Расколотое королевство (ЛП) - Эйтчесон Джеймс

Все закончилось слишком быстро. Последний удар моего клинка вспорол горло парню с льняными волосами, и я обнаружил, что стою один, больше не видя перед собой противника. Пот катился по моему лбу, я вытер его с глаз, с последним вздохом выпустил из себя жажду крови и огляделся. Последние из валлийцев обратились в бегство, большинство из них бежало вниз по склону за своими женщинами, которые были уже на полпути к форту. Некоторые пытались бежать через пустошь, вероятно, надеясь скрыться от преследователей среди зарослей вереска и дрока, но их попытки были тщетны, потому что скоро они были повергнуты на землю, а их тела растоптаны в грязи и крови. Враг был разгромлен и теперь поле битвы принадлежало нам.

— За Нормандию! — воззвал я, поднимая меч к небесам.

Приветствие было подхвачено рыцарями, которые все, как один, скандировали:

— За Нормандию!

— Cymry! [12] — Раздался новый крик, и я увидел, что его повторили воины с копьями, стоящие вокруг Ителя, а затем подхватили люди его брата на другой стороне поля.

Насколько я мог видеть, мы потеряли всего несколько человек, чего можно было ожидать, учитывая наше численное преимущество. Возможно, у Маредита пало человек десять и примерно столько же у Ителя. Глядя по сторонам я насчитал семь трупов в кольчугах, которые, вероятно, принадлежали французам, что, на мой взгляд, было слишком много. Рядом с некоторыми из них лежали лошади, некоторые мертвые, а некоторые раненые и визжащие от боли. Они корчились на земле рядом с вывалившимися из живота кишками. Я выстроил свой отряд и убедился, что присутствуют все, никто не выглядел тяжело раненым, и это было хорошо, так как нас ожидали испытания, серьезнее этого.

Понс выдернул мое копье с вымпелом из груди трупа и передал мне. Некогда белая ткань теперь была окрашена розовым.

— Чистая победа, милорд, — сказал Серло.

Кровь забрызгала его лицо и кольчугу, но его это, похоже, не беспокоило. На этот раз серьезное выражение исчезло с его лица, сменившись широкой улыбкой.

— Первая из многих, — добавил Турольд, убирая меч в ножны.

— Если Бог того пожелает, — ответил я, тоже улыбаясь.

За всю свою жизнь я не знал ничего пьянее вкуса победы, так это было и теперь. Мои бойцы хлопали друг друга по спине, обнимались, как пьяные и кричали от восторга, перечисляя товарищам количество убитых врагов. Некоторые уже приступили к грабежу трупов тех, кто пал с обеих сторон, многие из них спорили за наиболее ценные по их мнению вещи: кошельки, кожаные куртки, шлемы, ножны, пряжки и даже обувь до тех пор, пока большинство трупов не остались в чем мать родила.

Мне следовало бы вмешаться, поскольку большая часть добычи принадлежала мне, как командиру экспедиции. Но мое внимание уже было приковано к другому. Рядом с дорогой я заметил Беренгара. Он все еще сидел в седле, хотя почему-то довольно далеко от места боя, и был окружен примерно двадцатью рыцарями и дружинниками. Их ало-голубые вымпелы мокрыми тряпками висели под наконечниками копий. Хоть я и не мог разобрать издали, чем они там заняты, все же что-то в том, как ни стояли там все вместе, вызвало мои подозрения.

— Пойдемте со мной, — сказал я, кивнув Понсу, Турольду и Серло.

Они удивленно переглянулись, но не стали задавать вопросов и, оставив своих лошадей на попечение остальных членов отряда, направились вслед за мной через пустошь. Завидев меня, мужчины поднимали свои мечи и кулаки, выкрикивали мое имя, и я принимал их признание, проходя мимо, хотя отлично понимал, что не я один выиграл битву: эта победа принадлежала скорее им, чем мне, и они в первую очередь заслуживали похвалы.

Когда мы приблизились, Беренгар уже спешился, его друзья образовали вокруг него кольцо и громко выкрикивали издевательские оскорбления, хотя за массой людей и лошадей я не мог разглядеть, кому они были адресованы. Протиснувшись ближе, я расслышал голос женщины, хотя не мог разобрать ее слов, а потом вздрогнул от вопля младенца.

— Что здесь происходит? — спросил я.

Люди Беренгара не собирались ничего мне объяснять, и, казалось, не слышали меня. Крича им, чтобы расступились, я начал протискиваться сквозь толпу, игнорируя проклятия.

— Эй, приятель, — запротестовал один из рыцарей, когда я попытался встать перед ним. — Не тебе одному хочется посмотреть.

Я посмотрел в его близко посаженные глаза, хоть он и был на полголовы выше меня.

— Тебе не мешало бы проявить уважение, — сказал я, тыча пальцем ему в грудь. — Особенно если не знаешь, с кем говоришь.

— Слушай внимательно, что он говорит, — добавил Серло достаточно громко, чтобы нас могли слышать и все остальные. — Или вы не узнали лорда Танкреда?

Это заявление, по крайней мере, спровоцировало гулкий шум, когда мое имя стало передаваться по кругу, и все головы одна за другой повернулись в мою сторону.

Тот, кто бросил мне вызов, поклонился со словами:

— Простите, милорд, не хотел вас обидеть.

Я не собирался ждать окончания его извинений.

— Прочь с дороги, — сказал я, продвигаясь вперед.

Остальные были более любезны и быстро расступились. В центре круга стоял Беренгар с ножом в одной руке и комком ткани на согнутом локте другой. У его ног на коленях, удерживаемая двумя крепкими рыцарями, стояла валлийская женщина. Судя по хрупкому сложению и гладкой коже, ей было не больше шестнадцати-семнадцати лет. Ее платье и плащ были в грязи, рукава наполовину оторваны, каштановые волосы в беспорядке. Ее уста извергали поток слов, которые я не мог разобрать, но судя по тону, они выражали крайнюю степень отчаяния. Слезы затопили ее глаза и текли по лицу, а руки были сложены вместе, как будто она умоляла его.

Я опять услышал плач младенца и на этот раз понял, откуда он раздается. Под складками ткани в руках Беренгара угадывалось хрупкое тельце ребенка, такого маленького, что он вполне мог оказаться новорожденным.

— Что ты делаешь? — спросил я Беренгара, который даже не оглянулся в мою сторону.

Его обнаженный клинок был готов, я не мог понять для чего, но у меня возникли подозрения, и эта догадка привела меня в такой ужас, что я не хотел поверить.

— А ты как думаешь? — ответил он. — Хочу убедиться, что ее сын не выживет, чтобы когда-нибудь не выйти против нас с копьем и щитом.

Я смотрел на него с недоверием. При всем его мерзком нраве я не представлял, что этот человек способен на подобную жестокость.

— Мы не убиваем детей, — сказал я.

— А тебе не все равно?

— Ради Бога, Беренгар, это всего лишь младенец.

— Сейчас да. Но что будет, когда он достаточно вырастет, чтобы взять в руки оружие? Скольких французов он успеет убить?

Я не собирался отвечать только для того, чтобы получить в ответ новый глупый вопрос.

— Дай его мне, — приказал я.

— Зачем? Собираешься отпустить его на свободу вместе с его шлюхой-матерью?

Я шагнул к нему, зная, что двадцать пар глаз сейчас смотрят на нас, и осознавая, какая мертвая тишина повисла над толпой. Он попятился и приблизил острие ножа к груди ребенка. Женщина забилась в тисках удерживающих ее рук и пронзительно закричала.

— Никто не должен умирать таким образом, — сказал я. — Ни эта женщина, ни ее ребенок, ни наши враги.

— Может быть, вы сделаете так, как он предлагает, милорд? — сказал один из друх крепышей, сдерживающих валлийку.

Его лицо было мне знакомо, потому что я уже видел его в компании Беренгара, хотя и не мог вспомнить его имя — если вообще его знал. Один из рыцарей Дома Беренгара, догадался я.

— Может, ты заткнешься, Фредерик, — огрызнулся Беренгар. — Ты принес свою клятву мне. Ты ничего не должен этому человеку.

Оскорбленный Фредерик замолчал.

— Мне надоели его приказы, — продолжал Беренгар, тыкая грязным пальцем в мою сторону. — Он ничем не лучше любого из нас, он наш командир только по милости ФитцОсборна. И что он сделал, чтобы заслужить эту честь?

Я сжал кулак, пытаясь сдержать свой гнев. Если он сомневался в моих силах, он должен был говорить со мной наедине. Высказывая свои сомнения принародно, он ясно давал понять, что стремится подорвать мое влияние.