Молодой человек с нарастающим интересом прислушивался к словам Валентина, и когда тот кончил, он протянул ему руку и сказал:
— Простите меня, друг… Я знаю, как вы преданы нашей семье, но я страдаю, а горе делает человека несправедливым, простите меня!
— Об этом не стоит и говорить! А что, в городе сегодня все было спокойно?
— Не могу дать вам на это определенный ответ: я так был погружен в свои мысли, что ничего не видел и не замечал, но все-таки мне казалось, что на пласа-Майор и вблизи резиденции губернатора гораздо больше оживления, чем обыкновенно.
Валентин еще раз улыбнулся своей загадочной улыбкой, которая опять приподняла углы его тонких губ.
— Хорошо, — ответил он, — ну а что, удалось вам, как я вам советовал, собрать некоторые сведения о Красном Кедре?
— Да, — отвечал мексиканец, улыбаясь, — я узнал все, что нам нужно, и притом самым подробным образом…
— А-а! Это интересно, расскажите!..
— Сию минуту.
И дон Пабло рассказал о том, что произошло в ранчо.
Охотник с величайшим вниманием выслушал этот рассказ.
Когда дон Пабло кончил, Валентин с недовольным видом покачал головой.
— Все молодые люди на один образец, — прошептал он, — они всегда действуют под впечатлением минуты и забывают осторожность. Вы поступили очень опрометчиво, дон Пабло. Красный Кедр считал вас мертвым, и в будущем это могло бы принести нам громадную пользу… Вы себе даже и представить не можете, какую власть имеет здесь этот демон… Все пограничные бродяги преданы ему, и оскорбление, нанесенное вами ему, может самым скверным образом повлиять на спасение вашей сестры.
— Но, мой друг…
— Вы поступили как сумасшедший, пробудив уснувшую было ненависть этого тигра… Красный Кедр во что бы то ни стало постарается погубить вас… Я давно знаю этого негодяя. Но все это еще сравнительно пустяки, а вы, кроме того, сделали кое-что еще и похуже этого…
— Что такое?
— Ради чего это, безрассудная вы голова, вместо того, чтобы держаться настороже и молча наблюдать за своими врагами, так неосторожно, из-за одной только удали, открыли вы им свои карты?
— Я не понимаю вас.
— Брат Амбросио такой же негодяй, как и Красный Кедр, но только другого пошиба… Мне даже кажется, что он будет, пожалуй, еще похуже охотника за скальпами: последний действует открыто и, следовательно, с ним знаешь, чего держаться — вся его личность носит отпечаток его гнусной душонки. Ваш же поступок с братом Амбросио не только неосторожен, но в высшей степени даже и опасен… Этот человек всем обязан вашей семье, и он вам никогда не простит, что вы так открыто сняли с него маску. Берегитесь, дон Пабло, своим поступком вы сразу приобрели себе двух неумолимых врагов, тем более опасных, что теперь им незачем щадить вас.
— Да, это правда, — сознался молодой человек, — я поступил очень опрометчиво! Но меня, право, нельзя очень строго судить за это! Когда я увидел этих двух негодяев, когда я от них же самих узнал о том, какие они совершили преступления, когда узнал я, какие они замышляли козни против нас, я не мог больше сдержать себя и вошел в ранчо… Остальное вам известно.
— Да, да, кучиллада удалась отлично… Что и говорить, негодяй заслужил этот крест, но только я боюсь, как бы крест, который вы так ловко нарисовали у него на лице, не обошелся вам слишком дорого.
— Бог милостив! Вы знаете пословицу: Cosa que по tiene remedio, olvidarla es lo mejor 78 . Только бы удалось спасти моего отца, и я был бы совершенно счастлив… Но я все-таки, на всякий случай, буду теперь держаться поосторожнее.
— А еще вы ничего не узнали?
— Узнал. Гамбусинос Красного Кедра расположились лагерем невдалеке от нас. Я точно знаю, что их главарь намерен отправиться в путь самое позднее завтра.
— О-о! Так скоро! Значит, надо и нам поскорее устраивать засаду, чтобы узнать, по какой дороге они отправятся…
— Когда же мы едем?
— Сейчас.
Затем все трое занялись сборами к отъезду. Оседлали лошадей, наполнили водою небольшие козьи мехи, которыми запасался каждый путешественник в этой безводной стране.
Через несколько минут охотники уже сидели на лошадях.
В тот момент, когда они уже готовы были покинуть поляну, послышался шорох, ветви раздвинулись, и показался индеец.
Это был Единорог, великий вождь команчей.
Увидев его, путешественники спрыгнули с лошадей и замерли в выжидательной позе.
Валентин один отправился навстречу к индейцу.
— Добро пожаловать, брат мой, — сказал он. — Зачем вождю нужно меня видеть?
— Он хочет видеть лицо друга, — отвечал вождь кротким голосом.
Затем оба они церемонно поклонились друг другу по индейскому обычаю.
Проделав эту церемонию, Валентин заговорил первым.
— Пусть мой брат подойдет к огню и выкурит трубку мира со своими белыми друзьями, — сказал он.
— Хорошо, — отвечал Единорог и, подойдя к костру, присел на корточки по-индейски, вынул трубку из-за пояса и начал молча курить.
Охотники, видя, какой оборот принимает это неожиданное посещение, привязали своих лошадей и снова уселись вокруг костра.
Так прошло несколько минут. Охотники не прерывали молчания и ждали, пока индейский вождь сам объяснит им причину своего прихода.
Наконец Единорог выбил пепел из трубки, заткнул ее за пояс и, обратившись к Валентину, сказал:
— Мой брат отправляется на охоту за бизонами? В этом году их очень много в прерии по Рио-Хила.
— Да, — отвечал француз, — мы едем на охоту. Мой брат тоже хочет ехать вместе с нами?
— Нет. Мое сердце печально.
— Я не понимаю вождя, уж не случилось ли с ним какое-нибудь несчастье?
— Разве мой брат не понял, или я, может быть, ошибся?.. Неужели мой брат в самом деле любит только одних бизонов, мясо которых он ест, а шкуры продает в городах?
— Пусть мой брат говорит яснее, тогда и я постараюсь как следует ответить ему.
На минуту снова воцарилось молчание. Индеец, казалось, сильно призадумался, ноздри его раздувались, и черные глаза бросали молнии.
Охотник спокойно ожидал продолжения этого разговора, цель которого была ему пока еще не совсем ясна.
