Сальватор - Дюма Александр

Лошадь была оседлана в мгновение ока. Жибасье вскочил в седло и помчался по дороге на Сезан, рассчитывая прибыть в Мо через Ферте-Гошер и Куломье.

Без остановки он проскакал тридцать лье и прибыл к городским воротам Мо.

Там он узнал, что ни одна карета не соответствовала его описанию и в город не въезжала.

Жибасье спешился, велел подать ужин на кухню и стал ждать.

Лошадь он оставил запряженной.

Спустя час к почтовой станции подкатила карета, которую он с таким нетерпением ждал.

Стояла темная ночь.

Господин Сарранти велел подать ему бульон в карету, наскоро перекусив, он приказал ямщику ехать в Париж через Клей. Этого Жибасье было достаточно.

Выйдя через черный ход, он вскочил на коня, проехал по узенькой улочке и оказался на парижском тракте.

Спустя десять минут показались фонари почтовой кареты, в которой ехал господин Сарранти.

Жибасье именно это и было нужно: он мог наблюдать за каретой, оставаясь невидимым. Теперь надлежало сделать так, чтобы его и не было слышно.

Он ехал по обочине, сохраняя километровое расстояние между своей лошадью и следовавшей за ним каретой.

Так они прибыли в Бонди.

А там чудесным образом фельдъегерь превратился в ямщика и с помощью пяти франков уговорил ямщика, чья очередь была выезжать, уступить ему свое место. Что и было сделано с благодарностью.

На почтовую станцию прибыл господин Сарранти.

До Парижа было довольно близко, и он не хотел задерживаться. Высунувшись из окошка кареты, он потребовал поменять лошадей.

– Сейчас дадим вам лошадей, хозяин, и самых лучших! – сказал ему Жибасье.

Он держал под уздцы двух великолепных белых першеронов, которые ржали и били копытами.

– Ну, не балуй, волчья сыть! – крикнул Жибасье, заводя жеребцов в упряжку с ловкостью профессионального ямщика.

Затем, когда лошади были запряжены, лжеямщик, сняв шляпу, приблизился к дверце кареты и спросил:

– А куда вас доставить в Париже, хозяин?

– Площадь Сент-Андре-дез-Арк, гостиница «Великий турок», – сказал господин Сарранти.

– Ладно, – произнес Жибасье, – считайте, что вы уже там.

– И когда же это случится? – спросил господин Сарранти.

– О! – буркнул Жибасье, – через час с четвертью примерно.

– Погоняйте скорее! Я прибавлю вам десять франков, если мы будем на месте через час.

– Через час мы там будем, хозяин.

Жибасье вскочил на козлы и пустил лошадей с места в карьер.

На сей раз он был уверен, что Сарранти от него не скроется.

Вскоре они подъехали к городской заставе. Таможенники быстро произвели досмотр, которым они удостаивают обычно людей, путешествующих на перекладных, произнесли свое сакраментальное «проезжайте!», и господин Сарранти, выехавший семь лет назад из Парижа через заставу у Фонтенбло, вернулся во французскую столицу через заставу Птит-Вийет.

А уже через четверть часа карета галопом въехала во двор гостиницы «Великий турок» на площади Сент-Андре-дез-Арк.

В гостинице оказалось лишь два свободных номера, расположенных один напротив другого на одной лестничной клетке: № 6 и № 11.

Коридорный гостиницы повел господина Сарранти в номер шестой.

Когда он спустился вниз, Жибасье окликнул его:

– Эй, приятель!

– Что тебе нужно, ямщик? – презрительно отозвался коридорный.

– Ямщик, ямщик! – повторил Жибасье. – Ну и что из того, что я – ямщик? Это что – позорная профессия?

– Вроде бы нет. Но я назвал вас ямщиком только потому, что вы работаете ямщиком.

– Ну тогда ладно!

И Жибасье, ворча, направился было к лошадям.

– А что, собственно, вам от меня было нужно? – спросил вдогонку коридорный.

– Мне? Ничего…

– Но ведь вы только что сказали…

– Что?

– Эй, приятель!

– А! Ну да… Тут дело такое: господин Пуарье…

– Какой господин Пуарье?

– Ну, господин Пуарье, как же!

– Не знаю я никакого господина Пуарье.

– Господин Пуарье, владелец фермы в наших краях, неужели не знаете? У господина Пуарье стадо в четыре сотни голов! И вы не знаете господина Пуарье?!.

– Я же вам уже сказал, что не знаю.

– Тем хуже для вас! Так вот, он приедет сюда в одиннадцатичасовой карете из Пиат-д'Этен. Вы, надеюсь, знаете расписание прибытия кареты из Пиат-д'Этен?

– Нет.

– А что вы тогда вообще знаете? Чему научили вас ваши отец и мать, если вы не знаете ни господина Пуарье, ни кареты из Пиат-д'Этен?.. Да, надо признать, это недосмотр со стороны ваших родителей.

– Ну так что же вы хотите сказать по поводу господина Пуарье?

– А! Так вот, я хотел было передать вам сотню су от господина Пуарье… Но, поскольку вы с ним не знакомы…

– Но мы ведь можем и познакомиться.

– Ну, если вы его не знаете…

– Ладно, но почему это он решил вручить мне сто су? Ведь не за мои же прекрасные глаза!

– О, конечно же, нет, тем более что вы косоваты, дружок!

– Это не важно! Но зачем же это господин Пуарье поручил вам передать мне сто су?

– Затем, чтобы вы оставили ему комнату в гостинице. У него какие-то дела в предместье Сен-Жермен, вот он и сказал мне: «Шарпильон!..» Это наша фамилия, она перешла ко мне по наследству от отца, а ему от деда…

– Очень приятно, господин Шарпильон, – ответил коридорный.

– Так вот, он мне сказал: «Шарпильон, отдай сто су девице из «Великого турка», что на площади Сент-Андре-дез-Арк, и пусть она придержит для меня комнату». Так где же девица?

– Искать ее не имеет смысла. Я точно так же могу оставить для него номер.

– Ну нет! Вы ведь его не знаете…

– А мне и не надо его знать для того, чтобы оставить ему комнату.

– Точно! А вы далеко не так глупы, как кажетесь на первый взгляд!

– Спасибо!

– Вот ваши сто су. Вы, надеюсь, узнаете его, когда он приедет?

– Господина Пуарье?

– Да.

– Особенно, если он назовет себя?

– Конечно же, назовет! У него нет причин скрывать свое имя.

– Тогда его проводят в комнату номер одиннадцать.

– Когда увидите добродушного толстяка в кашне, закрывающем половину лица, и в плаще из коричневого кастора, можете смело говорить: «Это господин Пуарье». А теперь, спокойной вам ночи! Хорошенько натопите номер одиннадцать, потому что господин Пуарье плохо переносит холод… Ах, да, вот еще что… Полагаю, что он будет доволен, если найдет в комнате хороший ужин.

– Хорошо! – сказал коридорный.

– Ах, чуть было не забыл!.. – произнес лже-Шарпильон.

– Что еще?

– Да главного-то я вам не сказал! Он пьет только бордо.

– Хорошо! У него на столе будет стоять бутылка бордо.

– Ну, тогда больше и желать нечего. Кроме разве того, что такие глаза, как у тебя, позволяют смотреть в сторону Бонди, чтобы увидеть, не горит ли Шарантон.

И, громко захохотав, довольный своей шуткой, мнимый ямщик покинул гостиницу «Великий турок».

А спустя четверть часа перед дверями гостиницы остановился кабриолет. Из него вылез мужчина, полностью отвечавший описанию, данному Шарпильоном. Когда его признали за долгожданного господина Пуарье, он разрешил коридорному с почестями проводить себя в одиннадцатый номер. Там его ждал прекрасный ужин, а на некотором удалении от ярко пылавшего камина стояла и доходила до нужной температуры бутылка бордо, которое так ценят истинные гурманы.

Глава III

Предают только свои

Пять минут спустя господин Пуарье, обследовав все углы и закоулки, уже чувствовал себя в комнате под номером одиннадцать так, словно прожил в ней всю свою жизнь.

Господин Пуарье был очень общителен, что позволяло ему быстро сходиться с людьми и привыкать к месту проживания. И все же он заявил коридорному, что не нуждается в прислуживании, предпочитает обедать в покое и одиночестве, не любит, когда в его стакан подливают вино, хотя он еще не выпит до дна, а тарелку убирают из-под носа, хотя она еще достаточно полна.

Оставшись один и дождавшись, пока на лестнице стихнут шаги удаляющегося коридорного, мнимый Пуарье или, если хотите, подлинный Жибасье, приоткрыл входную дверь.