Сильвандир - Дюма Александр

— Какое вам угодно доказательство?

— Судебное решение ожидается послезавтра, пусть его отложат на неделю, и в обмен на это я дам свое согласие; правда, ставлю еще два условия.

— Какие именно?

— Невеста не должна быть уродлива, и она не должна быть, тьфу, вернее, должна быть…

— Я вас понимаю, господин д'Ангилем.

— Ну и как?

— Я согласен.

— Как вас надо понимать? Вы ручаетесь, что…

— Да, именно.

— В таком случае вот вам мое слово.

— Стало быть, через десять дней?

— Через десять дней.

— Я приду к вам утром того дня, когда будут выносить судебное решение.

— Я вас жду.

— В добрый час, господин д'Ангилем, в добрый час! Ах, милостивый государь, вы родились под счастливой звездою!

Человек с бородавками взял шляпу и вышел, пятясь и отвешивая самые почтительные поклоны.

Однако минут через пять он возвратился возмущенный.

— Сударь, — заговорил он. — Как видно, вы добиваетесь огласки, полагая, что вас это спасет, и потому ваш друг, маркиз де Кретте, устроил засаду: он сидит в своей карете в двадцати шагах от гостиницы и ждет, пока я выйду; не отпирайтесь, я узнал ливрею его слуги и гербы на карете. Да только зря вы так поступили, поймите хорошенько: отсрочка, о которой мы условились, накладывает обязательства не только на нас, но и на вас. Ежели за эти дни наши планы получат огласку, ежели что-либо каким-нибудь образом станет известно, ежели какой-либо шаг с вашей стороны покажется нам подозрительным, то я — единственный свидетель, понимаете, единственный свидетель — буду все отрицать, и вы с позором проиграете тяжбу.

Шевалье был ошеломлен этой неожиданной угрозой, она заранее обрекала на неудачу его тайные замыслы: мы уже говорили, что маркиз и он задумали узнать имена корыстолюбивых интриганов и заставить этих мучителей Роже пережить столь же неприятные минуты, как те, какие по их милости выпали на его долю.

Видя, что он изобличен, юноша потерял присутствие духа.

— Что мне надобно сделать, сударь, — спросил он у незнакомца, — чтобы успокоить вас?

— Вы первый выйдете на улицу, милостивый государь, — ответил тот, — и лишь когда я увижу, что вы уехали вместе с маркизом, я сам покину гостиницу.

Роже взял шляпу и уныло поплелся к выходу; позади, на некотором расстоянии от него, шел таинственный посетитель.

Сидевший в карете Кретте давно уже потерял всякое терпение. Шевалье объяснил ему, что их план разгадали, и друзья отправились в Люксембургский сад, где долго беседовали вдвоем.

Человек с бородавками тем временем удалился в свою таинственную резиденцию.

— Делать нечего, шевалье, — сказал маркиз, — нам остается только одно: потихоньку собирать нужные сведения, вас это немного развлечет, и удар, который невозможно избежать, покажется вам, быть может, не столь ужасным. В конечном счете, друг мой, чему быть — того не миновать, примиритесь с тем, что брак ваш будет не из самых удачных. Впрочем, вы легко утешитесь, внимательно оглядевшись по сторонам и поняв, что вокруг не так уж мало весьма странных супружеских союзов.

— Все это верно, да только, вступая в брак, люди обычно знают, на что они идут, я же понятия не имею, что меня ожидает, легко могу попасть впросак, и меня же еще поднимут на смех. Господи, что скажут наши друзья?!

— А они ничего не узнают; не собираетесь же вы им об этом рассказывать, не правда ли?

— Боже избави!

— Ну а ваш тесть со своей стороны вряд ли станет хвастаться тем новым способом, при помощи коего он зажег свадебный светильник для своей дочери.

— Увы! Ведь вы сами не раз говорили мне, что в Париже все становится известно.

— Да, почти все; но когда сильно желают что-либо скрыть, то это удается; к тому же вам приставили нож к горлу, и тут уж, как говорится, ничего не попишешь! Припомните-ка те уроки, какие вам преподали иезуиты в Амбуазе, и коль скоро вы усердно изучали философию, друг мой, принимайте жизнь как философ.

— Ах, маркиз! Вам-то легко говорить. Но скажите откровенно: сами-то вы вступили бы в такой брак? Только откровенно.

— Я, маркиз де Кретте, чей годовой доход достигает шестидесяти тысяч ливров, не считая наследства матери, признаюсь, не женился бы на особе, которую в глаза не видел; Но если бы меня звали Роже Танкред д'Ангилем и мне в случае отказа предстояло умереть с голоду, то я женился бы на ком угодно, даже на самой Алекто, а уж потом разделался бы с нею при первом удобном случае, разбив ее прялку о ее же собственную спину.

— Вы говорите искренне?

— Слово дворянина!

— Но подумайте, я же влюблен в другую!

— Влюблены? Это вообще-то глупо, а при создавшихся обстоятельствах и того хуже: просто беда!

— Но подумайте, ведь я потеряю Констанс!

— Ба! Как известно, только гора с горою не сходится! В один прекрасный день вы и мадемуазель Констанс де Безри снова встретитесь.

— Да, но она разуверится в моей порядочности.

— А вы ей все объясните.

— Она проклянет меня.

— Ну, в таком случае она поступит неразумно, и вся вина падет на нее самое.

— Но как ей понять, почему я пошел на такую измену?

— Вы скажете ей, что за вас все решил ваш отец, и она подумает, будто барон д' Ангилем поступил так в отместку виконту де Безри.

— А вдруг она сама выйдет замуж?

— Тем лучше для вас, мой друг, тем лучше! Прежде всего, не хотите же вы испытывать угрызения совести из-за того, что Констанс по вашей вине осталась сидеть в девицах? А потом, коли она тоже вступит в брак, как вступили в него вы, все скоро позабудут о том, что когда-то между вами был роман; в один прекрасный день вы отправитесь в родные края, встретитесь на охоте с ее мужем и пригласите его к обеду; он станет волочиться за вашей женою, а вы — за его супругой. И как бы прыток он ни был, у вас все равно будет преимущество перед ним, ибо вы начнете с того места, где когда-то остановились.

— Ах, если б вас услышала госпожа де Ментенон, мой милый Кретте!

— Она бы почувствовала себя моложе лет на сорок, только и всего.

На этом разговор друзей закончился, и они поспешили домой, чтобы поскорее приняться за разгадку тайны.

XV. О ТОМ, КАК БЫЛО ВЫНЕСЕНО СУДЕБНОЕ РЕШЕНИЕ

Целых три дня шевалье и маркиз провели в беготне и хлопотах; друзья пустили в ход множество тонких маневров и хитроумных уловок, стараясь узнать то, что им так хотелось узнать, — и вот заговорили слуги, развязали языки привратники, даже судейские писцы и те разжали челюсти.

Наведя какие только можно было справки, д'Ангилем и де Кретте установили, что, по крайней мере, у двенадцати судей и у шестидесяти судебных советников есть дочери на выданье: таким образом, после всех своих разысканий молодые люди были почти столь далеки от разгадки, как и прежде.

Надобно сказать, что некоторые из этих молодых особ внушали несчастному юноше особые опасения, ибо никто не отважился бы назвать их скромницами.

Одну из них как-то обнаружили ночью в полуразрушенном монастыре, за улицей Сен-Бенуа.

Другая незадолго до того совершила поездку в Пикардию, причем ни отец, ни мать не сопровождали ее, и злые языки утверждали, будто обратно в Париж эту девицу привез двоюродный брат, мушкетер.

Наконец, третью, по слухам, видели в фиакре в окрестностях Марли около часу ночи: она выходила из пресловутой гостиницы «Золотой телец».

Правда, ничто не указывало на то, что предполагаемая невеста Роже была одной из этих особ, но ничто также не указывало и на то, что она не могла быть одной из них. А потому шевалье все время пребывал в мучительной тревоге.

Тем временем он узнал, что в полном согласии с пожеланием, которое он выразил своему таинственному посетителю, судебное разбирательство было отложено ровно на неделю. Это недвусмысленно говорило как о доброй воле преследователей Роже, так и об их влиянии в судебном ведомстве.

На восьмой день после того, как шевалье отправил письмо домой, иначе говоря, за два дня до принятия судебного решения, он получил ответ из Ангилема.