Сумрачная дама - Морелли Лаура

– Это вы, – услышала Эдит голос со странным акцентом. – Дама у озера.

Эдит обернулась и увидела перед собой смутно знакомого мужчину. Худой, красивый молодой человек с глазами шоколадного цвета и американским акцентом.

– Я прав? – спросил он с искренним, серьезным выражением лица. – Это вы привели меня к этой картине.

Эдит вчиталась в его нашивку с именем, и ее глаза засветились узнаванием.

– Бонелли! Мистер Б-Бонелли! – запинаясь, воскликнула она. Потом она засмеялась, откинув голову так, что ее каштановые волосы защекотали щеку. Весь ее тяжелый труд все-таки не прошел даром. Она шагнула вперед и внезапно бросилась Бонелли на шею. Он, зашатавшись от неожиданности, сделал шаг назад; тогда она его отпустила. Пытаясь прийти в себя от такого сюрприза, Бонелли провел ладонью по своим волосам.

– Вы герой! – объявила Эдит, глядя, как уголок его рта поднимается в кривой улыбке.

– Зовите меня Доминик. – Он протянул ей руку.

– Я Эдит.

Они обменялись рукопожатием. Рука Доминика была мозолистой, но твердой.

– Как странно – и чудесно – снова вас видеть, мисс.

– В самом деле, – сказала Эдит, не желая отпускать руку этого незнакомца, который за один день сделал для спасения портрета больше, чем сама она за пять лет. – Я должна представить вас моей спутнице, – сказала она, указывая на картину. – Это Чечилия. Но я думаю, вы уже успели познакомиться?

– Уже имел честь.

Эдит снова улыбнулась.

– Она говорит, что смелый солдат спас ее из замка злого тирана.

– Ага, – сказал Доминик. – Вскружил ей голову.

– Ее принц на бронированной машине. – Эдит широко улыбнулась ему. – А теперь моя очередь. Моей работой будет вернуть Чечилию к тому виду, какой ее, должно быть, видел Леонардо да Винчи, когда она ему позировала. – Она бережно дотронулась до рамы.

– Почему вы называете ее Чечилией? – спросил Доминик.

– Люди зовут ей Дамой с горностаем, – ответила Эдит. – Но мы полагаем, что это портрет молодой женщины по имени Чечилия Галлерани, жившей в Милане около пятисот лет назад.

– Мою дочь зовут Чечилией! – сообщил, округлив от удивления глаза, Доминик. Он кивнул на картину. – Она была красавицей.

– Да. – Широко раскрытыми темными глазами Эдит внимательно разглядывала портрет. – И снова ею станет, когда я с ней закончу.

80

Чечилия подняла глаза от книги и увидела в дверях знакомый силуэт. Она узнала бы этого человека где угодно: элегантная фигура, как будто излучающая свет. В руках он нес что-то большое прямоугольной формы, завернутое в синюю бумагу.

Чечилия издала визг и запрыгала по восьмиугольным плиткам пола.

– Cavolo [56]. Все бы мои работы так встречали, – сказал Леонардо и шагнул через порог в тень.

Чечилия рассмеялась.

– Мастер Леонардо. Должна признать, что я счастлива увидеть эту картину, особенно после того, как была уверена, что мне больше никогда не представится случая на нее взглянуть. Но мой восторг еще более вызван тем, что я вижу вас.

Чечилия обхватила обеими ладонями лицо художника и расцеловала его в обе щеки. Вслед за хозяйкой и Виолина принялась носиться у одетых в изумрудно-зеленые чулки ног Леонардо; ее хвост превратился в прыгающий комок белой шерсти.

– Я рад видеть, что вы по-прежнему окружены достойной вас красотой, – сказал он, любуясь большой лестницей и потемневшими фресками на сводчатых потолках дворца Верме.

Чечилия пожала плечами.

– Это не дворец Сфорца, но тут хорошо. Проходите. Вы должны увидеть, как подрос Чезаре. И рассказать мне все про Бернардо, про себя и свои дела. Я так соскучилась по вам двоим!

Они сели в sala grande, светлой комнате, выходившей окнами во внутренний двор, в котором Чечилия тщетно пыталась растить оливковое дерево, как те, что растут в Сиене. Пока ей удалось вырастить всего лишь тоненький хилый прутик. Чечилия рассматривала лицо художника, пока тот разворачивал синюю бумагу, в которую был завернут ее портрет. Можно было подумать, что с тех пор, как они виделись в последний раз, прошло много лет. Тонкие морщины избороздили его светлый лоб и легли под глазами, а некогда молодое лицо обрамляли жесткие седые волосы. Он как будто выцвел.

– У вас все хорошо, мой друг? – спросила Чечилия обеспокоенно.

– Да. Я просто… занят больше обычного. – Леонардо слабо улыбнулся. – Честно говоря, синьорина, с тех пор, как вы уехали из замка, его светлость… потерял покой. Стал раздражительным. Выходит из себя. Сам не знает, чего хочет. Я начал и свернул не меньше дюжины разных проектов. – Он пожал плечами. – В основном чертежи каналов, укреплений, мостов, даже новых ткацких станков для его многочисленных шелковых фабрик. – Он махнул рукой, будто отгоняя муху.

– А вы пишете для него маслом?

– Да. Другой портрет. – Леонардо заколебался, поймав ее взгляд. Повисло неловкое молчание.

– Лукреция Кривелли, – прошептала Чечилия. Но Леонардо не ответил. Ответ и не требовался. – Ясно. – Чечилия на миг испытала отчаянье от мысли, что Людовико так быстро нашел новую любовницу. Ее же собственную горничную и несостоявшуюся компаньонку.

«Какой же наивной девчонкой я была!» – мысленно упрекнула она себя.

Художник вздохнул и быстро сменил тему разговора.

– Сначала Людовико захотел расширить сад вокруг дворца. Потом передумал и решил вместо этого вернуться к укреплению восточной стены города. Мы вернулись к идее сделать бронзовый памятник его отцу; я много лет назад ему это предлагал и даже сделал глиняную модель в натуральную величину. Сами знаете, во дворце есть еще много белых стен, которые надо расписать. И герцог сам пообещал мне работу в Санта-Мария-делла-Грацие. Полагаю, я должен быть доволен. Я вошел в милость к его светлости своим предложением поддержать его военную мощь. Но под конец это стало непосильным бременем. Я только вам могу в этом признаться, потому что только вы поймете, что такое перемены настроения его светлости.

– А Бернардо?

Леонардо вздернул брови.

– Он сам не свой, по правде говоря. Целые дни сидит в библиотеке, читает и пишет стихи. Пытался подружиться с Беатриче. Она образована и у нее живой ум, этого не отнять, но все равно это не то же самое. Бернардо скучает по вам. Мы оба. А его светлость большей частью предоставляет ему возможность заниматься его собственными делами в библиотеке, и, думаю, ему это подходит, – сказал Леонардо с едва заметной улыбкой. – Людовико больше не ставит в стенах дворца во главу угла искусство. Вместо этого он одержим альянсом с французским троном и Священной Римской Империей. Ему во всем мерещится угроза. Заставляет меня до ночи переделывать военные чертежи. Боюсь, что он отдаст им мою работу, и неизвестно, с какой целью ее используют. А Беатриче явно не может отвлечь его от этого.

– Прошу вас! – Чечилия подняла голову. – Я больше себе позволить не могу забивать себя этим. Мне бы разобраться с собственными обстоятельствами.

– Я не хотел вас обременять, – ответил Леонардо. – Расскажите о себе, моя красавица.

В этот момент в комнату вошла няня с Чезаре на руках. Его темные волосы были влажными, а пухлые щечки – красными после дневного сна.

– Amore! [57] – Чечилия вскочила со стула, выхватила мальчика и покрыла его лицо поцелуями.

– Молодой человек! – воскликнул Леонардо, осторожно потянув малыша за ночную рубашку. – Вижу, что тебя здесь неплохо кормят. – Чечилия понимала, что Леонардо не может не заметить сходство с герцогом Людовико иль Моро, но он дипломатично не сказал об этом. – А я тебе привез подарок, – с улыбкой сказал он младенцу. – Изображение твоей мамы. Может быть, через много лет, когда меня уже не станет, ты будешь смотреть на него с благодарностью человеку, который его написал.