Остров Локк - Шервуд Том
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
Прибыв в очередной раз за жемчугом, корабль привёз мистеру Кларку гостью. Это была его дочь, Гвендолин Кларк. Белокурая, с синими глазами, чуточку полноватая, очень воспитанная леди. Тихая и скромная, как истая англичанка, она тем не менее имела некую личную особенность. Её знание мира не исчерпывалось серыми Лондонскими кварталами. Ей был ведом мир огромный, в два континента. И это знание законов реальной жизни, и старательно усвоенные навыки и уловки людей, живущих по этим законам, вычистили из её мировоззрения даже признаки наивности и утопии. Её суждения очаровывали меня как безупречной логикой, так и беспощадной реалистичностью, и если бы в её манере держаться присутствовала хотя бы тень кокетства или жеманства, то эти рождаемые ею откровенные, лишённые любых реверансов мысли можно было бы определить как циничные [60]. Гвендолин была сказочным собеседником.
Мистера Кларка весьма беспокоило то, что дочери исполнилось уже двадцать пять лет, а она всё ещё не была замужем. Её жених, офицер английской армии, шесть лет находился в Бомбее и семь лет успешно имитировал готовность к браку. Первую половину этого срока он копил деньги для будущей совместной жизни, вторую – готовил выгодные условия отставки. Ну и понятно, что мистер Кларк торчал на этом Иуга-э-Дугу для того, чтобы скопить ей хоть какое-то приданое.
Две недели, четырнадцать восхитительных дней кружился чарующий вальс двух партнёров – энциклопедического мужского ума и реалистичного женского кругозора. На обратном пути корабль, возвращающийся с жемчуговой данью, увёз её назад в Индию. Однако она дала слово, что через полгода приедет снова – “во что бы то ни стало”.
О, сколько смысла я обнаружил в идиоме [61] “жить воспоминаниями”! И я стал готовиться к её новому приезду. Вот какой я задумал для неё подарок. Возле скалы из песка торчало ребро большого, отдельно лежащего камня. Я откопал по всем сторонам от него песок и, оценив размеры (три шага в длину, два в ширину), нанял туземцев. Они выволокли камень из песчаного ложа и докатили его до моей хижины. Распорядившись установить эту известковую плиту возле самой стены, я взялся за дело. Одна сторона камня была клиновидной, и её вонзили в песок. Противоположная, плоская сторона оказалась сверху, на уровне примерно моего пояса. Я начертил на ней ровный квадрат и стал методично высекать сердцевину. (Пока корабль стоял на рейде, я выменял у матросов и переправил на остров и долото, и молот.) Известняк, если вы понимаете, тесать очень легко. Известняк, ракушечник – он как мел, только твёрже. Прошло два месяца, и я закончил работу. В камне зияла ниша длиной в рост невысокого человека и в ярд глубиной. Зачем? Чуточку позже скажу, уже совсем скоро. Пока же вот о чём. Случилось у нас происшествие…
Однажды утром нас разбудили крики. Умер человек. Один из туземцев, не молодой уже, поживший. Обычно в таких случаях они не кричат, не плачут. Сноровисто и быстро вкладывают между ногами усопшего тяжёлые створки раковин, крепко обматывают ноги пальмовыми волокнами, заворачивают тело в своего рода саван [62] из пальмовых листьев, отвозят на пироге в открытый океан и тихо опускают вниз. Не так всё на это раз, не так! Это были даже не крики, а с видимым мучением подавляемые вопли, наполненные звериным ужасом. Мы с Кларком тревожно спросили, в чём дело. И услыхали в ответ:
– Нгоро-Нгоро!..
Скоро выяснилось, что, по представлению островитян, этого человека убил страшный дух, который ночью усыпляет людей до полного обездвиживания и выпивает “всю-всю-всю их кровь”. Этот дух блуждает по островам, и уж если поселится в племени, то высосет всё племя, до последнего человека. Убить же его нельзя. (Мой вопрос – “почему нельзя?”– был встречен новой волной дикого ужаса и остался без ответа.)
Что ж, посмотрим. Обычный мертвец. Ну да, вот только странная худоба и почти пергаментная прозрачность истончившейся кожи могут навести на мысль, что из человека выпита вся кровь. И ещё – покойник оказался направдоподобно лёгким (мы поднимали его, когда осматривали). Ну да болезни всякие бывают, и на редкость странные, особенно на этой окраине мира. Лишь бы не оказалась заразной!
Не оказалась. Четыре месяца прошло, и подобное ни разу не повторилось.
Снова пришёл корабль, и вновь на наш остров ступила Гвендолин, похорошевшая, милая, с сияющими глазами. И уж как она была восхищена и потрясена моим подарком! Дело в том, что однажды она стала свидетелем, как на мелководье, в порту, на ребёнка напала акула. С тех пор ни при каких обстоятельствах Гвендолин не заходила в открытое море даже по щиколотку. Но теперь осталось отгородить камень стенами из циновок, наносить в эту каменную самодельную чашу воды – и ванна готова. Если принять во внимание то, какая жара здесь стоит, и стоит целый день – то да, это подарок.
Единственное досадное событие подпортило давно ожидаемый праздник. Каким-то образом я подцепил лихорадку. Моя сестра милосердия дождалась возвращающегося корабля, привезла хинину [63], и я, приняв его, уже к вечеру почувствовал себя лучше. А ночью Гвендолин убили.
Да, джентльмены, именно так я сейчас это называю. Меня растормошил утром Кларк, тревожно твердивший, что дочь не выходит из хижины и не отзывается на стук. Разумеется, она спала в моей, более удобной хижине, с прочными дощатыми стенами, железной крышей и добротной, с внутренним запором, каютной дверью. Я приковылял, постучал. Тихо. Заперто изнутри. Стены целы, следов вокруг хижины нет. Мы взломали дверь. Гвендолин лежала на моей деревянной кровати с травяным матрацем, в белой ночной сорочке, с тихим и сонным выражением лица. Но само лицо стало невообразимо худым, а тело, когда мы его подняли, оказалось невесомо лёгким. И застывшим. Да, мертва.
Мёртвый сам, с пеленой в глазах, качаясь, я двинулся к хижинкам туземцев. Они уже знали, в чём дело, и, прячась в тёмных и пыльных уголках, отчаянно и тихо подвывали. Я нашёл меченого акулой старика, вцепился ему в плечо, сел.
– Говори, – приказал я его глазам, светящимся в полумраке.
– Нгоро-Нгоро, – тихо и просто сказал старик. – Он здесь.
– На острове?
– Да.
– Он – существо?
– Да, он видим.
– И его можно потрогать?
– Да, он твёрдый.
– Он большой? Как он выглядит?
– Он человек.
– Что?!.. Где он сейчас?
– Тут, рядом, в хижине.
Я не заметил, что начал думать вслух:
– Есть у Кларка ружьё, но испорчено. Тогда есть топор, нож, потом ещё маленький нож…
– Нгоро-Нгоро убить нельзя, – горестно оборвал меня старик.
– Он твёрдый и он человек?
– Он как человек, но он не человек. Он – Нгоро-Нгоро.
– Я убью его.
Тогда старик наклонился ко мне и свистящим шёпотом заклекотал:
– Нгоро-Нгоро убить нельзя, потому, что он сразу влезает в того, кто его убил. Поэтому живёт всегда. Дед моего деда был вождь, тогда к Иуга-э-Дугу приходил Нгоро-Нгоро. Вождь брал копьё иилиту, которым бросают в рыбу на маленькой воде, и бросал его в хижину, потому, что учил моего деда, как это нужно делать. Иилиту проткнуло хижину и засунулось внутрь, а там сидел Нгоро-Нгоро, и вождь убил Нгоро-Нгоро, и тогда сам стал Нгоро-Нгоро. И пришло время, он сам усыпил ночью человека и выпил его кровь. Тогда он принёс к пальме камней, и влез очень высоко, и прыгнул оттуда на камни. Он сломал кости и выронил глаз, и стал холодный. Но через два дня зашевелился и встал, потому, что всё равно Нгоро-Нгоро влез в того, кто его убил, и заставил быть . Так случалось всегда.
Который день я трясся и истекал потом, и сил у меня было мало. Но я повторил, что убью его, и знал, что это будет так.
– Отведи меня к этому Нгоро-Нгоро, – сказал я старику.
Он отрицательно мотнул головой.
60
Циничность – грубая, бессовестная откровенность.
61
Идиома – иносказание; фраза, которую нельзя понимать буквально, например, «дать голову на отсечение» или «переливать из пустого в порожнее».
62
Саван – погребальное полотно.
63
Хинин – лекарство, получаемое из коры хининового дерева, применяется для лечения лихорадки.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
Похожие книги на "Остров Локк", Шервуд Том
Шервуд Том читать все книги автора по порядку
Шервуд Том - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.