Королева викингов - Андерсон Пол Уильям

— Сначала я должен укрепить то, что у меня есть. Слишком многие бонды недовольны и ворчат.

— Я знаю. И все-таки можно кое-что сделать.

— О чем ты думаешь?

— Это может подождать, — мягко, как мурлыкающая кошка, пропела она и перевела разговор на что-то другое.

Опасность заключалась не только в нехватке денег. Корабли короля Олава из Викина могли в любой момент, когда он сочтет нужным, преградить пути к шведским рынкам, на Балтику и, возможно, даже в Данию. Хальвдан господствовал над Финнмёрком и лучшими рыбацкими промыслами, а также имел возможность при желании свободно плавать на запад. Оба имели в достатке воинов, не уступавших дружинникам Эйрика. У обоих были сыновья, которые, если выживут, будут когда-нибудь угрожать ее сыновьям.

Год подходил к концу. Эйрик часто отсутствовал. А Гуннхильд жила главным образом в королевском доме, возвышавшемся над верховьем широкого Бю-фьорда в Хёрдафюльки. Открытый со стороны моря, но защищенный отдаленными островами, этот залив представлял собой хорошую гавань и был удобен для обороны. Поэтому туда во множестве заходили торговые корабли, и вдоль берега образовался небольшой, но быстро растущий городок, от которого в глубь суши уходили хорошо наезженные дороги. Однако сельским хозяйством там занимались мало — лишь в непосредственной близости к городу имелись небольшие поля, — так как дальше начинались крутые холмы, густо поросшие лесом. Среди деревьев, прикрывавших сзади королевский двор, для Гуннхильд выстроили небольшой дом, где она могла при желании оставаться в одиночестве.

Четверо ее старших сыновей были отданы на воспитание, и она теперь редко видела их, а Эрлинг пока еще мог только по-младенчески лепетать. Рагнхильд с развевающимися светло-каштановыми волосами стремительно носилась повсюду. Она была капризным ребенком и не желала считаться с другими, но, впрочем, смогла усвоить от своей матери, что для того, чтобы добиться своего, существуют лучшие способы, нежели истерики.

Она наблюдала за тем, как Гуннхильд управлялась с домашним хозяйством и вела дела с мужчинами, среди которых было много иноземных торговцев — из дальних частей Норвегии, из страны готов и шведов, из Дании, Вендланда, Гардарики, Вестланда, Исландии, иногда даже из самой Империи. Все, и приезжие, и окрестные жители, внимательно слушали королеву и выполняли ее распоряжения, не только потому, что ее муж был Кровавая Секира, нет, советы всегда были очень дельными, а о том, что происходило в мире, она, казалось, знала много больше, чем любой из тех, кто приходил к ней.

Время от времени посетители мельком замечали — а чаще не замечали — других людей, с которыми иногда встречалась королева; те, как правило, были нищенски одеты и ходили пешком. Кое-кто задумывался, что ей могло понадобиться от таких странников и для чего она оставалась одна в своем флигеле или ходила без охраны в лес. Да, она была прекрасной и обворожительной, но еще и странной.

Домашние поняли это, когда с восточных гор явилась Жейра и Гуннхильд тепло приняла ее. Впрочем, они могли только шепотом обмениваться догадками по этому поводу. Хотя Жейра сидела в дальнем конце зала среди низших, но никто из соседей не осмеливался сказать ей хотя бы два слова; она ела не меньше любого мужчины, пила за двоих и спала в ту ночь на пуховой перине в закрытой пологом кровати.

Ее уже несколько раз видели здесь ранее, да кое-какие рассказы о ней дошли с холмов. Не дева, не жена, не вдова, она обитала в одинокой хижине, стоявшей на отшибе от маленькой деревушки. За ее хозяйством — это было некое подобие крошечной фермы — присматривал все время разговаривавший сам с собой старик с дергавшимся лицом. Она также жила за счет того, что ей давали люди. Ее не боялись. Она кое-что понимала в лечении домашнего скота, знала, как увеличить урожай зерна, умела разыскивать потерянные вещи, разъясняла сновидения и занималась тому подобными вещами. Она уверяла, что может видеть, что происходит вдали, и предугадывать будущее. Целыми неделями она бродила по дорогам с посохом и мешком за спиной, высокая, как мужчина, костлявая женщина, в чьих неприкрытых, растрепанных, жестких, седых волосах во множестве кишели вши, которых никогда не выбирали ласковые пальцы. Взглянув на это морщинистое грубое лицо, самый жестокий негодяй не причинил бы ей вреда, а самый нищий поселянин пустил бы под свой кров. Всякую всячину, которую она зарабатывала своим ведовством во время странствий, она обменивала на то, в чем нуждалась.

Утром Гуннхильд прошла рядом с этой женщиной по тропе, ведущей в ее флигель. Завывал ветер, гнал клочья облаков между землей и серым небом. Сосны и ели размахивали ветвями, шелестели хвоей. Последние листья, еще кое-где державшиеся на березах, совсем пожелтели. В доме было так же холодно, как в лесу, но он по крайней мере защищал от ветра. Очаг сильно дымил. Гуннхильд отослала девчонку, присматривавшую за огнем, указала Жейре на стул и своими руками налила ей — не пива, а южного вина.

Они сели, пристально глядя друг дружке в глаза.

— Что ты хочешь? — прямо спросила Жейра хриплым голосом. — Твой человек мне ничего не сказал.

— Я хотела бы дать тебе серебра, — ответила Гуннхильд. — Ты могла бы провести оставшиеся дни в покое.

— Я поняла, что зачем-то понадобилась тебе.

Гуннхильд полуприкрыла веки и понизила голос. Это неприветливое бесстрашие, похожее на повадки медведя, было именно тем, о чем она слышала и на что надеялась.

— Я все скажу тебе прямо, ну а потом мы поговорим о том, что и как. Но если хоть одно слово из этого разговора когда-нибудь сорвется с твоих губ, то ты будешь заниматься своим ремеслом уже на дороге, ведущей в ад.

— Я поняла это, как только твой человек сказал то, что он сказал. Продолжай. — Жейра сделала большой глоток вина.

Гуннхильд тоже отпила капельку.

— Ты слышала о человеке с севера, который называет себя королем? Его зовут Хальвдан Черный. Я хочу его смерти. Я сварила некое подходящее для этого зелье. Но мне нужен кто-нибудь, кто подсунул бы его этому человеку.

Жейра была слегка ошарашена:

— Я… Я не из тех, кто подходит близко к королям… моя госпожа.

— Я подумала об этом. Да, тебе придется рисковать, и ты можешь погибнуть, зато если все пройдет хорошо — получишь немалую выгоду. — «Немалую для такой дряни, какая ты есть, — добавила про себя Гуннхильд. — Даже для дряни, научившейся всяким хитростям от зловещих учителей». — Слушай. Вскоре я пошлю туда корабль с людьми, которым доверяю. Они отвезут королю Хальвдану подарки и скажут, что конунг Эйрик хочет договориться с ним. Я знаю — у меня есть свои способы, — что Хальвдан будет в имении возле того места, где река Нид впадает в Траандхеймс-фьорд, чтобы совершить жертвоприношения в честь окончания лета и устроить пир. Конечно, он отвергнет предложения. Однако он не сможет не принять команду как гостей. Ты поедешь с ними. Моим людям будет известно, что ты понесешь слово от меня к некоему неведомому человеку, который передаст его моему отцу в Хологаланн. У нас с ним имеется несколько тайн — он большой знаток рун. Вот что я скажу своим людям.

— А какова же моя настоящая задача?

— Ты смешаешься с толпой низшей прислуги, познакомишься с женщинами, может быть, с рабынями и запугаешь одну из них, заставишь ее по-настоящему бояться тебя. Кто из знатных людей станет обращать на тебя хоть какое-то внимание? Передашь ей флягу, которую я дам тебе. Ты должна сама придумать, как все это сделать. Но если ты хоть немного ведьма, то сможешь наложить небольшое заклятие на какую-нибудь слабоумную девчонку, чтобы она считала, что подносит королю замечательный напиток. Пусть она подумает, что это зелье внушит королю любовь к ней, или что-нибудь еще, что сочтешь нужным. А ты после этого вернешься на корабль, спрячешься там и будешь ждать. Если то, на что я надеюсь, свершится, то корабль должен будет уйти с утренним отливом.

— Если ты используешь хемлок… Варево из него очень горькое, мед не сможет перешибить его вкус.