Эльфред. Юность короля - Ковальчук Вера

Развернувшись, принц увидел несущийся на него вал, ощетиненный копьями и мечами. Он вздрогнул, побледнел, и тут рядом с ним неведомо откуда появился Кенред, держащий в поводу Эльфредова черного жеребца. Молодому воину понадобилось так мало времени, чтоб оказаться в седле, что он и сам поразился. Через пару мгновений он оказался среди своих, а спустя еще пару мгновений на уэссекцев налетели норманны.

Хорошо атаковать, когда ты в седле, а противник пеш. Еще очень неплохо, когда конные налетают на противника, уже занятого схваткой. А вот когда конных атакуют пешие, это ни к чему хорошему не приводит. В один миг Эльфред сообразил, что такое положение настолько невыигрышно, что либо всех конников нужно спешивать, пока не поздно, либо бросать их в атаку, навстречу датчанам.

– Вперед! – завопил принц.

Кто-то послушал его. Кто-то просто не разобрал, что он кричит. Времени, чтобы сообразить, что нужно делать, оставалось слишком мало, неудивительно, что кто-то запаниковал. Слаженно, как один, на врага кинулся только отряд Эльфреда – они привыкли слушать его и сразу выполнять все, что сказано.

Норманны налетели, как шторм в открытом море. Сообразив, что конники – всего две с половиной сотни человек – остались без поддержки, Этельред приказал пешим воинам выступать, и скоро на поле близ старых укреплений Басинга началась такая неразбериха, какая бывает лишь в схватке. Король и сам не знал, что где происходит, где датчане, а где его подданные. Он все рвался в самую гущу битвы, и потому не имел никакого представления, как идут дела.

Эльфред тоже не знал, но и не пытался узнать – указали же ему, чтоб он не совал нос туда, куда позволено совать носы только королям. Он следил за своими людьми, и все пытался сбить их в единый отряд. Шестьдесят человек – не так уж много, но и не слишком мало, особенно в схватке, где играли роль не столько сила и умение каждого отдельного воина, а единство всего сообщества.

Шестьдесят воинов Эльфреда прекрасно знали друг друга и, пожалуй, даже не представляли себя отдельно от всех. Поддерживать товарища, хранить жизнь предводителю и повиноваться любому приказу, потому что главе виднее, было для них так же привычно, как дышать или пытаться спасти свою жизнь.

В битве, как всегда, терялось ощущение времени, и принц не смог бы сказать, когда он почувствовал неладное, но чувствам он привык доверять и, сделав знак Эгберту, чтобы тот прикрыл его, отвлекся от боя, закрывшись щитом, привстал в стременах.

Он скорее почувствовал, чем увидел движение сакского войска, потому что уэссекцы отступали по одному. Отдельные фигурки, кто торопливо, в панике, а кто неспешно, шаг за шагом, бдительно следя за происходящим вокруг, потянулись к королевскому шатру, разбитому на пригорке… «Зачем его там поставили? – вяло удивился принц. – Кому он там нужен»? Он закричал:

– Держись, стой насмерть! – но в грохоте его едва расслышали даже собственные воины, а вот крик «Бежим!», рвущийся из сотен глоток, был слышен куда лучше.

– Стой! – побагровел Эльфред. – Стой, отбросы!

Но его никто не расслышал. Движение в направлении королевского шатра напоминало хлынувшую сквозь обломки плотины воду, дергающую и рвущую водоросли, привыкшие к покою, и все же оставляющую их позади. Через несколько минут принц понял, что если он не отведет своих воинов вслед остальным, то они окажутся в окружении и без толку лягут. Эльфред скрипнул зубами, но противостоять очевидному было невозможно.

– Раненых в седла! – зычно гаркнул он. – Быстро. Отступаем боевым порядком. Тот, кто бросит щит, потом еще и от меня получит, если останется жив. К королевскому шатру на пригорке – вперед!

Для конных куда труднее отступать боевым порядком, чем для пеших – нельзя заставить коня пятиться назад, будто рак. Тут не может быть промежуточных состояний, либо ты держишь коня мордой к врагу и дерешься, как сумасшедший, либо показываешь противнику лошадиный хвост и улепетываешь. Единственное преимущество, которого у конников никто бы не мог отобрать – верхами гораздо легче делать ноги, чем пешком. Но и тут надо быть осторожным, чтоб не потоптать своих же.

Выучка и здесь сыграла решающую роль. Большая часть конников Эльфреда не постеснялась показать датчанам, как хороши пышные хвосты сакских скакунов, остальные – их было не больше десятка – стали прикрывать отступление. Их кони, взбудораженные и взбесившиеся от дикой смеси страшных запахов – мокрого железа, крови, человеческого страха и ярости, удушающего ощущения смерти, пропитавшего воздух – почти уже не повиновались седокам, они вертелись, изгибали шеи и так яростно работали копытами, что мало кто из норманнов решался приблизиться к ним. Животные плохо понимали, что происходит, и где их ждет спасение.

– Назад! – краснея от натуги, орал Эльфред.

Едва совладав с непокорными лошадьми, его люди еще немного попятились назад, а уж оттуда дорога к холму с королевским шатром была открыта. Больше не беспокоясь о войске, заботу о котором брат так решительно снял с него, принц скомандовал отступление, и все те конники, которые еще уцелели в мясорубке боя, поскакали за ним. Ни на холме, ни где-нибудь вокруг не было видно Этельреда, но зато его эрлы командовали своим отрядам отступление, и командовали так громко и уверенно, что прочь от Басинга кинулись все, кто еще мог идти или ехать.

Эльфред не знал, насколько серьезен разгром, насколько далеко придется отступать, но понимал, что придется следовать чужому примеру. Один в поле не воин, и пятьдесят уцелевших конников его отряда не в состоянии что-нибудь сделать без чужой поддержки.

Единственное, что интересовало Эльфреда – куда именно отступает армия Уэссекса. Сперва этого было не понять, оставалось лишь надеяться, что те, кто ведет всю эту ораву, не завлекут ее в болота или в какое-нибудь еще гиблое место. Окружающую местность он знал не слишком хорошо, потому что большую часть жизни прожил близ Солсбери, и, поглядывая по сторонам, на голые деревца и унылые пустые поля по сторонам дороги, не представлял, куда лежит их путь.

– В Мертон! – крикнул кто-то, видимо, мучимый тем же вопросом. – Мы идем к Мертону!

И принцу полегчало.

Мертон был небольшим, но крепким замком. Там жил граф Суррей и его семья (сейчас граф в войске своего короля, а его жена и дети, скорее всего, в Уилтоне) и, разумеется, ворота замка растворятся перед отступающим войском Уэссекса. Вряд ли норманны смогут взять этот замок, так что у воинов будет передышка, а гонцы, возможно, смогут передать весть о поражении в другие графства и помочь королю собрать еще войско. Возможно, они приведут подмогу даже из Корнуолла.

По приказу Эльфреда все его конники взяли к себе на седло раненого, но кони быстро выбились из сил, и пришлось сделать привал. Саксы, поставленные дозорными, вздрагивали от каждого шороха, даже от чересчур громкого крика ворона в ветвях ближайшего дуба. Впрочем, это и понятно, с чего бы птице кричать в лесу, как не при виде человека? Те, кому выпало отдыхать, лежали на плащах и наскоро наломанном лапнике в обнимку с оружием и тоже поминутно поднимали головы и осматривались.

– У меня есть немного сухарей и вяленого мяса, – сказал Эгберт, присев рядом с принцем.

– Подели на всех.

– На всех не хватит.

– Тогда раздай всем, кому хватит. Давай кусок.

Эльфред жевал сухарь и лишь чуть менее твердый ломтик мяса и думал. Сейчас решать нужно было только один вопрос – сколько именно позволить отдыхать людям, оказавшимся у него в подчинении. Дать слишком много времени – их нагонят датчане, слишком мало – люди не выдержат. Но приходилось считаться с трудным положением.

– Что, в конце концов, произошло? – спросил он в пространство, надеясь, что среди временно повинующихся ему людей есть те, кто находился ближе к переднему краю.

– А Бог его знает, – флегматично ответил один из раненых. – Всякое бывает.

Говорили лишь, что пехота завязла на неудобной местности, и датчане, получив некоторое преимущество, воспользовались им в полной мере. Их, конечно, уязвил проигрыш у Эсцедуна, и норманны, как взбесившиеся кони, «грызли удила», лишь бы победить. Их напор оказался слишком силен, а Этельред не сумел справиться с запутавшимися воинами. Пехотинцы рассчитывали, что конница разобьет строй датчан, но по понятным причинам ничего не вышло.