Мне жаль тебя, герцог! - Волконский Михаил Николаевич

— Я думаю отпустить его на все четыре стороны, — сказал Линар.

Митька кивнул головой.

— Разве удержать его до первого города, чтобы он дал показания для поимки этих негодяев? Он ведь может указать их приметы и узнать их.

— А вам хочется затевать судебную волокиту?

— Нет, нисколько, но я думал, что вы желаете суда, граф.

— Защищая себя, я убил бы их на месте, не удери они столь стремительно, но мстить им через суд за то, что они посягали на мою жизнь, — на это я не считаю себя способным, мы — не маленькие дети, которые бегут жаловаться няне, когда их обидят.

— Совершенно верно, граф, — с удовольствием подтвердил Митька. — Пусть этот Станислав убирается на все четыре стороны, куда ему угодно!

— Ну пан Станислав, — обратился он по-польски к Венюжинскому, — вы свободны; мы верим, что вы не виноваты… Идите, куда вам хочется!

Казалось, можно было ожидать, что Станислав подпрыгнет от восторга и поспешит воспользоваться дарованной ему свободой, но пан Венюжинский ничуть не обрадовался, а печально склонил голову на сторону и злобно произнес:

— Но, ваше сиятельство, куда же я пойду?

— Как куда? Куда хотите!

— Если я пойду в эту сторону — меня встретят разбойники и повесят за то, что я попался им.

— Ну идите в другую сторону.

— Так тут мост изломан, пройти нельзя.

— Его сейчас починят.

— А тогда я пойду один, и меня разбойники догонят и опять повесят.

— Так что же вы хотите?

— Ваше сиятельство, я ведь шел к вам, и к другому мне не к кому идти.

— Постой, я не совсем понимаю.

— Ну мне кроме вас не к кому идти, — пояснил Станислав, — граф, я хочу, чтобы вы меня взяли опять в слуги. Я полагаю, что сам Бог послал вас мне здесь на дороге.

— А меня-то кто же тогда послал вам навстречу, пан Станислав? — спросил его Жемчугов.

Венюжинский съежился весь и, как-то отстраняясь, с искренним страхом произнес:

— Боюсь, что придется назвать того, кто послал вас на мой путь жизни. Хорошо, если вы — только колдун, а то, может, и похуже!

— Так ты хочешь остаться у меня в услужении? — спросил граф Линар.

— Будьте ласковы, ваше сиятельство!

— Ну хорошо, я велю взять тебя с собой, — согласился Линар.

Между тем, мост был починен, и поезд двинулся дальше.

9

БИРОНОВСКИЙ БЛАНК

Станислав Венюжинский остался в поезде графа и так старался услужить всем, что все были довольны им и нисколько не жалели, что граф Линар взял его к себе на службу. Во время переездов он рассказывал бесконечные истории, главным действующим лицом которых являлся всегда он сам, причем оказывался всегда победителем, проявляя всегда блестящие подвиги храбрости и выказывал отменное благородство.

В Варшаве, где Линар остановился на целый день, Венюжинский чуть было не застрял, засидевшись в погребке, где собравшимся досужим слушателям передавал с чрезвычайно обстоятельными подробностями, как он, Венюжинский, во время пути спас жизнь графа Линара при нападении на его поезд разбойников. Он заколол своей шпагой шестерых из них, и они должны помнить его — конечно, на том свете, потому что его удар всегда смертелен.

В Варшаве Линар получил известие из Петербурга от маркиза Ботты, который сообщил ему, что хотя положение пока без перемен, но он с каждым днем ждет все больше всяких случайностей и просит графа поспешить как можно скорее.

Линар, рассчитывавший хотя бы немного освежиться в Варшаве, побывать там в театре и повидать кого-нибудь из знакомых, вынужден был отказаться от этого вследствие письма Ботты и ехать дальше.

— В самом деле, если задерживаться в Варшаве, то зачем было гнать и торопиться раньше? А уж раз торопились, значит, незачем терять время теперь! — так уговаривал графа Жемчугов.

У него все еще болело плечо, но он не обращал внимания на эту боль и жалел только об одном — что не знал, где найти в Варшаве русскую баню, а то бы попарился, и всякую боль наверно как рукой бы сняло!

Из Варшавы выехали еще на колесах, но затем, по мере приближения к русской границе, надо было подумать о замене колес на полозья для санного пути. Митька надеялся, что авось будет сделано распоряжение чтобы на границе Линару были приготовлены возок и сани для его поезда.

Венюжинский, крайне любезно относясь ко всем, избегал только Жемчугова; правда, при встрече он кланялся Митьке очень почтительно, но всегда уклонялся от разговора, отворачивался и потихоньку крестился. Он, кроме Митьки, еще боялся старого Фрица. Он замечал, как часто Жемчугов проводит время с графским камердинером, ему казалось, что это недаром, и он перенес часть своего суеверного страха и на старого немца.

Митька относился к Венюжинскому совершенно равнодушно; вернее — попросту и вполне искренне не замечал его.

При приближений к русской границе пан Станислав заскучал. Он начал сомневаться относительно отсутствия у него паспорта. Сначала ему казалось, что это вовсе не важно, так как он находился в свите посла, но, когда он ближе, так сказать, пригляделся к этому для него несколько высокопарному термину, то должен был признать, что от посольской прислуги, в числе которой он находился, до свиты было слишком далеко.

Он опросил прислугу и выяснил, что у них у всех были паспорта.

— Как же мне быть? — спрашивал он.

Люди графа Линара, расположенные к Станиславу вследствие его услужливости, доложили графу о его затруднении.

Линар отнесся к делу совершенно серьезно. Ему неудобно было компрометировать себя тем, что с его поездом едет беспаспортный человек. Во время остановки он призвал к себе Венюжинского и сказал ему, что был уверен, что все документы у него в порядке и что он только потому позволил ему ехать с посольским поездом.

Находившийся при этом Жемчугов вспомнил, что ведь до некоторой степени в беспаспортности Станислава виноват он сам, так как, чтобы проучить поляка, он разыграл с ним штуку, заставившую того бежать не только из дворца, но из России. Ему показалось, что Венюжинский достаточно наказан и что, если теперь бросить его на произвол судьбы, то это будет слишком жестоко и не соответственно его вине, тем более что Станислав изо всех сил старался теперь заслужить его доверие.

— Вот что, граф, — сказал Митька Линару, — свое место и паспорт пан Венюжинский потерял из-за меня! Я же и восстановлю его в правах! У меня есть на всякий случай два бланка в подписью герцога Бирона, которыми я имею право во всякое время воспользоваться по своему усмотрению!

С этими словами он достал из замшевой сумочки, висевшей у него под камзолом, подписанный Бироном бланк и вписал, что «сим предписываю выдать предъявителю сего Станиславу Венюжинскому, такому-то уроженцу, католического вероисповедания, имеющего столько-то лет и т. д., паспорт».

— Вот, — сказал Митька Венюжинскому, передавая ему бумагу, — теперь вы можете быть спокойны на случай требования паспорта; предъявите только эту бумагу первому же начальству, которое заговорит с вами о паспорте. Тут подпись самого герцога, и не послушаться ее никто не посмеет. Вы понимаете?

— А эта подпись настоящая? — спросил, робея и сам не зная, что говорит, Станислав.

— Вы думайте, что говорите! — остановил его Митька. — Что же, по-вашему, я стану подделывать подписи?

— Нет, не то, — залепетал Венюжинский, — я хотел сказать, что ежели это опять ваше колдовство, то будет ли оно действительно?

— Ах вот что! — рассмеялся Митька. — Ну будьте уверены, почтеннейший пан, что на этот раз никакого колдовства тут нет. Эта подпись настоящая, в этом я даю вам слово.

Но, несмотря на данное Жемчуговым слово, Венюжинский все-таки в глубине своей души не верил и продолжал думать, что всемогущая бумага получена несомненно волшебством — столь сверхъестественным казалось ему обладание ею.

10

ПРЕДАТЕЛЬСТВО

Есть люди на свете, которые до того привыкли всю свою жизнь волноваться и беспокоиться, что, какое бы успокоение ни пришло к ним, они найдут причину для беспокойства и будут внутренне сверлить себя и раздражать до тех пор, пока сами себе не причинят крупных неприятностей.