Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
– Решили не ждать до завтра! – откликнулись с кормы. – И не только я, со мной ещё четверо ваших новых матросов!
– Быть тебе боцманом, Бариль, – пробормотал прозорливый Давид.
Шлюпка пристала к “Дукату”, и мы поднялись на палубу. Конечно же, суета, перестук и волнение мгновенно проникли в каюты, послышались тревожные голоса Алис и Эвелин. Мы поспешили войти, чтобы их успокоить. Но какой тут покой! Вместе с нами в кают-компанию ввалились и неостывшая ещё мужская ярость, и грохот сваливаемых на столик в углу клинков, и рабочая пороховая вонь пистолетов, и хриплое, в стон, дыхание, и комки ткани, пропитанные кровью. Бросилась к Бэнсону и уставилась на его руку громадными от ужаса глазами Алис, тоненько заголосила при виде вносимого тела миссис Бигль. Я пристально посмотрел на Эвелин, она понимающе кивнула и громко скомандовала:
– Миссис Бигль, пожалуйста, горячую воду, всю, какая есть. И ещё поставьте греть. Алис, чистые холсты, тонкие, из бельевых, и все лекарства. Мыло не забудь!
Сама же она подхватила из какого-то ящика десятка два свечей и принялась быстро их зажигать. Я отвёл от неё глаза и вдруг увидел, что кресла и оттоманки сдвинуты к стене, и на середину вынесены три пуфа, на которых сидят Стоун, Робертсон и Оллиройс, и все уже обнажены по пояс, и у Робертсона взрезана до верха штанина, а среди всего этого проворно и тихо снуёт незнакомец, так и не откинувший своего серого капюшона.
Он одобрительно кивнул, рассмотрев и понюхав протянутую ему Эвелин коричневую настойку из водорослей, достал из недр балахона какие-то корешки, травки, бубенчик, верёвочку с узелками, несколько склянок.
– Простите меня за неучтивость, добрые люди, – проникновенно сказал он после этого. – Чтобы раны затянулись уже завтра, сейчас вам, всем вместе, а не только тем, кто пострадал, нужно кое-что предпринять, и не только медицинское. А именно: вымыться и переменить одежду. Кто владелец корабля? – спросил он.
– Он владелец, – указав на меня, произнёс Давид.
– Есть у вас на корабле мыльное помещение? – серый царапнул меня взглядом из-под капюшона.
Я растерянно взглянул на Эвелин:
– Есть у меня на корабле мыльное помещение?
Оллиройс нервно хохотнул.
– Есть, и прекрасное, – быстро ответила Эвелин, – сейчас отнесу туда свечей и узнаю, что с горячей водой.
Через час мы вновь собрались в кают-компании, усталые, тихие, в свежем белье. И увидели, что не терял наш гость времени даром, нет! Ровным рядком вытянулись у стены, за оружейным бортиком, в специальных прорезях, шпаги, исчезли кровавые лоскуты, прибраны пистолеты. В дальнем углу уютным полукругом собраны диваны, стулья и оттоманки, перед ними – стол, на нём – дюжина бутылок, мясо, рыба, креветки. Белые, фарфоровые, китайские блюдца, вилки на салфетках, стаканы, бокальцы.
Усадив в ряд моих пострадавших товарищей, лекарь звенел склянками, и под невысоким потолком плыли терпкие, тягучие запахи, и друзья мои один за другим ойкали и шипели. Раны старательно сшиты, бойцы перекрещены белыми многослойными полосами, склянки исчезли. Но лекарь был непрост. Он зажёг от свечи пучок сухих травок, тут же его затушил и всклубившимся от травок дымом обнёс раненых. Потом сказал:
– Сейчас уже всем можно сесть за стол, вот только вы, добрые люди (кивок в сторону перевязанных), ни есть, ни пить не будете. Вы сразу уснёте, – и это хорошо. Вам главное – находиться в окружении дружелюбных и довольных людей, а таковыми быть, судя по столу, им труда не составит. Спать вы будете часов двадцать, не меньше, поэтому в последний раз соберитесь с силами и посетите клозет. Потом приляжете – здесь же, в каюте.
Когда страдальцы наши, трое (за исключением Бэнсона), удобно устроились среди подушек, лекарь дал им выпить розоватой мутной жидкости и ещё раз обмахнул дымом. Затем вынул выпуклые, с тонкой цезурой [53], песочные часы, поставил их на стол и присел рядом, придвинув край капюшона поближе к невесомой призрачной струйке.
Мы примолкли, уставившись на растущий внутри нижней колбы часов холмик, и лекарь вполголоса стал вдруг приговаривать – напевать:
– Верую во единого Бога, Отца-Вседержителя…
Я качнул головой вперёд, как будто кто снял с плеч застарелую тяжесть; шея, налитая усталостью, раскованно обмякла.
– И во единого господа Иисуса Христа, Сына Божия…
Благодать и тепло разливались по телу, и свет свечей стал близким и тёплым, и любовью ко всем наполнилось сердце, а напевный голос всё выводил:
– Распятого за нас при Понтийском Пилате [54], и страдавшего, и погребенного… И восшедшего на небеса… И Его Царствию не будет конца…
Лёгкая слёзка скопилась у меня в краешке глаза.
– Надеюсь воскреснуть из мёртвых, и жить в будущем веке. Аминь.
– Аминь! – нестройно откликнулись мы. Но откликнулись не все. Наши бедные товарищи крепко спали.
Мы перекрестились и подвинулись к столу.
– Присоединяйтесь, святой отец, – уважительно пригласил лекаря Дёдли. – И откидывайте уже свой капюшон, здесь все вам друзья!
– Спасибо, добрые люди, однако я с вами попрощаюсь на время: моих забот ждёт ещё один на этом корабле. (Мы помрачнели.) И капюшона снять не могу: обет.
Он поклонился, отступив, спрятал часы и неспешно вышел. В коридоре послышался удаляющийся, редкий и печальный, звон бубенчика.
Вот пришло время, когда можно было замолчать и опомниться. Давид Дёдли, Бэнсон с пухлой и белой, как подушка, перевязанной рукой, и я сдвинулись в кружок у стола, а рядом незаметно встали и притихли две встревоженные птахи. У Алис готовы были выкатиться слезинки.
Взяв бутылку, я поднёс к носу, понюхал,– вино, – отставил, нашёл крепкий и жгучий можжевеловый джин, налил в стаканы. Рука у меня отчаянно дрожала, но я того не стыдился. Мы выпили по полному стакану, помотали головами, посопели. Есть не хотелось.
– Говорите же, что случилось! – не выдержав напряжения, воскликнула Алис.
Эвелин быстро положила ладонь на её руку, что-то требовательно шепнула. Алис прикусила губку, опустила лицо, всхлипнула.
– Хотел бы я знать, что случилось, – мрачно откликнулся Бэнсон, баюкая разбитую сундучком руку.
– Вот что, милые дамы, – устало сказал Давид. – Эти холодные закуски в горло не лезут. Приготовьте что-нибудь горячее и острое и садитесь-ка с нами. Что была большая драка – сами видите, а подробности вам знать ни к чему.
Понимающе кивнув, Эвелин потянула Алис за рукав, и они направились на камбуз, к миссис Бигль.
Я приподнял бутылку, вопросительно взглянул на друзей. Они протянули свои стаканы.
– Если бы не вы, мистер Дёдли, – передёрнувшись, сказал я, – лежать бы нам всем сейчас рядом с Джейком. Откуда у вас взялись порох и пуля?
– Случай, мистер Том, – развёл руками старик, – невероятный, отчаянный случай. Я договаривался о поставке пороха и свинца для двух гарнизонов Ост-Индийской компании. Но мне выгоднее было продать этот товар не общим весом, а количеством зарядов. Мы высчитывали, сколько весит один заряд, и этот комплект выстрела, один-единственный, так и остался в моём кармашке.
– А что там произошло потом?
– Я зарядил пистолет и стал вглядываться. Увидел бегущего Оллиройса и подумал, что он спешит на помощь Стоуну. Но вслед за ним появились эти двое, и я решил, что он убегает, спасается. И выстрелил в ближайшего из тех двоих, почти в упор, и он повалился на меня. Это меня спасло, потому, что иначе второй не побежал бы дальше, а сначала ткнул бы меня шпагой. Страшный, как потом оказалось, человек.
– Да, а остальные были так безобидны, – криво усмехнулся Бэнсон.
Мы впервые за весь вечер улыбнулись.
– Ах, если бы я знал, что самый опасный – тот, другой, Глюзий, что он за две секунды убил Джейка, я бы целил в него! Но Оллиройс молодец. Теперь понятно, что это было не бегство, а манёвр. И наилучший в его положении! Он прихватил с собой пистолет, незаряженный, бесполезный, но противник Стоуна-то этого не знал! Вот так, канонир подскочил и, что-то крикнув, наставил на него пистолет, а тут как раз я из своего грохнул, и тот испугался, вильнул шпагой, и Стоун мгновенно его заколол. Он ещё только падал, а Оллиройс выхватил из его руки шпагу и вдвоём они обернулись к подбежавшему Глюзию. Слава Господу, что вдвоём! Только поэтому продержались, да и то недолго. Ну вот, а я, увидев такое дело, отпихнул лежащего на мне, взял его шпагу и побежал к Бэнсону.
