Они поднялись наверх, где столкнулись с Фрике. Храбрый парень не стал называть себя и наводить их на ваш след. Он шагал между алебардами, словно король, окруженный своей гвардией. Этот карлик достоин роста в семь футов, настолько благородно он отправился в тюрьму, выручая друга. Не знаю, способны ли судьи оценить такую великолепную шутку.
— Но куда же они его повели?
— Я спросил об этом у одного из стрелков, и он сказал, что, согласно установленному порядку, его сначала должны отвести к суперинтенданту полиции в тюрьму Шатле, а у этого магистрата сердце из такого же камня, как и у здания, в котором он сидит.
— Ну, — решительно заявил Жоэль, надевая шляпу, — я хотел бы узнать дорогу в Шатле.
— Что?! — вздрогнув, воскликнул трактирщик. — Вы собираетесь…
— Я собираюсь предстать перед правосудием.
— Вы, должно быть, лишились рассудка, — сказал ветеран. — Вас же разыскивают из-за этой проклятой дуэли. Король безусловно придет в бешенство — убить его мушкетера в королевском лесу!..
— Мне не в чем себя упрекнуть, и я без страха буду ожидать результата суда.
— Но вы забываете, что нарушили закон!
— Если закон, — спокойно ответил бретонец, — наказывает дворянина за то, что он повинуется требованиям чести, значит наказать следует законодателя. Так вы отказываетесь сообщить мне дорогу в тюрьму? — добавил он.
— Это означало бы указать вам дорогу к гибели.
— Тогда мне придется спросить у кого-нибудь другого. Не хочу, чтобы господин Фрике думал, будто я стану пользоваться его преданностью дольше, чем смогу этому помешать.
— Чепуха! Не беспокойтесь о нем — он легко выйдет сухим из воды. Парижанин всегда выбирается из неприятностей со славой или, во всяком случае, с тщеславием.
Жоэль нахмурился.
— Значит, вы, старый солдат, предлагаете мне совершить подобную подлость?
— Я предлагаю, не теряя ни минуты, ехать к воротам Сент-Оноре, покинуть Париж и вернуться в Бретань, где вас не будут разыскивать.
— Не может быть, чтобы вы говорили серьезно, иначе от последствий нанесенного мне оскорбления вас мог бы защитить только возраст.
— Упрямый мальчишка! — топнул ногой трактирщик. — Неужели вас ничто не привязывает к жизни? Разве вы никого не любите в этом мире?
— О! — прервал Жоэль, охваченный внезапно нахлынувшими чувствами. — С вашей стороны жестоко заставлять человека выбирать между любовью и долгом. Больше ни слова, — добавил он, властно взмахнув рукой. — Прощайте!
— Нет, — возразил старый сержант, становясь на пути у юноши, — вы не сделаете подобной глупости. Вы никуда не пойдете — я не позволю! Дело в том, что вы мне чертовски нравитесь, — продолжал ветеран, причем его суровые лицо и голос заметно смягчились. — Вы могли бы быть моим сыном. Мы встретились только три дня назад, но у меня такое чувство, будто мы провоевали вместе целую кампанию. Вы совсем как старый служака, ибо довольны всем — вином, мясом, хлебом, слугой и хозяином. У вас первоклассное здоровье и отличный аппетит. К тому же вы фехтуете, как профессионал! И вы хотите все это похоронить в тюрьме и кончить жизнь на плахе за убийство никчемного пьяницы, который даже своему трактирщику остался должен за выпивку! Я возражаю против этого! И перестаньте испытывать мое терпение! Черт побери! У меня появляется желание снять с крюка свою рапиру и приколоть вас к стене, чтобы не дать совершить глупость, которую считаю просто самоубийством.
Этот своеобразный способ предотвращения самоубийства вызвал у Жоэля улыбку.
— Хозяин, — сказал он, — вы честный человек и простите меня за то, что я поднял на вас руку, ибо ваше упрямство вынуждает меня к этому.
В тот же момент Жоэль схватил старика за ворот и, оттащив от дверного проема, дал ему искусную подножку, продемонстрировав тем самым высокую степень развития в Бель-Иле благородного искусства борьбы. В результате ветеран Рокруа очутился на полу с такой быстротой, что ощутил боль в каждой косточке.
— Извините, старина, — сказал Жоэль, — но у меня не оставалось иного выхода. — И, перепрыгнув через ошеломленного трактирщика, он вышел из дома.
Тем временем господин де Ларейни проводил время в Шатле, читая и выслушивая полицейские рапорты. У него было серьезное и честное лицо, судейский парик отлично подходил к его широкому лбу, во взгляде светились прямодушие и энергия.
Министр был поглощен делами, когда вошел пристав и шепнул ему несколько слов.
— Ага! — с удовлетворением воскликнул магистрат. — Так его наконец поймали! Отлично! Введите его сюда.
Через несколько минут в кабинете появился Фрике, сопровождаемый офицером и шестью стрелками. Вздернув нос и снисходительно улыбаясь, наш герой отвесил поклон и открыл рот, чтобы сделать магистрату приготовленный по дороге комплимент — поздравить его с возможностью отпустить на свободу человека с таким блистательным будущим. Но чиновник не дал ему времени на это.
— Послушайте, Сен-Жан, — с изумлением спросил он офицера, — кого это вы сюда привели?
— Того, монсеньер, кого вы нам велели схватить, — последовал ответ.
— Вы что, спятили? — осведомился шеф полиции, пожав плечами. — Неужели вы не могли свериться с описаниями, которые дата нам все опрошенные свидетели? Смотрите сами! — Он взял со стола бумагу. — Рост — шесть футов, сложение — геркулесовское, одежда — бретонского поселянина…
— Но, монсеньер, — запротестовал офицер, — мы взяли этого человека в той гостинице и в той комнате, где, как нам сообщили, остановился преступник. Я тщательно допросил его и этот коротышка заявил, что он — тот, кого мы ищем.
— Нельзя же верить простому заявлению!
— Почему, монсеньер, если арестованный сам признается…
— Да, чтобы сбить вас со следа! Мэтр Сен-Жан, вы лишились головы, подобно вашему тезке! [41] Вы болван, позволивший себя одурачить! За это вас следует…
Взбешенный глава полиции обернулся к Фрике, хладнокровно развалившемуся на стуле.
