Воронья Кость (ЛП) - Лоу Роберт

— С какой женщиной? — удивлённо спросил Воронья Кость, Торгунна посмотрела на него и засмеялась, сообразив, в чём дело.

— С той, которую ты всерьёз считал мальчиком всё это время, — сказала она. А затем добавила, видя его недоверчивое выражение лица и открытый рот:

— Венд, которого ты зовёшь Берто. Её настоящее имя — Берлио.

Глава девятая

Команда Вороньей Кости

Она подошла к Олафу вместе с Торгунной — тот стоял, всё ещё немного бледный, чуть пошатываясь, как ей показалось. На ней было платье, в первый раз за много месяцев подол касался коленей, и это ощущение казалось ей необычным.

— Ловко ты скрывала свой секрет, — сказал Воронья Кость, приняв жёсткое выражение лица. Пока он отлёживался, у него было достаточно времени, чтобы вспомнить все незамеченные намёки, начиная от необычайной округлости, и заканчивая моментом, когда она отказалась снимать мокрую одежду в штормовую ночь.

В ней было что-то странное, словно Олаф смотрел на неё сквозь подёрнутую рябью воду — знакомое, словно у совы, круглое лицо, тёмные волосы кое-как обрезаны на уровне ушей, глаза — большие и добрые. Но теперь всё это принадлежало девушке, а не юноше, как он считал ранее, а платье Торгунны, хоть и было ей велико, но всё же подчёркивало округлости тела, никем ранее не замеченные.

— Я носила несколько рубах, — ответила она тихим голосом, уловив его холодный и печальный тон. Она вспомнила тот момент, когда в окружении мужчин он рассказывал, сколько девушек у него было. — Чтобы скрыть свои формы.

"Немудрено", — подумал Воронья Кость, оглядывая её. "Волосатые ятра Одина, как ей удавалось скрывать ото всех грудь? А бёдра?"

Она заметила, как он смотрит и всё также ухмыляется, как тогда, когда она была не девушкой, а молодым парнем в его команде.

— Ты видишь то, что хочешь видеть, — сказала она. — Часто мне приходилось терпеть, особенно когда мы были в море. Раз или два мне пришлось справить нужду прямо в штаны, но остальные просто подумали, что я вонючка, как и все мальчики.

Она поняла, что сказала лишнего, заметив его мрачное, словно скала, лицо, и её улыбка дрогнула, как слабый огонёк на ветру, пока не сошла совсем.

— Да уж, ты скрывала хорошо, — сказал он, вспоминая странные моменты, и краснея из-за некоторых. Но теперь стало понятно, что за странное влечение он чувствовал, и по меньшей мере, он успокоился; ведь в тех случаях, когда в штанах становилось тесновато, причиной служила близость к девушке. И все же, Олаф не понимал, как так вышло, что его тело знало, а разум — нет, и это его тревожило.

— Грима знал об этом? — спросил он, усаживаясь. — Значит, теперь твоё имя — Берлио?

Она заметила, что ему стало нехорошо, и метнулась к нему; разноцветные глаза Олафа остановили её, словно два кулака в грудь, и она попятилась.

— Продолжай звать меня Берто, — сказала она, чуть жёстче, чем предполагала. — Так проще.

— Едва ли, — ответил он устало. — Те времена ушли.

— Не суди слишком строго, — мягко произнесла Торгунна, она сидела, сложив руки на коленях, Олаф посмотрел на неё и покачал головой.

— У меня и так хватает трудностей с моими воинами, — сказал он. — Кое-кто считает, что удача покинула меня, и возможно, они правы. А теперь все решат, что их товарищ оказался кукушонком-подкидышем в гнезде.

— Этот кукушонок спас тебе жизнь, — заметила Торгунна, но Берлио увидела, как он сурово сжал челюсти и поникла.

— Грима знал, — ответила она, и слова повисли в воздухе. Она наблюдала, как Олаф размышлял, задумчиво наклонив голову, словно птица с улиткой в клюве, собирающаяся расколоть её о камень.

— Он не тронул тебя, — сказал Олаф медленно, тщательно подбирая слова. — А переодел в простого мальчишку...

— Он наткнулся на меня во время набега, — ответила она безучастно. — Грима был один. Сначала он принял меня за кого-то другого, но затем понял, что обознался.

— Но, ты все равно имела некую цену, — размышлял Воронья Кость вслух. — Будь ты простой девушкой, Грима не раздумывая изнасиловал бы тебя, а затем отдал бы на потеху своей команде. Но, вместо этого, он нарядил тебя мальчиком, и держал язык за зубами, так как не доверял своим людям.

— Плохо дело, — вмешалась Торгунна, — когда доверие рушится. — Так кто же теперь предатель, скажи, маленький Олаф?

Он резко взглянул на неё, а затем снова на Берлио.

— Ты бросилась за борт вслед за Гримой, — прохрипел он. — Но зачем?

— Балль всё равно убил бы меня, — ответила она просто.

— Так кто ты на самом деле?

Она пожала плечами и не смогла скрыть дрожь.

— Просто Берлио. Грима подумал, что я — Гейра, но, я всего лишь её служанка, и он понял, что упустил более ценный приз. Он понимал, что если его люди узнают об этом, то посчитают, что удача покинула его, и обязательно отыграются на мне. Но, тем не менее, я была подругой Гейры, и она могла заплатить за мое возвращение, так что Грима увидел во мне некоторую ценность.

— Гейра? — спросил Воронья Кость, и Торгунна обняла девушку за плечи, увлекая её прочь.

— Гейра, старшая дочь Бурислава, короля вендов, королева по праву рождения, — сказала она.

Близкая подруга королевы. Достаточно близкая, подумал Воронья Кость, чтобы иметь некоторую цену, так или иначе. Он так и сказал, чуть позже, когда вместе с Берлио подошёл к своим людям, беспокойно ожидающим его возле хозяйственных построек монастыря.

Они уже знали обо всём; некоторые не могли смотреть ей в глаза, когда она стояла перед ними, закутанная в тёплый, подбитый мехом плащ — ещё один подарок от Торгунны. Воронья Кость с иронией подумал, что Торгунна не настолько обезумела от горя, чтобы покинуть Гестеринг, бросив все свои пожитки. Большая часть воинов старой команды Гримы даже не взглянули Берлио в лицо. Олаф заметил, что ветераны Обетного Братства, соратники Орма, восприняли эту перемену гораздо спокойнее.

— Теперь мне понятно, почему ты так неловко обращалась со станком и топором, — с улыбкой заявил Кэтилмунд.

— Так и есть, — ответила она, робко улыбнувшись. — Значит, ты больше не будешь называть меня Беспалым?

Кэтилмунд смущённо поскреб бороду, а Стикублиг и Хальфдан усмехнулись и наградили его дружескими тычками. На мгновение она почувствовала прежнюю теплоту, а затем обратила внимание на лица воинов, как они смотрят на Воронью Кость. Ведь кроме этого произошли и другие события.

Воронья Кость тоже заметил их каменные лица и с трудом подавил смятение. Ну что же, подумал он, если нельзя заставить их любить себя, так пусть боятся, ведь так обычно и поступают принцы и короли.

— Где пленники? — спросил он, и Мар шагнул вперёд, шлем болтается на поясе, в руке копьё. За ним Кауп и Мурроу во главе группы перетаптывающихся с ноги на ногу людей, от которых несло страданием и страхом, за ними он заметил Конгалаха, тот обхватил согнутую в локте и перевязанную руку, в глазах влажный блеск боли и досады.

Всего восемь человек, Воронья Кость заметил среди них Халка, бросающего на всех взгляды, словно побитая собака, прекрасно понимая, что обречён. И мрачного Фридрека, с кривой ухмылкой на лице.

Он долго смотрел на них, а тем временем подошёл Ойенгуссо, обнимая сына за плечо. Олаф повернулся к причетнику.

— Как бы ты поступил с ними? — спросил он. — Как последний человек, которому они нанесли ущерб.

— Несомненно. я бы их повесил, — ответил Ойенгуссо, его слова вызвали ропот побратимов.

— Значит никакого христианского милосердия? — хрипло спросил Воронья Кость. — Некоторые из них крещены.

Ойенгуссо сложил ладони в молитвенном жесте, его курносый, розовый, как поросенок, сын, восхищённо уставился на отца.

— Будь готов к красному мученичеству, также как и к белому [19], — сказал он с печальным видом. — Правила номер восемь и девять. Рьяно отпевай мёртвых во время службы, как будто каждый мертвец твой близкий друг, правило номер двенадцать.