– У меня тоже есть опыт одной или двух благородных и почетных морских стычек, – ответил сэр Найджел, – и я очень рад, что нам предстоит столь славная задача. Я полагаю, добрый шкипер, что мы с вами можем заслужить в этом деле великую честь, и я отлично вижу, насколько вы человек храбрый и решительный.
– Мне бы этого не хотелось, – упрямо возразил шкипер. – Клянусь богом, нет. И все-таки Гудвин Хаутейн не такой человек, чтобы отстать, когда его товарищи рвутся вперед. Клянусь спасением души! Потонем мы или выплывем, а я поверну свое судно носом к бухте Фрэшуотер, и если достойному хозяину Уизертону из Саутгемптона не понравится мое обращение с его кораблем, пусть ищет себе другого шкипера.
Они подъехали уже к старым северным воротам, и Аллейн, слегка повернувшись в седле, взглянул на пеструю толпу, следовавшую за ними. Лучники и ратники нарушили свои ряды и смешались с рыбаками и горожанами, чьи смеющиеся лица и радостные жесты показывали, какие заботы сняло с них появление отряда сэра Найджела. Там и сям среди движущейся массы темных и белых курток мелькали красные и голубые пятна – это были шарфы и шали женщин. Эйлвард, держа под руку двух рыбачек, клялся в любви то правой, то левой, а Большой Джон плыл, словно глыба, впереди толпы, и на его мощном плече восседала круглолицая девчонка, обвив белой мягкой рукой его голову в сверкающем шлеме. Так двигалась толпа до самых городских ворот, где была остановлена неправдоподобно жирным человеком, который выскочил из города, причем в каждой черте его румяного лица выражалась ярость.
– Ну так как же, сэр? – заревел он, словно бык, обращаясь к городскому голове. – Как же? Насчет устриц и ракушек-петушков?
– Клянусь пресвятой Девой, дорогой сэр Оливер, – воскликнул тот, – у меня были такие заботы из-за этих гнусных негодяев у нас под боком, что все это совершенно вылетело из головы!
– Слова, слова! – снова яростно заорал сэр Оливер. – И вы думаете отделаться от меня словами? Я спрашиваю еще раз, как насчет устриц и ракушек?
– Дорогой сэр, ваши речи внушают мне тревогу, – ответил городской голова. – Я мирный торговец и не привык, чтобы на меня кричали из-за таких мелочей.
– Мелочи! – взвизгнул толстяк. – Мелочи! Устрицы и ракушки! Пригласили меня на званый обед городских властей, а когда я прихожу, меня ожидают холодный прием и пустой стол. Где мой копьеносец?
– Нет же, сэр Оливер, послушайте, сэр Оливер, – вмешался, смеясь, сэр Найджел. – Пусть ваш гнев утихнет, ведь вместо этого кушанья вы встретили старого друга и товарища.
– Клянусь святым Мартином! – заорал тучный рыцарь, причем все его негодование мгновенно сменилось радостью. – Да это же мой дорогой маленький петушок с берегов Гаронны! Ах, дорогой друг, как я рад видеть вас! Какие деньки мы пережили вместе!
– Ну да, клянусь своей судьбой! – воскликнул сэр Найджел, и глаза его заблестели. – Мы повидали истинных храбрецов, и наши знамена развевались во время многих схваток, клянусь апостолом! Мы познали во Франции немало радостей!
– И горестей тоже, – добавил другой. – У меня остались и печальные воспоминания об этой стране. Вы помните, что постигло нас в Либурне?
– Нет, но я помню одно: мы, во всяком случае, пустили в ход мечи.
– Ну и ну! – воскликнул сэр Оливер. – А вы все еще держите в уме только клинки да шлемы! Нет у вас в душе места для более кротких радостей. Ах, я до сих пор не могу говорить об этом без волнения. Такой пирог, такие нежные голуби, а в подливе не соль, а сахар! И вы были в тот день со мной, и сэр Клод Латур, и лорд Поммерс!
– Вспоминаю, – сказал сэр Найджел, рассмеявшись, – и как вы гнали повара по улице и как грозились сжечь гостиницу. Клянусь апостолом, досточтимый сэр, – обратился он к городскому голове, – мой старый друг – опасный человек, и советую вам постараться уладить с ним ваши разногласия.
– Через час устрицы и ракушки будут готовы, – ответил городской голова. – Я просил сэра Оливера Баттестхорна оказать мне честь и разделить мою скромную трапезу, изысканностью которой мы немного гордимся, но тревожная весть о пиратах там омрачила мои мысли, что я стал прямо-таки рассеянным. Все же я надеюсь, сэр Найджел, что и вы откушаете с нами полдник.
– У меня слишком много дел, – ответил сэр Найджел, – ведь мы должны погрузиться на корабль – люди и кони – как можно скорее. Сколько у вас солдат, сэр Оливер?
– Трое и сорок. Все сорок пьяны, а трое относительно трезвы. Они все благополучно доставлены на корабль.
– Лучше, если бы они поскорее протрезвели. У меня каждый должен будет взяться за тяжелую работу еще до заката. Я намерен, если вы это одобрите, попытаться атаковать этих норманнских и генуэзских пиратов.
– На генуэзских судах везут икру и кое-какие весьма драгоценные пряности из Леванта, – пояснил сэр Оливер. – Мы можем при удаче получить большую выгоду. Прошу вас, старший шкипер, когда вы подниметесь на борт, вылейте на каждого из моих мерзавцев, которого увидите, по полному шлему морской воды.
Оставив рыцаря-толстяка и городского голову, сэр Найджел повел отряд прямо к воде, а там легкие плашкоуты доставили их на корабль. Одну за другой поднимали лошадей, те на весу бились и брыкались, а потом их опускали в глубокий трюм желтого корабля, где их поджидали ряды стойл, в которых они могли благополучно путешествовать. В ту эпоху англичане умели в подобных случаях действовать искусно и быстро: незадолго до описываемых событий Эдуард в порту Оруэлл посадил на суда пятьдесят тысяч человек с их конями и обозом всего-навсего за двадцать четыре часа. Так ловко действовал сэр Найджел на берегу и так быстро Гудвин Хаутейн – на судне, что сэр Оливер Баттестхорн едва успел проглотить последнюю устрицу, как звуки трубы и нагара возвестили, что все готово и якорь поднят. В последней лодке, отплывшей от берега, сидели рядом оба командира, такие странно противоположные, а под ногами у каждого гребца были сложены крупные камни, которые сэр Найджел приказал взять на корабль. Как только их погрузили, корабль поднял паруса на грот-мачте; он был пурпурного цвета с позолоченным изображением св. Христофора, несущего на плече Христа. Повеял бриз, надул паруса, статное судно накренилось и пошло вперед, ныряя среди пологих синих валов, под музыку менестрелей, доносившуюся с кормы, и приветственные клики толпы, черневшей каймою вдоль желтого берега. Слева лежал зеленый остров Уайт с его длинной и невысокой извилистой цепью холмов на горизонте и выступавшими друг над другом вершинами; справа – лесистое побережье Хампшира, тянувшееся далеко-далеко; а надо всем раскинулось голубовато-стальное небо с зимним неярким солнцем. Воздух был настолько морозным, что изо рта валил пар.
