Ознакомительная версия. Доступно 31 страниц из 154
Но оказалось, что все добрые вести, привезенные Хельги с тинга, на том и кончились.
— Я видел Гудмунда херсира, брат, — рассказал он Халльгриму, когда за нартами уехавших квеннов улеглась снежная пыль. — Гудмунд нынче летом ездил торговать в Скирингесаль… Теперь он говорит, что рад был выбраться оттуда живым и увести корабли. Там, в Вике, теперь большое немирье. И все из-за этого Харальда конунга, того, что сидит в Вестфольде.
Халльгрим только молча кивнул. Чему удивляться, если дед этого Харальда — Гудред Охотник — когда-то согнал с наследной земли и их с Хельги деда? И тот скитался не год и не два, и лишь сыну, Виглафу, удалось крепко сесть на берегу…
— Люди передают, — продолжал Хельги, — будто Харальд недавно посватался к одной девушке по имени Гида. Это дочь Эйрика, конунга хердов. И ты знаешь, что она велела ему передать? Что, мол, пойдет за него, и с радостью, но только если он прежде станет конунгом всей Норэгр. А то конунг, у которого всего пара фюльков, ей совсем ни к чему!
— Красивая, наверное, — сказал Халльгрим. — Но глупая. Хочет, видать, чтобы он и вправду со всеми схватился. И начал при этом с ее отца!
— Может, и так, — ответил Хельги. — Однако надобно тебе знать, что Харальд и в самом деле поклялся не стричь и не чесать волос, покуда не станет конунгом всей страны. И его уже прозвали за это Харальдом Косматым. И весь Вик его слушается, будто так тому и следует быть.
Халльгрим сказал задумчиво:
— А Рунольв ходил служить его отцу Хальвдану. И тот, как говорят, водил с ним дружбу, пока не утонул в полынье. Так что вряд ли Харальду охота будет разбираться, кто здесь нарушил закон, мы или Рунольв. Если уж кто жаден, тот не насытится половиной куска!
Оба понимали, что предзнаменования были недобрыми. И Хельги заметил:
— Вот уж верно сказано, не зарекайся утром, что вечером уляжешься здесь же. Это хорошо, брат, что у нас теперь есть еще один корабль…
Впрочем, до лета было далеко.
Однажды Видга и Скегги отправились на охоту. Днем раньше над побережьем белой северной совой пролетела метель; эта метель пригнала из заваленной снегом тундры великое множество куропаток, лакомых до заледенелых ягод и почек, ожидавших тепла на ветках берез… Видга надеялся на добычу, и поэтому Скегги тащил за собой берестяные салазки. Когда они выходили за ворота, Скегги сказал так:
— Не гляди, что в санки впряжен мед вкусивший. Будешь благодарна скалвду за поклажу!
К кому он обращался, оставалось неясным. Наверное, как это часто бывало, к Ас-стейнн-ки. Видга двинулся первым, прокладывая лыжню. Малыш весело затрусил следом за ним.
Мальчишек ждали к вечеру… Но еще до полудня Скегги что было духу примчался обратно к воротам — один.
— Меня Видга послал, — кашляя, объяснил Скегги удивленным и встревоженным сторожам. — Он сейчас придет, он человека нашел.
Скоро сын хевдинга и впрямь показался из леса. Его лыжи тяжело приминали пушистый искрившийся снег:
Видга тащил спасенного на плечах. Тот слабо шевелился, видно хотел идти сам, но сил не хватало. Видга вошел во двор, и человека сняли у него со спины.
— Это женщина, — сказал внук Ворона и вытер снегом распаренное лицо.Отнесите ее в женский дом, пускай разотрут…
— Мы увидели сугроб, из которого шел пар, — возбужденно рассказывал Скегги. — Тогда Видга велел мне забраться на дерево, а сам приготовил копье и стал ворошить этот сугроб. Мы думали, что там зверь, но потом. Видга мне крикнул, чтобы я слезал. Мы долго ее тормошили, и она сперва только стонала, а потом очнулась. Мы ее спрашивали, кто такая, но она не сказала. Видга ее потащил, а меня послал вперед. Вот!
К вечеру любопытные молодые хирдманны вызнали у женщин, что Видга спас девушку, и притом совсем молоденькую, никак не старше себя самого. Что у девчонки были волосы по колено длиной, густые, как водоросли, и рыжие, как осенние листья. И кожа белее всякого молока. И глаза — карие, блестящие и большие, но не слишком веселые. И она действительно не могла говорить. Хотя оборачивалась на голос и понимала, если к ней обращались.
— Может, ей мой голос понравился бы? — спросил один из парней. — Уж я бы ее развеселил и научил заодно, как произносить мое имя…
Видга, слышавший эту похвальбу, только усмехнулся.
— Я не разглядывал, так ли она красива… Но она не застряла бы там в лесу, если бы не сломала лыжу, можешь мне поверить. И еще я приметил, какой нож висел у нее на поясе… подлинней твоего! Думай дважды, если вправду решишь ее обнимать!
Сам Видга женщин ни о чем не расспрашивал. Был зол — девчонка испортила ему охоту. Правду сказать, он не встречал еще ни одной, от которой следовало бы ждать Добра…
Откуда шла найденная в лесу и где стоял ее дом, расспросить так и не удалось. Зато очевидно было, что в Сэхейме ей нравилось и уходить отсюда она не собиралась. Отлежавшись,. девчонка принялась помогать по хозяйству, и грязная работа пугала ее меньше всего. Но почему-то ей особенно нравилось в конюшне, среди вздыхавших и косившихся лошадей… Скоро там у нее завелся любимец: большой серый жеребец, тот самый, на котором когда-то ездил Рунольв. Со времени гибели хозяина жеребец сильно скучал — стоял понурый, плохо ел и бока у него запали. А славный был конь и мог дать совсем не плохих жеребят. И радостно было видеть, как потянулся он к рыжеволосой. Встречал ее ржанием, обнюхивал с ног до головы, ловил пальцы ласковыми губами… Скегги видел однажды, как она сидела там, в стойле, и кормила жеребца из рук чем-то вкусным. Конь тихо пофыркивал, а девчонка, как обычно, молчала, но Скегги почему-то померещилось, будто они разговаривали. Ему стало страшно, и он убежал. Он никому не стал рассказывать про этот колдовской разговор и про свой страх. И про то, как странно блестели у рыжеволосой глаза…
Несколькими днями попозже Видга разыскал ее во дворе:
— Пойдем… Отец хочет на тебя поглядеть.
Потом он вспоминал, что она мгновение промедлила и вроде даже призадумалась, опустив глаза… И пошла за ним к дружинному дому.
Халльгрим увидел ее, когда она только еще входила в дверь. И умолк на полуслове, забыв, о чем разговаривал с братом. Может быть, жили на свете девушки красивее этой рыжеволосой. Наверное, жили, но теперь Халльгрим знал, что такие ему не встречались. И больше не встретятся. Потому что перед ним было лицо, которое он искал тридцать четыре лета и столько же зим. Второго такого не видала земля…
