Клеопатра. (Другой перевод) - Хаггард Генри Райдер

– А не можешь ли ты, Гармахис, сходить туда с евнухом и с ним вынести сокровище? – спросила она, устрашившись.

– Нет, Клеопатра, – ответил я. – Даже ради тебя и блага Египта я не могу сделать этого, ибо из всех моих грехов и преступлений это будет самым тяжким и кощунственным. Но я, как наследный хранитель тайны, имею право по требованию показать правителю земли Кемет место, где спрятано сокровище, а также записанные предостережения божественного Менкаура тем, кто хочет его взять. И если, увидев это место и прочитав предостережения, правитель решит, что судьба Кемета действительно находится в опасности и катастрофа неотвратима, не побоится проклятия мертвых и богов и заберет сокровища, вина за это ужасное деяние, за это святотатство будет возложена на него одного. В прочитанных мною летописях говорится, что три правителя осмелились в час великих несчастий Кемета войти в пирамиду. Это были божественная царица Хатшепсут, это земное чудо, избранница богов; ее божественный брат Менхеперра и божественный Рамсес Ми-Амон. Но из них ни один, увидев сокровище, не осмелился к нему прикоснуться, когда прочел предостережение, – нужда в средствах была велика, но не настолько, чтобы совершить подобное святотатство. Потому, устрашившись проклятия, все трое с сожалением ушли отсюда.

Она немного подумала, и я понял, что ее мужество наконец преодолело страх.

– Что ж, хотя бы увижу все собственными глазами, – сказала она.

– Хорошо, – ответил я.

И мы с евнухом стали собирать большие камни в известном мне месте у основания пирамиды. Когда груда выросла чуть выше человеческого роста, я взобрался на нее и стал искать известную мне одному потайную отметину, небольшой выступ, размером с лист дерева. Это заняло много времени. Найти ее оказалось нелегко, потому что солнце и носимый ветром песок пустыни стирают даже эфиопский камень. Нащупав наконец выступ, я особым способом надавил на него изо всех сил. Камень, простоявший без движения тысячи лет, повернулся, открыв лаз, настолько узкий, что человек мог в него протиснуться с трудом. И как только ход открылся, из него вылетела огромная летучая мышь, совершенно белая, словно прожившая несметное количество лет и поседевшая от старости. Никогда прежде я не видел подобных летучих мышей, ибо размером она была с ястреба. Вылетев и зависнув на миг над Клеопатрой, она стала медленно кругами подниматься ввысь, пока не скрылась в ярком свете луны.

Увидев ее, Клеопатра в ужасе вскрикнула, а наблюдавший евнух в страхе упал на землю, полагая, что это дух-охранитель пирамиды. Я тоже испугался, хоть не издал ни звука. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, я верю, что то был дух Менкаура, пребывающего во власти Осириса, который, приняв образ летучей мыши, вылетел из своего священного жилища, чтобы предостеречь нас.

Я выждал какое-то время, чтобы застоявшийся воздух выветрился из хода, потом достал три светильника, зажег их и поставил у входа в узкий туннель. После этого я спустился с каменной груды, отвел евнуха в сторону и велел ему поклясться живым духом Того, кто почивает в своей священной могиле в Абидосе, что он никогда никому не расскажет о том, что увидит сейчас.

Трясясь от страха, он принес клятву и сдержал ее.

Покончив с этим, я полез в отверстие, прихватив с собой моток веревки, конец которой обмотал себе вокруг пояса, и позвал Клеопатру, чтобы она поднималась ко мне. Подвязав подол своего платья, она последовала за мной, я протащил ее через узкий лаз в коридор, стены которого выложены гранитом, где она смогла встать во весь рост. За ней в коридор пробрался евнух и тоже встал рядом с нами. Потом, сверившись с планом ходов, который я взял с собой и который был переписан тайными символами, понятными только посвященному, из древнего свитка, хранимого сорок одним поколением моих предков, жрецов пирамиды Херу и поминального храма божественного Менкаура, пребывающего во власти Осириса, я углубился в темноту навстречу царившей в гробнице тишине. Освещая дорогу дрожащими огнями светильников, мы прошли по крутому спуску, задыхаясь от жары и духоты вязкого, застоявшегося воздуха. Через какое-то время вокруг нас уже были не сложенные камни – теперь мы шли по галерее, выбитой в толще скалы. Примерно двадцать шагов она круто шла вниз, потом ее наклон уменьшился, стал более пологим, и мы оказались в камере, выкрашенной в белый цвет. Потолок в ней был таким низким, что мне из-за моего немалого роста пришлось сильно нагнуться. В длину она имела четыре шага, а в ширину – три. Все ее беленые стены были покрыты рельефами. Здесь Клеопатра опустилась на пол, чтобы немного отдохнуть, ибо она обессилела от жары и безмерно боялась темноты.

– Встань, – приказал я. – Здесь нельзя долго задерживаться. Мы можем задохнуться.

Она встала, и мы, держась за руки, прошли через камеру и увидели огромную гранитную дверь. Я снова сверился с планом, надавил ногой на определенный, обозначенный там камень и стал ждать. Вдруг гранитная плита, не знаю, при помощи каких сил, начала медленно и плавно подниматься из своего каменного ложа, открывая проход в толще скалы. Мы, наклонившись, прошли под ней и натолкнулись на вторую гранитную дверь. Я снова надавил ногой на показанное в плане место, и эта дверь широко распахнулась перед нами, как бы сама. Мы прошли дальше и увидели перед собой третью дверь, еще более массивную, чем две предыдущие. Согласно указаниям моего написанного тайными символами плана я ударил по двери ногой в определенном месте, и она, словно по волшебству, поползла вниз, пока не сравнялась с каменным полом. Пройдя дальше, мы оказались в очередном коридоре, который плавно опускался вниз и через четырнадцать шагов вывел нас в большую облицованную черным мрамором камеру, более девяти локтей в высоту, девяти локтей в ширину и тридцати локтей в длину. В выемке в мраморном полу стоял гранитный саркофаг, а на его крышке были выбиты имя и титулы жены фараона Менкаура. В этой камере воздух был чистым и свежим, но как он попадал туда, мне не известно.

– Сокровища здесь? – взволнованно спросила Клеопатра.

– Нет, – ответил я. – Следуй за мной. – Через отверстие в полу большой погребальной камеры я пробрался в следующую галерею. В ее начале тоже находилась дверь, закрывавшаяся каменной пробкой, но сейчас она была открыта. Мы проползли по этой шахте, или коридору, около двадцати шагов и оказались у колодца глубиной в семь локтей. Я привязал свободный конец обмотанной вокруг моего тела веревки к кольцу, вырезанному в камне рядом с колодцем, и меня, со светильником в руке, стали опускать, пока я не оказался в месте последнего упокоения божественного Менкаура. Потом евнух поднял веревку, обвязал ею Клеопатру и через какое-то время спустил ее, а я принял ее в свои объятия. Евнух боялся оставаться один, ужасно этого не хотел, но я приказал ему ждать нас у спуска в колодец, ибо ему нельзя было входить туда, куда направились мы.

Глава XI

О погребальной камере божественного Менкаура, о надписи на груди Менкаура, о том, как доставали сокровища, об обитателе гробницы и о бегстве Клеопатры и Гармахиса из священного места

Мы стояли внутри небольшой камеры со сводчатым потолком и облицованными сиенским гранитом стенами. Перед нами на золотоликом сфинксе покоился вырезанный в форме деревянного домика из монолитной базальтовой глыбы саркофаг божественного Менкаура.

Мы замерли, охваченные благоговейным страхом, ибо на нас давила невыносимая тишина и мрачная торжественность этого священного места. Над нашими головами на многие локти вздымалась в небо громадная, могучая каменная пирамида, и стены ее овевал ласковый ночной ветер. Мы же находились в толще скалы под ее основанием. В этой камере мы были наедине с мертвым, покой которого собирались потревожить, и ни шелест ветра, ни даже сама жизнь не проникали сюда, чтобы скрасить наше невыносимое, пронзительное одиночество. Я посмотрел на саркофаг. Крышка его была снята и лежала рядом. Вокруг нее за века толстым слоем собралась пыль.