Перешагни бездну - Шевердин Михаил Иванович

В Северном Афганистане все находящиеся там в эмиграции басмачи и калтаманы, помещики и баи по наущению эмиссаров Бухарского центра и  мусульманского духовенства немедленно признали короля-фанатика и выступили против сильных в то время сторонников Амануллы.

И история водоноса Бачаи Сакао, сделанного королем, и темные интриги Пир Карам-шаха имели прямое касательство к уютному обиталищу бухарского беглеца-эмигранта Исмаила Диванбеги. Именно здесь частенько шептались заговорщики, именно отсюда во все стороны скакали «арзачи» — курьеры с тайными директи­вами, и, наконец, именно айван в тенистом саду служил соедини­тельным звеном между Англо-Индийским департаментом и Бухар­ским центром. Но... славился Исмаил Диванбеги своей государст­венной мудростью. Англичанам Исмаил Диванбеги не верил. Не слишком ли часто упоминаются в последнее время инглизы. Не верил он и Пир Карам-шаху, про которого говорили разное: и могуществом он обладает, и умом наделен, и в хитростях поспо­рит с любым хитрецом, и твердостью характера никому не усту­пит, и что лучшее его удовольствие — присутствовать при смерт­ных казнях. Но мало ли что болтают про человека, которого боятся.

Исмаил Диванбеги очень ценил покой и в жизни придерживался правила: тайна хороша, когда знаешь ее ты один.

Поэтому он предпочел ничего не говорить свирепому вождю вождей про письмо, которое привез от эмира Хаджи Абду Хафиз — Начальник Дверей. Эмир восторгался тем, что король Хабибулла дарит ему дружбу и благосклонность.

«Он, исламский государь, есть помогающий всем бухарским и туркестанским беглецам и сам готовый обрушить меч на больше­виков и содействующий возвращению нашему на трон Бухары. Запомните, с инглнзами Хабибулла Газий восстановил старую дружбу, которая издавна была у афганских королей до безбож­ного Амануллы. Инглизы назначили Хабибулле Газию выплачи­вать воспомошествование в золотых монетах и в разном оружии, как-то: винтовки, пулеметы и пушки для войны против Москвы. Инглизы всячески помогают Хабибулле Газию. И когда у горо­да Чарикара он получил рану, они послали ему самого опыт­ного доктора, а захватив Кабул, Хабибулла Газий послал своих лучших воинов-кухистанцев охранять британское посольство в Багбаге.

Учитывая благоприятное положение, мы повелели нашему амирляшкару Ибрагимбеку немедленно покинуть Кала-и-Фатту и направиться в Ханабад готовить своих воинов-муджтехидов к ве­ликому и победоносному походу в Туркестан и Бухару. Однако, стало известно, инглизы требуют, чтобы Ибрагим поехал к ним в Индию для переговоров. И что это за дошедшие до нас сведения, что Ибрагимбеку готовят встречу в городе Пешавере с нашей дочерью принцессой Моникой-ой? Выясните и напишите, зачем Ибрагиму ехать в Индию и на каком основании инглизы распоря­жаются судьбой принцессы — нашей дочери, почему держат вза­перти и до сих пор не отпустили к нам в Кала-н-Фатту? И в соот­ветствующей достойной форме разъясните чиновникам Англо-Индийского департамента, что все вопросы Бухары и Туркестана подобает решать с государем и повелителем, каковым волею все­вышнего являемся мы.

Сеид Алимхан, эмир».

В конверт, словно бы случайно, было вложено воззвание короля Хабибуллы Газия от 2 мухаррема 1358 года хиджры. В нем, в частности, писалось: «Аллах и могущественная, величественная Англия ежечасно посылают нам свою помощь...»

«Прикинемся незнающими,— думал Исмаил Диванбеги.— Инглиз сам все скажет», И действительно, когда Абдурашидбай со своими расчетливыми бухарцами ушли из сада, Пир Карам-шах сразу же спросил:

—  Что с Ибрагимом? Чего он хочет? До сих пор я думал, что он зверь, если и способный мыслить, то очень узко, а теперь он вздумал все решать самостоятельно. В чем дело?

Хозяин дома пожал плечами. Из всех присутствующих, пожа­луй, он да Сахиб Джелял держались самостоятельно.

—  Наши бухарцы насчет расходов осторожны. Оч-чень осторож­ны. Слезла позолота у барана с рогов. Кто же хочет развязывать кошельки, вынимать деньги, и для кого? Для Ибрагимбека. Они хотят подумать, хотят посмотреть, что задумал... зверь, умеющий мыслить.

— Ибрагимбек помнит свое место в мире,— заговорил давно уже молчавший Сахиб Джелял.— Ибрагим не любит Сеида Алим-хана, но подчиняется ему потому, что тот халиф ислама. Ибрагим обращается за советом к Сеиду Алимхану, ибо Ибрагим не видит ничего, кроме ислама. Мозги у него такие. Но Ибрагим говорит: «Лучше утонуть, нежели просить помощи у змеи».

— У змеи? Храбрец! — съязвил Пир Карам-шах.

Он сидел, уткнув красное воспаленное от солнца лицо в расшитый воротник камзола, и голос его звучал глухо. Сейчас он вздернул подбородок и, недоверчиво поглядывая на Сахиба Дже­ляла, заговорил:

—  А чьим оружием сражается басмаческая шваль Ибрагимбе­ка? Откуда он получает винтовки, патроны? И для кого мы гото­вим  батареи  полевых  пушек?   Без  помощи   Англии   Ибрагим — пустое место. Слабоумный не понимает этого. Что, у него семь голов на плечах?

Хозяин дома попытался успокоить спорящих:

—  Искать, просить не у халифа, у англичан   означает    идти против корана, — так считают локайцы. Ибрагимбек приказывает каждый вечер читать ему вслух коран. Надо утишить смятение умов верующих, искоренить соблазн.

— Что остается делать? — заметил спокойно Сахиб Джелял.— Люди Ибрагима видят, что у них на родине в Туркестане притес­нителей царских чиновников прогнали, что земля отдана народу, что каждый, даже бедный, варит вечером    плов в своем    котле. Среди ибрагимовского войска брожение. Ибрагим говорит воинам: «Война нужна ради ислама». Пока они верят в джихад, они сража­ются. А воины спрашивают: «Разве инглизы мусульмане?»

Пир Карам-шах промычал что-то невразумительное.

— И я  хочу сказать,— вмешался  Ишик Агаси.— Их  высоче­ство Сеид Алимхан сами изволили, так сказать, советовать Ибра­гиму: «Чего вам ехать в Индию к язычникам и кяфирам?   Да и надо смотреть, чтобы в Пешавере или Дакке чего не подсыпали о пищу».

— Бойся друзей больше, чем врагов...— вышел из себя Пир Ка­рам-шах.— Так я и знал. Слепой указывает путь косому. Мусуль­мане могут захотеть царем не безвольного    политикана, а непре­клонного беспощадного защитника  ислама.   Одни  пригодны  для торговли, другие — для священной войны. Коршуну — небо, воро­бью — застреха!

Пир Карам-шах весь дрожал от возбуждения, с губ его срыва­лись капли слюны. Им овладела дурнота. С улыбкой снисхождения его отпаивал дехлийским шербетом Исмаил Диванбеги.

Сахиб Джелял веточкой невозмутимо чертил на ковре незри­мые фигуры, следуя кончиком ее за бликами от лучей, пробива­ющихся сквозь узор панджары.

— Священная война! — с трудом, наконец, произнес Пир  Ка­рам-шах.— Полнять    знамя против большевиков!    Хорошее нача­ло — половина сражения.  В  единстве мусульман — залог успеха, а господин эмир начинает с раздоров и склок.

Он хлопнул в ладоши. Гурки, сидевшие под деревьями, повска­кивали, гремя оружием.

— Коня! — приказал   Пир   Карам-шах  и,   решительно  подняв­шись, сбежал по ступенькам    анвана и ушел    по дорожке.      Все смотрели ему вслед. Даже по напряженной спине   чувствовалось, что Пир Карам-шах позволил, вопреки обыкновению, выйти своему гневу из хранилища души.

МОНИКА В БУНГАЛО

                                            Взор ее на просторе, а сама в клетке.

                                                                 Бедиль

                                           —  От кого,    Лукмон, ты научился вежли­вости?

                                           —  От невежи,— ответил   мудрый баснопи­сец.

                                                                              Саади

Ни хозяин дома Исмаил Диванбеги, ни торговый гость Сахиб Джелял, ни посланец эмира Ишик Агаси и словом не обмолвились о чуянтепинской прокаженной, хотя мысль о ней не оставляла их. Каждый имел свои расчеты, но держал их при себе.