Время умирать. Рязань, год 1237 - Баранов Николай Александрович

Прошло уже около получаса этой губительной скачки. Отряд рязанцев таял. Только погибшими потеряли около полутора сотен. Сколько поранено, понять невозможно. Но таких много: не меньше половины из оставшихся. Рязанцы отвечали. Но казалось, что их стрелы падают в черную массу врагов, как в воду, не причиняя вреда. Скоро можно ожидать от татар последнего, копейного удара.

Ратьша уже собрался подхлестнуть криком подрастянувших строй воинов, но тут внезапно татары, скачущие впереди рязанцев и посылавшие стрелы им встречь, отвернули коней в стороны, открывая для русичей путь к спасению. Ратислав приподнялся на стременах, вглядываясь в уходящих вправо и влево степняков, и получил удар стрелой в шлем. В ушах зазвенело, но оно того стоило: впереди навстречу им неслась лава рязанской конницы. Татары, скачущие по бокам, тоже начали заворачивать коней. Скачущие позади коней придерживали и понемногу отставали. Ливень стрел прекратился.

«Спасены», – облегченно выдохнул Ратислав.

Несущиеся на татар рязанские всадники обтекли переведших коней на шаг сакмогонов и помчались дальше. Среди скачущих в первых рядах начальных людей Ратьша узнал Олега Красного, неистово шпорящего своего жеребца. Покачал головой укоризненно: горяч побратим, себя погубит и людей своих.

Буян тяжело поводил боками и выпускал из раздувающихся ноздрей струи пара. Ратислав тоже взмок. Дернул застежку, стянул с головы шлем с подшлемником, подставляя мокрые волосы под морозный ветер. Несколько раз глубоко вздохнул полной грудью. Жив!

– Простынешь, боярин, – подал голос Первуша, державшийся во все время смертельной скачки рядом слева, прикрывая бок Ратислава собой и своим конем. Щит он на спину не забрасывал: пытался прикрывать им боярина. Как только жив остался!

– Ничего, – усмехнулся Ратьша. Но подшлемник все же надел. – Сам-то цел?

– Тыл попятнали местах в трех, – поежился меченоша, – но кольчугу вроде не пробили. – Он попытался заглянуть себе за спину.

Одна из стрел продолжала висеть у Первуши между лопаток, застряв в кольчуге двойного плетения, выданной ему из Ратьшиных запасов. Ратислав, нагнувшись, сдернул ее, поднес к глазам, рассматривая. Стрела была черной. Вся. И оперение, и древко. Даже наконечник покрыт воронением. Длинная. Длиннее, чем у русичей. Наконечник бронебойный – тонкий, граненый. Древко ровное. Хорошая стрела. Сгодится. Ратислав сунул ее в тул, заметно опустевший.

Подъехал Могута во главе легкодоспешного отряда, который увел из татарской петли. Встревоженно всмотрелся в Ратьшу. Спросил:

– Цел?

– Цел, – растянул губы в усмешке боярин. – Стрелы на меня еще не выстругали.

– Сплюнь, – укоризненно покачал головой ближник.

Ратислав послушно сплюнул через левое плечо, спрыгнул с Буяна, разминая затекшие ноги, погладил жеребца по храпу, высовывающемуся из-под железной пластины, прикрывающей голову и морду. Устал коняга. Немудрено: тащить на себе такой вес. Он, еще раз погладив коня, отдал повод спешившемуся Первуше. Пусть поводит скакунов, нельзя им стоять после такой скачки на морозе.

– Пересядь на Гнедка, – посмотрев на боярского коня, предложил Могута. – Он, слава Перуну, не отбился, с нами ускакал. А Буян пока отдохнет. Ежели опять в бой, пересядешь.

– Давай, – кивнул Ратислав.

К нему подвели гнедого жеребца из его конюшни. Тоже хороший конь: сильный, выносливый, по статям ненамного хуже Буяна. Этот был под седлом, но без брони, назначен только для скачки. Лезть в седло боярин не торопился. Хотелось немного размять ноги. Его люди тоже спешились, кто мог. Раненых оказалось много. Уцелевшие помогали накладывать повязки своим товарищам.

– Отправляй пораненных в стан, – отдал Ратьша распоряжение Могуте. – Там пусть тоже не задерживаются. Кто может, пусть уходят за лес верхами. Тех, кто не может, пусть кладут на сани. В обозе возьмут. Сколько здоровых осталось?

– Легкоконная сотня вся в целости, – ответил ближник. – Охотники из степных тож. А из панцирных осталось две сотни с половиной. Может, чуть больше.

Ратислав сокрушенно покачал головой: ополовинили цвет рязанских хоробритов татары. За неполный час ополовинили. И тут его, Ратьши, вина: зарвался, недооценил врага. Но не время было терзаться раскаянием. Он вскочил в седло Гнедка, осмотрелся.

Далеко на полдень клубилась туча поднятого снега. Это гнали татар рязанские вои, подоспевшие на помощь. Сердце сжала тревога: влетят ведь тоже в ловушку, наверняка расставленную татарами где-то впереди, так же, как он, Ратьша, влетел. Сколько там наших поскакало? Не рассмотрел толком, не до того было. Но тысяч пять должно: было б меньше, татары бы не побежали.

Глянул на полночь. Оттуда тоже приближалась поднятая копытами снежная туча. Видно, князь с основным войском. Что ж, подождем. Чего зря коней гонять. Пусть отдохнут.

Раненые воины, вытянувшись гуськом, тронулись к стану. Тех, кто уже не мог держаться в седле, привязали за спины тем, которые могли ехать сами.

Князь Юрий со свитой подъехал через полчаса. За ним двигалось тысяч семь конницы в боевом порядке: в центре – панцирники, построенные в линию тройных клиньев, на крыльях и впереди – легкодоспешные сотни. Увидев Ратьшин отряд, Юрий Ингоревич пришпорил жеребца и направил его к воеводе степной стражи. Был великий князь возбужден и даже весел. Злым лихорадочным весельем.

– Что, потрепали тебя татары, боярин? – подъехав стремя в стремя и осадив коня, спросил он.

– Да, есть такое, – дернул щекой Ратьша. – Попался в петлю.

– Что ж ты, опытный, битый – и встрял?

Видно было, что Юрий не ждет ответа, и Ратислав промолчал. Только нахмурился.

– Ладно, – недобро усмехнулся князь. – Сейчас отплатим супостатам за обиду. Твою и воев твоих.

– Как бы наши тоже не попались, – предостерег Ратьша.

– Ништо, – махнул рукой Юрий Ингоревич. – Там походный воевода. Он волк битый, придержит княжат.

– Сможет ли? Кто там впереди?

– Сыновцы все: Роман, Олег, Давид да Глеб. Олег, племяш Юрия Муромского, с ними увязался. Ничего, придержит.

– Пешцов в стане оставил, княже? – спросил Ратислав.

– Нет. Позади идут, в стену развернутые. Вон, смотри, видно уже. В стане тысячу оставил для охраны. Десять тысяч вывел.

– Неуж так сразу на татарский стан и пойдем?

– А чего тянуть, раз так закрутилось? Не бегать же от них аль за рогатками отсиживаться в лагере. Не для того шли сюда. – Глаза Юрия Ингоревича загорелись ненавистью.

– Не успеем до них добраться дотемна, – попытался вразумить князя Ратислав. – А в ночь битву затевать нельзя. Пешцы так вообще дотуда только к утру доберутся, если своим ходом и идти будут всю ночь без роздыха. Уморятся. Какие из них вояки будут…

– Чаю, татары уж давно нам навстречу вышли всем войском, – покачал головой князь Юрий. – Те, что тебя потрепали, не разведка – передовой отряд. За ним – все войско.

«Пожалуй, так оно и есть», – подумал Ратьша и посоветовал:

– Коли так, надо пешцов дождаться.

– Дождемся, – кивнул князь. – Да вон они уж показались.

Ратислав глянул за строй всадников. Из балки близ полночного окоема показалась темная полоса шириной с версту. Пехотная стена. До нее верст шесть-семь. Час ходу, не меньше. Ну и ладно, кони отдохнуть успеют.

Юрий Ингоревич отъехал к своей свите и там о чем-то яростно заспорил с воеводами. Ратислав поставил своих панцирников тройным клином на правом крыле конного войска. Клинья получились куцые в сравнении с полнокровными, еще не побывавшими в битве свежими сотнями. Легкая сотня сакмогонов гарцевала впереди в полуверсте. Две сотни степных охотников отпустил к своим. Сам встал в острие переднего клина. Могута и Первуша заняли места позади, образуя второй ряд клина.

Какое-то время спустя к Ратьше подскакал посыльный от великого князя, державшего стяг впереди напротив центра конного войска. Юрий Ингоревич звал к себе.

– Надобно послать сотню вперед, – озабоченно хмурясь, сказал князь. – Ежели Матвей все же попался татарам, те могут нежданно нагрянуть. Да и просто обойти его могут с их-то силой.