Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 119
ГЛАВА 5
Танаисский невольничьий эмпорий полнился истошными криками зазывал, руганью надсмотрщиков, спорами купцов и покупателей живого товара, звоном кандалов, в которые ковали степных номадов и угрюмых горцев, не желавших смириться со своей участью, плачем женщин и детей. Огромное пространство у стен Танаиса, окруженное навесами, где торговали разнообразной едой и напитками, было битком набито людьми, попавшими на это весьма известное в те далекие времена торжище по своей или чужой воле.
Здесь можно было встретить и диких кочевников-сарматов на звероподобных мохнатых лошадках, кусавшихся, как бешенные псы, и лягавшихся, словно степные куланы; и скифов-земледельцев с берегов Борисфена, приехавших на крытых повозках-шатрах, запряженных серыми безрогими волами; и пиратов-сатархов в пестрых шароварах и бородищами по пояс. Мелькали в толпе белоснежные хитоны эллинов-колонистов, черные плащи немногословных меланхленов [226], желтые замшевые кафтаны меотов, вышитые «крестом» черными и красными нитками рубахи фракийцев с длинными широкими рукавами, сверкающие золотым шитьем одежды персов, подданных заморского Понта.
Под одним из навесов, поближе к реке, откуда изредка веяло влажной прохладой, на грубо сколоченных скамьях, застеленных протертыми до дыр ковриками, расположились две весьма колоритные личности: пегобородый великан с желтыми рысьими глазами и смуглолицый широкоплечий юноша с осиной талией. Одежда великана представляла собой невообразимую смесь: кожаные сарматские штаны, скифские сапожки с короткими голенищами, фракийская рубаха и пояс, который обычно носят пираты-ахайи – кусок голубой шелковистой ткани, обмотанный несколько раз вокруг туловища. За поясом торчал широкий нож с костяной рукоятью.
Юноша был одет щегольски: алые шаровары свободными складками ниспадали на шитые золотом персидские туфли с загнутыми носками, а парчовая синяя безрукавка, украшенная драгоценными каменьями, выгодно оттеняла безупречную белизну атласной рубахи. Его узкую талию схватывал тонкий кожаный пояс, с приклепанными золотыми бляшками; на нем висел кривой меч с рукояткой, увенчанной огромным рубином. Черные, как смоль, длинные прямые волосы юноши прикрывал тюрбан из серебристой ткани, а мочку левого уха оттягивала золотая серьга.
Щеголь и великан играли в бабки. Их стол изобилием не отличался: кратер с дорогим родосским вином, фиалы и сушеные фрукты в меду.
– Ника! – радостно вскричал щеголь – его бабка упала желобком вверх.
– Ты всегда был везунчиком, Селевк, – угрюмо проворчал великан, доставая кошель с деньгами. – Но, клянусь Кибелой, сегодня я все равно тебя обыграю.
– Деньги – это песок, Фат, – рассмеялся довольный Селевк. – Чем больше их имеешь, тем быстрее они уплывают между пальцев…
Несмотря на молодость, киликиец Селевк прослыл одним из самых удачливых и жестоких рыцарей удачи. В Танаис он, как и главарь разбойников Фат, привез свою добычу, живой товар: двух кузнецов-фригийцев, ювелира из Милета, педотриба-эллина и около десятка юных красавиц-азиаток, охотно покупаемых богатыми царьками номадов в свои гаремы. Несколько человек из команды его судна, головорезы и кутилы, болтались неподалеку, время от времени утоляя жажду боспорским вином. Одеты они были, как и их вожак Селевк, вызывающе пестро. Впрочем, опасаться им было нечего – здесь их никто не знал. Не в пример подручным Фата, насолившим многим из присутствующих на эмпории. Поэтому степные разбойники держались тихо и скромно, стараясь затеряться в толпе.
– Провалиться тебе в Аид! – рявкнул обозленный донельзя Фат, когда в очередной раз удача обошла его стороной. – Проклятье! – он швырнул последний статер на стол, с ненавистью глядя на безмятежно ухмыляющегося Селевка.
Как бы невзначай его широченная лапища легла на рукоять длинного сарматского меча, лежащего рядом, на скамье. Селевк, по-прежнему улыбаясь, хищно сощурил карие глаза. Взгляды разбойника и пирата-киликийца на какой-то миг скрестились, словно остро отточенные клинки.
Первым не выдержал Фат – бормоча под нос все, какие только знал, ругательства ахайев, он вылил остатки вина из кратера в свой фиал и выпил одним глотком.
– Мне кажется, хозяин этой гнусной забегаловки забыл нас, – мягко проворковал Селевк. – Поди сюда, почтенный! – властно поманил он пальцем рыжеволосого вольноотпущенника, взмыленного, как скаковая лошадь. – Я не привык так долго ждать, любезнейший, – вежливо сказал он, показывая на пустой кратер.
Несмотря на вполне мирный тон Селевка, вольноотпущенник вдруг побледнел и забормотал заплетающимся от страха языком слова извинений.
– Поторопись, – щелкнув пальцами, прервал его излияния пират. – Дорогой мой Фат, – придержал он было поднявшегося из-за стола разбойника, – думаю, что тебе спешить некуда. Садись, теперь угощаю я.
Долго упрашивать Фата не пришлось. Вскоре и новая порция крепкого вина исчезла в на удивление вместительных желудках собратьев по ремеслу, весьма обычному среди людей той воинственной эпохи.
– Еще сыграем? – спросил Фат, упрямо боднув головой, будто ждал отказа со стороны Селевка.
– Почему нет? – показал в улыбке белоснежные зубы пират. – Но вот только в долг я не играю. Уж не обессудь. И не потому, что сомневаюсь в твоей честности. А из-за того, что превратности наших судеб могут сыграть скверную шутку: или меня четвертуют скорые на расправу римляне, или с тебя сдерут шкуру твои приятели-скифы. Поэтому, мне очень не хотелось бы даже подумать о том, что кто-то из нас будет вспоминать о другом дурно. К сожалению, перепоручить свои долги близким или родственникам я не могу, потому как один, словно перст. Да и ты, насколько я знаю, семьей пока не обзавелся.
– С чего ты взял, что я намереваюсь играть в долг? – злобно покривился Фат. – Эй, Хорек, где ты там, трухлявая поганка?!
Из толпы вынырнул худой скрюченный старик в накинутом на плечи коротком рваном плаще с капюшоном. Угодливо поклонившись Фату, он застыл перед ним, сложив на груди сухие морщинистые руки, похожие на птичьи лапки, и глядя исподлобья хитрыми прищуренными глазами.
– Пусть приведут сюда наш товар, – приказал ему главарь разбойников. – Да, да, – перебил он старика, попытавшегося что-то робко пискнуть в ответ, – тех, кого еще не продали. Только не медли.
Через некоторое время разбойники Фата, неуклюже замаскированные под добропорядочных граждан, пинками пригнали с десяток невольников, связанных попарно веревками.
– Ставлю на кон! – торжествующе воскликнул изрядно опьяневший Фат. – Всех! Во сколько оценишь?
– Этих? – с ленивым любопытством повернулся к рабам Селевк. – Фат, где ты сумел добыть такую падаль?
Главарь разбойников сначала опешил, затем обиделся, но, после недолгих торгов, цену в конце концов сладили.
Вид несчастных и впрямь оставлял желать лучшего. Их гнали пешком через всю Таврику на север, где в одной из потаенных бухточек погрузили на плоскодонную галеру. Жестокий шторм, едва не пустивший ветхую посудину ко дну, тоже не добавил сил невольникам. Около пятнадцати человек, среди них и две женщины, нашли свое последнее пристанище в волнах Меотиды, пока на горизонте не показался Танаис. Загнав всех в реку, даже не дав снять одежды, рабов искупали, а после, выбелив мелом босые ноги, выставили на торги. Покормить их не сочли нужным…
Игра продолжалась недолго. Фату опять не повезло. Обычно угрюмый и сдержанный, он словно с цепи сорвался: зверем рычал на своих подручных, выбросил в реку фиал с вином (ему показалось, что там плавает сор), едва не проткнул мечом замешкавшегося хозяина палатки – тот не так быстро, как хотелось бы Фату, принес очередную порцию хмельного. Селевк только посмеивался, но свой кривой меч, похожий на фракийскую махайру, держал поблизости – на всякий случай.
Выигрышем пират распорядился своеобразно. Подозвав помощника, кривоного кряжистого киликийца с исполосованным шрамами лицом, он приказал:
