«Столицу Норвегии я заложу на самом берегу моря, — подумал наследный принц, — а королевский замок возведу на горе, буквально нависающей над морем. Пусть всегда существует иллюзия того, что ты находишься на судне, даже если ему никогда не суждено сняться с якоря. И чтобы в королевских покоях всегда были слышны шум прибоя и крики чаек».
— Я позволяю вам использовать остров Коресос для стоянки судов императорской прибрежной стражи, — донесся до него сквозь шум прибоя и крики чаек голос императора. — Вы можете построить на нем причалы, форт и небольшой поселок. В помощь вам будут выделены двадцать мастеров и итальянский фортификатор, который поможет возвести то ли небольшую крепость, то ли форт или укрепленный замок.
Произнеся все это, император взглянул на Зою.
— Послезавтра эти люди прибудут в бухту Золотой Рог и готовы будут выйти вместе с вами в море, — заверила его повелительница таким уверенным тоном, словно этот вопрос заранее был оговорен между ними. Михаил потому и ценил свою супругу, что при решении любых государственных дел она чувствовала себя уверенно, быстро определяя выход из любой ситуации.
— Кроме того, вы, принц Гаральд, назначаетесь наместником императора на Коресосе, а заодно и комендантом форта.
— Что и будет подтверждено императорским указом, — добавила повелительница. — Напомню также, что своим указом император назначает вас командующим всеми норманнскими легионами империи. — Зоя выжидающе посмотрела на супруга, и тому не оставалось ничего иного, как подтвердить, что такой указ уже действительно существует или появится завтра. — По существу, вы становитесь норманнским стратегом, настоящим полководцем империи. Так чего еще желать викингу в вашем возрасте и положении?
— Только смерти в бою, — невозмутимо ответил Гаральд. — Смерти, достойной викинга.
— За этим дело не станет, — холодно процедила повелительница, словно ответ почему-то расстроил ее.
Гаральд отвел от нее взгляд и тут же встретился со взглядом Марии. Девушка сразу же опустила голову, однако норманн чувствовал, что «венценосная» все еще исподлобья наблюдает за ним и повелительницей.
— Но уже через два месяца силы норманнов понадобятся нам для похода в Сирию и Месопотамию, — мстительно напомнил императорской чете стратег Зеноний. — Если только мы хотим подавить там восстания сарацинов и персов и сохранить за собой эти территории.
— А что скажет первый министр? — спросил василевс.
— Восстание назревает. Если оно станет таким, что расположенные в Сирии войска, в состав которых входит и легион норманнов, не смогут его подавить, мы перебросим туда новые легионы.
— Но к тому времени очистим прибрежные воды империи от пиратских стай, — уверенно завершила его мысль повелительница.
Император с минуту наслаждался вином, которое отпивал мелкими глотками, и молчал. Он уже понимал, что между конунгом норманнов и стратегом назревает серьезный конфликт, но при этом отказывался верить, что в основе его — всего лишь взгляд на то, какими силами и способами бороться с пиратством. Иное дело, что Зенония раздражает присутствие на этой беседе племянницы императора, которую он давно присмотрел в качестве невесты для своего беспутного сына Теодора…
Впрочем, василевс и сам не мог понять, почему Зоя так настаивала на том, чтобы, «участвуя в таких беседах с иностранцами, Мария могла хоть как-то приобщаться к решению государственных дел, набираться опыта». Неужели стратег уговорил ее принять сторону Теодора, склонив Марию к более приязненному отношению к его отцу, которого племянница попросту не могла терпеть? Или это уже попытка навязать ее в невесты норманну? А может, всего лишь отвлекающий маневр — чтобы за легким флиртом между первой невестой империи и Гаральдом ловко скрывать свой собственный флирт с юным викингом?!
— Через два месяца мы решим, какой части норманнских легионов нужно будет отправиться в этот поход, — молвил император и сообщил, что все, кроме принца Гаральда и Марии, имеют право покинуть дворец. Произнеся это, он поднялся и направился к массивной резной двери, ведущей в соседнюю комнату, которую — из-за большого, смахивающего на грот, камина — при дворе именовали «пещерой мудрости».
19
Белое вино сменилось красным, к прежнему набору еды прибавились восточные сладости, а в довольно просторной комнате, уставленной высокими кожаными креслами и двумя приземистыми столиками, остались теперь только императорская чета, племянница василевса Мария и Гаральд.
Стены этой «пещеры» были лишены каких-либо ковров, картин или гобеленов, вообще чего бы то ни было такого, что отвлекало бы ее обитателей от созерцания черного сводчатого зева камина, в глубине которого мерно полыхало пламя, поддерживаемое слугами, находившимися где-то за стеной. Этот первобытный огонь в глубине пещерного камина завораживал, заставляя отвлекаться от того, что составляло суть земного мира, и задуматься над вечностью того, что до поры скрыто за чернотой мира потустороннего.
Повелительница несколько раз лениво хлопнула в ладоши, и откуда-то из верхнего яруса невидимый присутствующими чтец начал читать какие-то эллинские сказания. Скорее всего, это были строфы из любимой византийцами «Илиады», фрагменты которой Гаральду не раз приходилось слушать из уст нескольких странствующих певцов-декламаторов на площадях небольших городов и в тавернах.
Однако чтение этих сказаний длилось недолго. Повелительница вновь несколько раз хлопнула в ладоши и потребовала:
— О доблестном рыцаре Роланде! При европейских дворах, — объяснила она Гаральду, — сейчас входят в моду сказания, или, как их еще называют, «тирады о рыцаре Роланде» [91]. Я приказала нашим послам и купцам привозить из Франции, Испании, Италии и других земель новые книги, песни о рыцарях, об их подвигах. Сейчас появилось много сказаний о рыцарской верности, о преданности своему королю, о турнирах и дамах сердца. Мне хочется, чтобы Константинополь стал одним из центров европейского рыцарства, столицей рыцарской поэзии. По-моему, вам это тоже интересно, разве не так, принц Гаральд?
— Я воин, а не трубадур, — сдержанно ответил конунг конунгов.
— А нам известно, что вы не только знаете наизусть несколько норвежских саг, но и сами сочиняете их и поете под аккомпанемент арфы или виолы, словом, какого-то музыкального инструмента.
— Мы его называем просто — «пятистрункой». Но не станете же вы считать меня странствующим музыкантом?
— Вы — странствующий воин. Но даже конунг Гуннар именует вас скальдом.
— Талантливейшим из скальдов, — уточнила Мария. И в ту же минуту вновь ожил декламатор, который речитативно запел по-латыни:
Король наш Карл, великий император,
Провел семь лет в стране испанской.
Весь этот край до моря занял,
Взял приступом все города и замки,
Поверг их стены и разрушил башни,
Не сдали только Сарагосу мавры.
Марсилий-нехристь там царит всевластно,
Чтит Магомета, Аполлона славит…
Однако песня продолжалась недолго, повинуясь какому-то знаку императора, который давал понять, что прибыл сюда не для того, чтобы наслаждаться пением трубадуров. Зоя вновь дважды хлопнула в ладоши и разрешила певцу удалиться.
— А теперь я хочу сказать о том, о чем не желал говорить в присутствии своих чиновников, — нарушил молчание император, когда слуга наполнил кубки вином. — Я уже не могу полагаться только на войска империи. Византийские полки набираются из воинов тех подчиненных империи народов, которые уже открыто бунтуют или же готовятся к большим восстаниям, рассчитывая при этом на помощь врагов моей державы.
— Во время морских рейдов мне не раз приходилось сталкиваться со знатными сарацинами. Они удивлялись, почему я согласился служить империи, которая находится на грани гибели, и предлагали переходить со своим отрядом на службу к одному из эмиров или шейхов. Словом, сарацины уверены в развале вашей империи и намерены создавать на ее руинах свою. Понятно, что противостоянием между Византией и сарацинами немедленно воспользуются болгары и другие балканские народы, которые так же кровно заинтересованы в гибели Византии.
