Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
Я приблизился к его ложу и опустился на колено.
– Я пожаловал кое-какие подарки на память, – сказал Альфред.
– Ты всегда был щедр, лорд король, – солгал я. Но разве я мог иначе ответить умирающему?
– Это тебе, – продолжал он, и я услышал, как Элсвит с шумом втянула в себя воздух, когда я принял пергамент из слабой руки ее мужа. – Прочитай, – приказал он. – Ведь ты умеешь читать?
– Отец Беокка научил, – сказал я.
– Отец Беокка молодец, – сказал король и застонал от боли. Монах тут же подскочил к кровати и протянул ему чашку.
Король пил, а я читал. Это был патент. Большую часть патента клерк просто переписал – ведь все патенты похожи друга на друга, – но от его содержания у меня все равно перехватило дух. Мне жаловали земли, и поместье было необусловленным, как и то у Фифхидена, которое когда-то выделил мне Альфред. Земля передавалась мне в полное владение, и я имел право передать ее либо своим наследникам, либо кому угодно. В патенте были подробно описаны границы надела, и по тому, как много места это описание заняло, я понял, что поместье обширно. Там была и река, и фруктовые сады, и луга, и деревни, и жилой дом в местечке под названием Фагранфорда, и все это находилось в Мерсии.
– Земля принадлежала моему отцу, – сказал Альфред.
Я не знал, что сказать, и неловко забормотал слова благодарности.
Король протянул мне худую слабую руку, и я взял ее и прикоснулся губами к рубину.
– Ты знаешь, чего я хочу, – сказал Альфред. Я продолжал стоять на одном колене со склоненной головой. – Земля отдается безвозмездно, – добавил он, – и она принесет тебе богатство, большое богатство.
– Лорд король, – произнес я дрогнувшим голосом.
Его трясущиеся пальцы сжались на моей руке.
– Дай мне что-нибудь взамен, Утред, – сказал он, – дай мне покой, прежде чем я умру.
Я сделал то, что он хотел, но чего не хотел делать я. Он умирал, он проявил щедрость – как я мог отказать человеку, который стоит у порога смерти? Так что я подошел к Эдуарду, опустился перед ним на одно колено, вложил свои руки в его и принес присягу верности. Кто-то из присутствующих зааплодировал, кто-то хранил гробовое молчание. Этельхельм, старший советник в витане, улыбнулся: он понял, что впредь я буду сражаться за Уэссекс. Моего кузена Этельреда передернуло: он понял, что ему никогда не стать королем Мерсии. Этельволд, должно быть, задавался вопросом, займет ли он когда-либо трон Альфреда, если ради этого ему придется отбивать удары «Вздоха змея».
Эдуард заставил меня подняться и обнял.
– Спасибо тебе, – прошептал он.
То была среда, день Одина; шел октябрь, восьмой месяц года, а год был восемьсот девяносто девятый.
Следующий день принадлежал Тору. Дождь не утихал, напротив, подгоняемый ветром, он косыми струями заливал Уинтансестер.
– Сами небеса рыдают, – сказал мне Беокка. Он плакал. – Король попросил меня в последний раз причастить его. Я все сделал, но руки дрожали.
За этот день Альфред получал последнее причастие несколько раз – настолько велико было его желание закончить жизненный путь очищенным от грехов, и священники и епископы соперничали друг с другом за честь провести обряд и вложить королю в рот кусочек засохшего хлеба.
– Епископ Эссер готов был дать viaticum [8], – добавил он, – но Альфред позвал меня.
– Он любит тебя, – сказал я, – и ты верой и правдой служил ему.
– Я служил Господу и королю, – сказал Беокка. Я подвел его к креслу у огня в большом зале «Двух журавлей» и усадил. – Сегодня утром он съел капельку творога, – сообщил мне Беокка, – совсем чуть-чуть. Две ложки.
– Он не хочет есть, – сказал я.
– Он должен есть, – твердо произнес он.
Бедняга Беокка. Он был священником при моем отце, и секретарем, и моим учителем, и уехал из Беббанбурга, когда мой дядька узурпировал лордство. Он вышел из низов и уродился уродцем: косоглазым, с деформированным носом, парализованной левой рукой и изуродованной стопой. Именно мой дед обратил внимание на то, что мальчишка умен, и отдал его в обучение монахам в Линдисфарене. Так Беокка стал священником, а потом благодаря предательству моего дядьки и изгнанником. Его ум и преданность пленили Альфреда, и с тех пор Беокка верно служил ему. Сейчас он был в преклонных летах, но сумел сохранить острый ум и твердую волю. Жена у него была датчанкой, самой настоящей красавицей и приходилась сестрой моему близкому другу Рагнару.
– Как Тира? – спросил я.
– Она в порядке, слава богу. И у мальчиков все хорошо! Мы счастливы.
– Ты будешь счастлив и мертв, если не перестанешь ходить по улицам под дождем, – сказал я. – Нет дурака хуже, чем старый дурак.
Он хмыкнул и слабо запротестовал, когда я принялся настаивать, чтобы он снял свой мокрый плащ и накинул на плечи сухой.
– Король попросил меня пойти к тебе, – сказал он.
– Королю следовало попросить меня прийти к тебе, – буркнул я.
– Ну и погодка! – покачал головой Беокка. – Таких дождей не было с того года, когда умер архиепископ Этельред. Король не знает, что идет дождь. Бедняга. Его мучают боли. Он долго не протянет.
– Итак, он послал тебя ко мне, – напомнил я ему.
– Он просит тебя об одолжении, – с былой твердостью в голосе сказал Беокка.
– Давай, рассказывай.
– Фагранфорда – большое имение, – заметил Беокка. – Король был очень щедр.
– Я тоже был щедр к нему, – сказал я.
Беокка взмахнул увечной левой рукой, как бы отмахиваясь от моих слов.
– Там сейчас четыре церкви и монастырь, – решительно продолжал он, – и король хочет получить от тебя заверения, что ты будешь содержать все это в должном порядке, как того требует патент и твой долг.
Я улыбнулся.
– А если я откажусь?
– О, прошу тебя, Утред! – устало произнес он. – Сколько же мне можно бороться с тобой!
– Я скажу управляющему, чтобы он выполнял все необходимые работы, – пообещал я.
Он пристально посмотрел на меня, как бы оценивая, насколько я искренен. Кажется, увиденное удовлетворило его.
– Король будет благодарен, – сказал он.
– Я думал, ты пришел просить меня отказаться от Этельфлед, – с лукавой усмешкой признался я.
Среди моих знакомых было очень мало тех, с кем я мог спокойно поговорить об Этельфлед, однако Беокка, который знал меня с колыбели, принадлежал именно к их числу.
Он поежился от моих слов.
– Прелюбодеяние – это смертный грех, – сказал он, правда, без особой страстности.
– А еще и преступление, – весело добавил я. – Ты говорил об этом Эдуарду?
Беокка поморщился.
– То было безрассудство юности, – заявил он, – и Господь наказал девушку. Она умерла.
– Твой бог такой добрый, – съязвил я, – только вот почему ему не пришло в голову убить и ее королевских бастардов?
– Их спрятали, – сказал он.
– Вместе с Этельфлед.
Он кивнул.
– Они прячут ее от тебя, – сказал он. – Ты знаешь об этом?
– Знаю.
– Заперли ее в Святой Хедде, – добавил он.
– Я нашел ключ, – усмехнулся я.
– Господь уберегает нас от нечестивых поступков. – Беокка перекрестился.
– В Мерсии Этельфлед пользуется всеобщей любовью, – сказал я. – А вот ее муженек – нет.
– Это всем известно.
– Когда Эдуард станет королем, – продолжал я, – Мерсия доставит ему массу хлопот.
– Массу хлопот?
– Придут датчане, отец, – пояснил я, – и начнут они с Мерсии. Ты хочешь, чтобы мерсийские лорды сражались за Уэссекс? Ты хочешь, чтобы мерсийский фирд [9] сражался за Уэссекс? Этельфлед – единственный человек, который сможет подвигнуть их на это.
– Ты тоже сможешь, – сказал он.
Я отмахнулся от этого заявления как от полнейшей чепухи.
– Мы с тобой нортумбрийцы, отец. Они считают нас варварами, которые едят своих детей на завтрак. А вот Этельфлед они любят.
– Знаю, – кивнул Беокка.
– Тогда пусть она грешит сколько угодно, если это поможет обеспечить безопасность Уэссекса.
