Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
— Я говорю с пастором прихода Вудили? — спросил человек, и с первого слова Дэвид узнал его: весь долгий год этот голос звучал в его памяти.
— Да, я священник, — последовал ответ. — Чем могу быть полезен милорду маркизу?
Лицо озарилось улыбкой и на какой-то миг показалось веселым, несмотря на тревогу в глазах.
— Вы не забыли меня? Я тоже вас не забыл и потому прибыл сюда в минуту горькой нужды в поисках милосердия. Я не сомневаюсь, вы на другой стороне, но в то же время знаю, что вы преданный слуга Христа, обычаем коего было помогать и врагам. Не приютите ли моего раненого товарища, тем самым спасая жизнь тому, с кем беседовали год назад в Калидоне?
— Это всего лишь бедный дом священника, милорд. Почему вы пришли сюда, тогда как до замка рукой подать?
— Увы! В Калидоне не найти пристанища ни мне, ни моим людям. Знайте, сэр, моя армия потерпела поражение [99] в холмах Йерроу, мы разбиты наголову. Не успеет рассвести, как солдаты Лесли постучат в ворота Калидона. Я бежал, и не будет мне покоя, пока не пересеку Границу. Но один мой товарищ изранен и сломал ногу, он больше не может продолжать путь верхом. Если мы возьмем его с собой, придется идти медленнее — и нас нагонят. Но где мне оставить его: я во враждебной земле, а будь этот честный малый схвачен, не миновать ему виселицы. Вот я и подумал, что вы здесь священник, сердце ваше не очерствело, а ваш дом — единственное место, которое не станут обыскивать. Не укроете ли вы его, не спрячете до поры, пока погоня не утихнет? А потом он позаботится о себе сам, недаром прошел столько войн.
— Он не творил зла?..
— Не более, чем я. Он поднимал меч лишь за правое дело, грубо попранное сегодня. Но, сэр, речь идет не о политике, а о сострадании. Ради милости Христовой, умоляю вас не отказывать.
— Это тяжкое бремя, милорд, но я не могу сказать вам нет.
Дэвид принял на себя вес тела раненого, и Монтроз отступил на шаг.
— Прощай, Марк, — прошептал он. — Правое дело попрано, но еще живет, старый мой дружище. Ты знаешь, как получить вести обо мне. — Он поцеловал товарища в щеку и пожал руку Дэвиду.
— Да благословит и вознаградит вас Господь, сэр. Я не смею мешкать. Мы заберем его коня с собой, иначе он привлечет внимание к вашему стойлу. Не поминайте меня лихом, что бы со мной ни сталось, я тоже с теплотой буду вспоминать о вас и молиться об одиноком страннике, стоящем в начале долгого пути.
И всадники скрылись в тумане. Дэвид застыл на месте, всем сердцем мечтая окликнуть, вернуть маркиза. Голос и лицо ночного гостя десятикратно усилили преследовавшее его со времени визита в Калидон желание быть рядом с ним. Он пришел завоевателем, а теперь бежал прочь, но земные тяготы не имели значения для такого человека. Эти невозмутимые глаза с одинаковым спокойствием смотрели в лицо победы и поражения.
Он очнулся от того, что раненый зашатался, и понял, что солдат потерял сознание. Дэвид поволок его по крутым ступеням, прислушиваясь к раскатистому храпу Изобел, и уложил в гостевой спальне. Кровать оказалась незастеленной, и стало ясно, что придется разбудить служанку. Опустив голову раненого на подушку, Дэвид поднес свечу к его лицу. Оно было запачкано пылью, порохом и кровью, но он узнал эти черты: перед ним лежал высокий кавалерист с косящим глазом, которого он когда-то провожал до Калидона.
Дэвид отправился на кухню и забарабанил в дверь спального шкафа, пытаясь разбудить Изобел. Храп затих, и испуганный и сдавленный голос спросил, в чем дело.
— Вставай, женщина, — приказал Дэвид. — У нас больной, нуждающийся в твоей помощи.
Три минуты спустя, кутаясь в шаль, появилась Изобел в ночном чепце.
— Бог с вами, мистер Дэвид, не вы ли прихворали? — завыла она. — Мне ужо днем не понравилося, как вы выгля…
Он перебил ее:
— Мой товарищ попал в беду. Сломал ногу, но, по-моему, не только. Слушай, Изобел… Это один из солдат Монтроза. Армия Монтроза потерпела поражение. Если ковенанторы обнаружат его здесь, его убьют. Это мой друг, и я хочу спасти его. Нам с тобой надо позаботиться о нем, но то, что он здесь, должно оставаться тайной.
— Господи, спаси и сохрани! То ж злодей! — воскликнула старуха.
— И мой друг, — сурово повторил Дэвид. — Я думаю, что наша, и твоя тоже, христианская обязанность — спасти его жизнь. Не нам с тобой гнать больных прочь. Я взываю ко всему доброму в тебе и ко всему тому, что мы пережили вместе, и надеюсь, мольбы мои не напрасны.
— Будь по-вашему, — ответила Изобел. — Хворый-то где? Ступайте, я принесу одеяла и подушки, ужо полгода как постель не стелилася.
Изобел отпрянула, увидев на кровати человека в куртке из стеганой парчи, легкой кирасе и сильно потертых и потрепанных сапогах из недубленой кожи.
— Проклятый идумей, — сказала она. — Токмо гляньте на длинные лохмы да смертоносный меч, весь, ведомо, в пятнах крови праведников. Ваш друг, молвите, сэр? Ну, хаживал он, зрю я, не Господними тропами; не было б его промеж монтрозовского воронья, был бы целёхонек… Но горемыка-то в забытьи! Поспешите, сэр, стянем с него сие платье вавилонское да латы — что ж они за одежей к кузнецу идут, а не к швецу? И меч его под ложем скройте, а то глянуть боязно.
Пока они снимали с него куртку и доспех, раненый начал приходить в себя, а когда дело дошло до коротких штанов, громко застонал. Они решили оставить их на нем и только разрезали сапог на сломанной ноге. Из голени торчала кость, и Изобел, умевшая обращаться с переломами, вправила ее и соорудила лубок из старых бочарных клепок. Затем они осмотрели тело, но ничего опасного не увидели; солдат разве что страдал от крайнего переутомления. Его плечо было пронзено копьем, и Изобел промыла рану и наложила повязку. Еще в кирасу попала пуля, и на груди остался огромный синяк. Когда с лица смыли грязь и кровь, кавалерист наконец нашел в себе силы заговорить.
— Вы пастор? — спросил он. — Видите, покалечился я, сэр, — упал в чортов ров у Минчмура, и вам наверняка пожелается поскорей сбыть сей товар с рук. Хорошая выпивка и шесть часов сна поставят меня на ноги, и я отправлюсь в путь. Вот погодите до следующей ночи, и я больше вас не обеспокою.
— Вы не сможете ходить по меньшей мере неделю. Отдыхайте здесь и не тревожьтесь. Вы в доме друга.
Раненый был старым солдатом и умел принимать жизнь такой, как она есть. Проглотив чашку размазни, сдобренной виски, он повернулся на бок и заснул. Дэвид с Изобел спустились на кухню и, поставив свечу на стол, с тревогой посмотрели друг на друга.
— Надо сжечь одежду, — сказал Дэвид.
— Ну нет. Я ее свяжу в узел и спрячу в стойле. Ткань вельми славная, ее токмо простирнуть надобно. Сэр, попали мы так попали! Кто б мог гадать, что случится то в пасторском доме!
— Мы поступаем милосердно.
— Кое-кто назовет сие иначе. Пойдет молва, бежал, мол, с поля праведной битвы, ослаб духом, сбился с пути. Страшуся мысли о том, что скажет боулдский пастор, для него сие не есть милосердие. Ужо он станет ратовать за спасение бедолаги, аки Иаиль, жена Хеверакенеянина, ратовала за спасение Сисары [100].
— Я не потерплю злодейства, оскорбляющего как человеческое сострадание, так и закон Христа.
— Ой, сострадание. Да благословит Господь уста, произносящие таковское слово, сэр. — В глазах Изобел промелькнула искра.
— Я должен следовать зову совести. Но я не принуждаю тебя. Если это тебе не по душе, я прямо сейчас, пока не рассвело, отвезу раненого в Гриншил…
— Славно похромаете. Жаждущие отмщения воины во всякий час могут постучать Ричи в двери, а в его хижине и мышь не утаить. Ну уж нет, я от долга своего не отступаю, мистер Дэвид. Ни одна баба, молодуха иль старуха, не обидит солдатика, окромя разве той стервы Иаиль, коя, может, и своему мужику жизни не давала. Да и парень наверху навроде благоприличный, пущай и крив левым оком. Я уступлю вашей просьбе, сэр, да не ляжет долг грехом на мою душу.
