После отъезда дона Пабло молодая девушка долгое время была погружена в раздумья, не обращая никакого внимания на яростный рев бури и завывания ветра, каждый порыв которого сотрясал всю хижину до основания, угрожая снести ее.
Эллен думала о своем разговоре с мексиканцем. Будущее представлялось ей мрачным, темным и исполненным горя.
Несмотря на все, что сказал ей молодой человек, надежда не проникала в ее сердце, и она чувствовала, что ее помимо воли влечет к краю пропасти, в которую она неминуемо должна будет упасть. Все говорило ей, что близка какая-то катастрофа, что высшее правосудие поразит ужасным и неотвратимым ударом человека, преступления которого переполнили чашу терпения Божьего.
Около полуночи послышался постепенно приближающийся топот лошадиных копыт, и вскоре несколько всадников остановились перед хижиной.
Эллен зажгла факел и отворила дверь.
Вошли три человека.
Это были Красный Кедр и два его сына, Натан и Сеттер.
Прошел уже целый месяц, как в действиях и разговорах скваттера произошла большая перемена.
Этот грубый человек, тонкие губы которого всегда были сложены в ироническую улыбку, из уст которого вылетали только насмешливые и грубые слова, который думал только об убийствах и грабежах и не знал никогда угрызений совести, — этот человек с некоторого времени стал печален и угрюм. Его, казалось, пожирало скрытое беспокойство. Иногда, думая, что никто на него не смотрит, он бросал на девушку долгие внимательные взгляды и глубоко вздыхал, грустно опустив голову.
Эллен заметила эту перемену, которую она не знала чему приписать и которая только увеличивала ее беспокойство, ибо для того, чтобы такой энергичный и закаленный человек, каким был Красный Кедр, так сильно переживал, необходимы были серьезные причины.
Но какие же это могли быть причины? Вот чего тщетно доискивалась Эллен — и никак не могла узнать.
Скваттер, насколько позволяло ему его дикое воспитание, был всегда сравнительно добр к дочери, обращаясь с ней как можно ласковей и стараясь смягчить суровый тон своего голоса каждый раз, когда заговаривал с ней.
Но с тех пор как в нем произошла описанная перемена, ласка его превратилась в настоящую нежность.
Он окружил молодую девушку заботами, стараясь доставить ей все возможные при данных обстоятельствах радости и тысячи тех безделиц, которые так нравятся женщинам и которые почти невозможно достать в глуши, вследствие чего безделицы эти имеют в их глазах двойную цену.
Он был счастлив, когда видел на губах бедного ребенка легкую улыбку, и с беспокойством наблюдал за девушкой, когда ее бледность и покрасневшие глаза говорили ему о бессоннице и слезах, пролитых в его отсутствие.
Этот человек, в котором, казалось, умерло всякое нежное чувство, вдруг узнал, что его сердце наполнилось новым чувством, о существовании которого он и не подозревал, а именно святым чувством отцовской любви.
В этом чувстве такого кровожадного человека, каким был Красный Кедр, к нежной и робкой девушке было одновременно что-то и возвышенное, и страшное.
Сами ласки, которые он расточал, напоминали о ласках хищного зверя. Это была странная смесь материнской нежности и ревности тигра.
Красный Кедр жил теперь только своей дочерью и ради нее. Вместе с нежным чувством в нем вдруг заговорил стыд. Продолжая вести жизнь бандита, он притворялся перед Эллен, делая вид, что совершенно отказался от этой жизни и занимается охотой.
Но девушку было не так-то легко провести.
Он, впрочем, не замечал этого. Всецело поглощенный любовью, он оставался совершенно равнодушным ко всему остальному.
Скваттер и его сыновья были печальны и, по-видимому, чем-то озабочены, когда вошли в хижину.
Не произнеся ни одного слова, все сели.
Эллен поспешила выставить на стол еду, которую она приготовила в их отсутствие.
— Ужин готов, — сказала она.
Трое мужчин молча приблизились к столу.
— А ты не будешь есть с нами, дитя мое? — спросил Красный Кедр.
— Я не голодна, — ответила девушка.
Скваттер и оба молодых человека принялись за еду.
— Гм! — произнес Натан. — На Эллен трудно угодить, она предпочитает мексиканскую кухню нашей.
Эллен покраснела, но промолчала.
Красный Кедр гневно ударил кулаком по столу.
— Замолчи! — закричал он. — Что тебе за дело, ест ли твоя сестра или нет? Я думаю, что она вольна делать все что ей угодно.
— Я и не отрицаю этого, — проворчал Натан, — но только она, кажется, нарочно не ест с нами.
— Ты, сын волчицы! Повторяю тебе, что твоя сестра здесь хозяйка и никто не имеет права делать ей замечания.
Натан злобно опустил голову и продолжал есть молча.
— Подойди сюда, дитя мое, — обратился Красный Кедр к дочери, стараясь придать своему грубому голосу нежность. — Подойди сюда, я дам тебе маленькую безделушку, которую принес.
Молодая девушка приблизилась.
Красный Кедр вытащил из-за пазухи золотые часы на длинной цепочке.
— Вот, — сказал он, надевая часы на шею дочери, — я знаю, что тебе уже давно хочется иметь часы, поэтому я и купил их у путешественников, которых мы встретили в прерии.
Произнеся эти слова, скваттер против воли покраснел, ибо он лгал: часы были сняты с трупа женщины, убитой им при нападении на один караван.
Эллен заметила краску, проступившую на лице отца.
Она сняла с себя часы и молча возвратила их Красному Кедру.
— Что ты делаешь, дитя мое? — сказал он, удивленный этим неожиданным для него отказом. — Отчего не хочешь ты взять эту вещицу, которую, повторяю тебе, я раздобыл специально для тебя?
Девушка в упор посмотрела на отца и твердо ответила:
— Потому что на этих часах кровь, потому что они результат воровства, а может быть, и убийства!
Скваттер побледнел. Он машинально взглянул на часы: действительно, пятнышко крови виднелось на крышке.
Натан грубо и задорно расхохотался.
— Браво! — воскликнул он. — Великолепно! Малютка сразу отгадала, честное слово!
Красный Кедр, опустивший голову, услышав упрек от дочери, при этих словах вскочил как ужаленный.
