Меч Королей (ЛП) - Корнуэлл Бернард

И все же я с боевым кличем бросился прямо на группу охранников, перегородившую проход между клетками. Они не встали стеной щитов: их щиты были слишком малы и предназначались только для отражения ударов. Они встали стеной мечей. Но они лишь охраняли рабов, а это означало, им платят за то, чтобы следили за порядком, запугивали и избивали беспомощных жертв кнутами. Им не платили за драку с воинами Нортумбрии. Я не сомневался, что некоторые знали, как стоять в стене щитов. Они обучались этим навыкам, разбивали вражеские щиты, они убивали и выживали сами, но сомневаюсь, что они потом тренировались в этом, как тренировались мои люди. Они больше не практиковались многие часы с тяжелыми мечами и щитами, потому что их враги — безоружные рабы, многие из которых женщины и дети. Худшее, что их ожидало, это непослушный раб, которого легко избить дубинкой до бесчувствия. Теперь они столкнулись с воинами, моими воинами.

Финан рядом со мной кричал на своём языке, слева от меня сражался Беорнот.

— Беббанбург! — опять заорал я, хотя, без сомнения, для врагов это ничего не значило, но они видят воинов в кольчугах и шлемах, воинов, бесстрашных в бою, воинов, которые возвещают об их смерти, воинов, которые убивают.

Я бросился к человеку в кожаной безрукавке, такому же высокому, как я, с короткой черной бородой и мечом, который он держал как копье. Когда мы приблизились, он шагнул назад, но всё еще держал меч прямо перед собой. Он что, надеялся, что я сам насажусь на него? Вместо этого я оттолкнул его клинок левой рукой, защищенной кольчугой, и воткнул Вздох змея ему в живот, почувствовав вонь у него изо рта. Он был здоровяком, но я отбросил его на человека, стоявшего позади него, а справа от меня кто-то закричал, потому что быстрый меч Финана лишил его глаз. Я все ещё видел рядом с собой красный от крови клинок Беорнота, повернулся вправо, вытащил свой меч из падающего врага и столкнулся со следующим, вооруженным саксом.

Моя кольчуга остановила его клинок. Он давил на свой меч, но yже в ужасе пятился назад, и его выпад растерял всю силу. Он заскулил и затрясся, возможно, пытаясь сдаться, но я ударил головой в шлеме ему в лицо, и стон превратился в мычание, а затем его глаза широко раскрылись, когда клинок Беорнота вошел ему меж ребер. Это были глаза человека, готовящегося познать адские муки. Он упал, я сделал еще шаг и оказался позади строя врагов, передо мной виднелась открытая дверь, за которой блестело на воде солнце и стоял корабль, в котором мы нуждались. Я с криком повернулся назад и полоснул голодным Вздохом змея кого-то по горлу, и внезапно враги исчезли, раздавались только крики о пощаде, кто-то дергался в агонии, кто-то умирал, на каменном полу растекалась кровь, а один грузный надсмотрщик в панике убегал вверх по лестнице, находящейся рядом с клеткой для женщин.

Мы воины.

— Гербрухт!

— Да, господин?

— Приведи Бенедетту и детей.

Мы сражались с девятерыми, я посчитал. Пятеро были мертвы или умирали, трое стояли на коленях, а один убежал наверх. С одной стороны за решёткой кричали в ужасе женщины, с другой стороны во мраке клетки теснились мужчины.

— Беорнот! — Я указал на троих, стоящих на коленях. — Приведи ублюдка, что мы захватили во дворе к этим троим, сдери с них кольчуги, запри их и выясни, не захочет ли кто из рабов пойти к нам гребцами!

Того, который удрал наверх, я едва успел рассмотреть. Он был крупный, не такой здоровенный, как Беорнот или Фолькбалд — они высокие и мускулистые — а просто жирный. Я видел, как он в панике, громко топая, карабкался вверх по ступенькам. Теперь, обнажив Вздох змея, я пустился за ним.

Должно быть, лестницу возвели ещё римляне, поскольку первые несколько ступеней были каменные, хотя над этой ровной кладкой был надстроен деревянный пролёт, ведущий на небольшую площадку, где в воздухе плясали пылинки. Я медленно поднимался. Сверху не доносилось ни звука. Должно быть, кем бы ни был этот толстяк, он меня поджидал. Ко мне присоединился Финан, и мы вдвоём крались по деревянным ступеням, вздрагивая от скрипа.

— Один человек, — прошептал я.

Справа на маленькую площадку выходил открытый дверной проём, завешенный толстой шерстяной шторой. Я ждал, что едва ступлю на площадку, как из-за этого занавеса последует удар копьём, поэтому дотянулся до шторы острием Вздоха змея и отодвинул её. Никакого копья. Я сдвинул завесу дальше и услышал, как кто-то сдавленно охнул. Опять раздался тяжелый топот — должно быть, толстяк побежал дальше вверх по лестнице.

— Гуннальд? — предположил Финан.

— Думаю, да, — отозвался я, уже не стараясь вести себя тихо. Я сделал последний шаг и сорвал штору. Послышался сдавленный крик, и я увидел ещё одну клетку. Три женщины, сидевшие в ней, смотрели на меня полными ужаса глазами. Я приложил палец к губам, и они затихли, указывая глазами на лестницу, ведущую на самый верх.

— Гуннальд! — окликнул я.

Ответа не было.

— Гуннальд! Я пришёл выполнить своё обещание! — Я поднимался по лестнице, стараясь топать потяжелее. — Ты меня слышишь, Гуннальд?

Ответа по-прежнему не было, только сдавленное сопение где-то в глубине чердака. Последний этаж размещался под крышей, пересечённой балками. Там недоставало света, но, поднявшись на самый верх, я увидел забившегося в дальний угол толстяка. В руке он сжимал меч. Редко мне случалось видеть такого напуганного мужчину.

Финан, поднявшийся вслед за мной, открыл ставни маленького окошка, которое я видел со двора, и при свете я разглядел тяжёлые деревянные сундуки и крепкую деревянную кровать, заваленную шкурами. Из постели на нас испуганно смотрела девушка, прикрываясь шкурами.

— Гуннальд? — спросил я мужчину. — Гуннальд Гуннальдсон?

— Да, — сказал он почти шёпотом.

— Ты бы бросил меч. Или хочешь сразиться со мной?

Он потряс головой, но по-прежнему крепко сжимал оружие.

— Меня зовут Утред, сын Утреда, лорд Беббанбургский.

Меч выпал из трясущейся руки и с грохотом покатился по деревянному полу. За ним последовал и сам Гуннальд — рухнул на колени, молитвенно протягивая ко мне сложенные руки.

— Господин!

Ещё одно закрытое ставнями окошко на фронтоне дома выходило на реку. Я прошёл мимо стоящего на коленях Гуннальда и толкнул ставню, впуская на чердак больше света.

— Мне не нравятся работорговцы, — тихо произнёс я, возвращаясь назад.

— Многим не нравятся, господин, — прошептал он.

— Она рабыня? — я указал Вздохом змея в сторону девушки в постели.

— Да, господин, — шёпот Гуннальда был едва слышен.

— Больше нет, — сказал я.

Гуннальд не отвечал. Он только трясся. Я заметил валяющийся на полу халат или платье — поношенную льняную тряпку. Я подцепил его окровавленным острием Вздоха змея и бросил девушке.

— Ты помнишь торговца рабами по имени Хальфдан? — спросил я у Гуннальда. Тот мялся, явно удивлённый вопросом. Лицо у него было круглое, глазки маленькие, клочковатая бороденка едва прикрывала жирные щеки, на голове — жидкие волосы. Он носил кольчугу, но чересчур тесную — пришлось разорвать ее по бокам, чтобы прикрыть брюхо. Большое брюхо.

— Нам редко доводилось видеть толстяков, — сказал я. — Да, Финан?

— Ну, разве что несколько монахов, — ответил Финан, — да ещё парочку епископов.

— Наверное, ты много жрешь, — сказал я Гуннальду, — вон какое брюхо наел. Рабы у тебя все тощие.

— Я их хорошо кормлю, господин, — забормотал он.

— Неужто? — я изобразил удивление.

— Мясо, господин. Они едят мясо.

— Ты хочешь сказать, что хорошо относишься к своим рабам? — спросил я, и, присев перед ним, острие Вздоха змея упер в пол у его колен.

Он уставился на клинок.

— Ну? — подсказал я.

— Сытый раб — здоровый раб, — выдавил Гуннальд, глаза были прикованы к высыхающим на клинке потекам крови.

— Так ты относишься к ним хорошо?

— Да, господин.

— И эту девушку насильно заставляли лечь в твою постель?

— Нет, господин, — и снова его шёпот был едва слышен.