Схватка за Амур - Федотов Станислав Петрович

Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107

И действительно, баня совершенно ее преобразила. Желтовато-смуглая кожа заблестела, на ощупь она создавала полное ощущение плотного, упругого бархата; хорошо промытые длинные волосы черными струями до пояса обтекали удивительно гармоничные линии фигуры: широкоскулое лицо с румяными щеками, на которых от улыбки возникали милые ямочки, украшали удлиненные к вискам и вовсе не такие уж узкие глаза, над которыми изогнулись, вытянувшись в прыжке, маленькие черно-коричневые соболя.

Соня оглядывала себя с веселым изумлением, сравнивала свое тело с розовыми от пара и горячей воды телами Катеньки и Авдотьюшки – свое явно нравилось ей гораздо больше, – и не хотела одеваться. Звонко смеясь, она увертывалась от рук горничной и успокоилась, только увидев, какую одежду ей приготовили. Авдотьюшка отдала гилячке свою украшенную вышивкой по вороту и рукавам белую рубаху и клетчатую юбку-паневу, а Катенька – заячью душегрею. Соня обрядилась и притихла, оглаживая наряд узкими ладонями. Екатерина Ивановна и Авдотья тоже молча любовались ею, переглядываясь и понимающе кивая головами: еще недавно грязная и неухоженная женщина неопределенного возраста теперь выглядела настоящей красавицей.

Преображение Сони наделало много шуму – как среди ее соплеменников, что было, в общем-то, вполне понятно, так и среди русских, которые неожиданно для себя увидели, что местные жители вовсе не уродливы, как это казалось вначале. А вернувшийся за Соней муж сначала ее не узнал, потом испугался и рассердился: как она посмела смыть с себя все обереги против злых духов, которые с детства накладывали и намазывали на гиляка общающиеся с потусторонним миром шаманы.

– Ты теперь открыта всем черным силам, – кричал он на жену (переводил оказавшийся у Невельских Дмитрий Иванович Орлов). – Через тебя в наш дом войдет страшная беда! Пища, которую ты приготовишь, будет отравой, а дети, которых ты родишь, будут заразными и их придется убить…

Соня плакала, Екатерина Ивановна и Авдотья ее утешали, а Невельской и Орлов успокаивали разошедшегося мужа. Поначалу происходящее показалось им смешным, но когда Накован сказал про убийство детей, за него взялись всерьез.

С большим трудом его убедили, что Соня уже много дней как побывала в бане, и никаких злых духов в доме не объявилось, наоборот – все здоровы, и перловая каша, которую она научилась готовить, совсем неядовита: все едят и нахваливают; что русские постоянно моются в бане и становятся от этого только здоровей; что сегодня как раз суббота, банный день, и его приглашают тоже помыться и одеться в чистую одежду.

Соня тоже ластилась к мужу, успокаивала, красовалась перед ним.

В общем, уговорили, попарили и помыли (и тоже поделились одеждой, в основном из запасов Орлова), и в результате получили весьма симпатичного молодого человека, который долго не мог поверить, глядя в зеркало, что это именно он, а поверив, пустился в какой-то ритуальный танец – по кругу, прихлопывая в ладоши и выделывая ногами замысловатые па. Соня присоединилась к мужу, а Орловы с детьми и Невельские с Авдотьюшкой с веселым любопытством наблюдали за странным ритмичным танцем и тоже подхлопывали в такт.

Потом все вместе ели кашу, сваренную Соней, и пили чай.

– Вот какое чудо творит русская баня, – сказал Геннадий Иванович Катеньке, еле заметно кивая на раскрасневшихся молодых гиляков. – Они словно обряд крещения прошли и духом воспарили. Вы, Катюша, с Авдотьюшкой великое дело сотворили, а мы с Дмитрием Ивановичем добавили. Думаю, после такой бани у нас в общении с амурскими народами куда меньше будет проблем.

– Мы еще и стирать их научим, и огороды разводить, – заявила Екатерина Ивановна. – Харитония Михайловна, Авдотьюшка, верно я говорю?

Женщины дружно подтвердили правоту юной хозяйки, а Геннадий Иванович засмеялся и приобнял жену за плечи:

– Вот не знал, что ты такая заводила!

Под новый, 1852, год в зимовье собрались все члены экспедиции, и Катенька задумала общее празднество с рождественской елкой. Елку поставить в центре поселка, украсить ее самодельными игрушками и гирляндами и устроить вокруг нее маскарадный хоровод. А для угощения напечь пирогов с рыбой и какой-нибудь дичью – ну, там с зайчатиной, медвежатиной или тетеревятиной (в тайге, в березовых «островах» водились тетерева-косачи), – с клюквой и брусникой. После хоровода взрослым – чарку водки и пирог, детям – сладкий чай и ягодный пирожок. Вот и праздник!

Только елку Екатерина Ивановна предложила нарядить не к Рождеству Христову, а на неделю раньше – к Новому году. И пусть потом стоит хоть до Масленицы, сердце радует.

– Опять что-то новенькое, – заметил Невельской. – К Новому году вроде бы елку не ставят.

– Ставят, уже ставят, – заверила Катенька. – У нас в Смольном давно ставят. До Иркутска еще не дошло, но я читала, что во многих губерниях России Новый год встречают с елками. А ты что, против?

– Да нет, что ты! У нас так мало праздников – пусть лишний раз люди порадуются. Только пирогов много не пеките – у нас муки маловато.

Не знала Катенька, что маловато не только муки, но и соли, и сахару и еще много чего нужного для зимовки и торговли – в общем, всего, что погибло при крушении «Шелехова». А Российско-Американская компания, в чье ведение по решению Амурского комитета и правительства попала экспедиция, не только не возместила потери – наоборот, она обвинила Невельского в ущербе, понесенном ею из-за потери судна. Главного правителя Компании, капитана второго ранга Розенберга, не удовлетворил акт комиссии под председательством капитан-лейтенанта Сущева, командира военного корвета «Оливуца». Комиссия установила, что подводная часть барка «Шелехов» скреплена была крайне плохо; судну просто повезло, что во время перехода из Ново-Архангельска на Камчатку и дальше, в Охотск, только единожды был сильный ветер – иначе бы он развалился и исчез без следа. В донесении Розенбергу по поводу гибели барка Невельской писал: «Из приложенного при сем акта комиссии, свидетельствовавшей во всей подробности барк «Шелехов», вы усмотрите, что надобно благодарить Бога, что это происшествие, обнаружившее всю ненадежность барка, случилось у берега, на который была возможность спасти людей и весь почти груз барка с его вооружением, так как в таком состоянии, какое оказалось при его осмотре, он неминуемо погиб бы в океане при свежем ветре со значительной качкой на переходе, который ему предстоял из Аяна в Ситху».

Невельской неприятие акта главным правителем объяснял простыми житейскими причинами: Компания купила барк в Сан-Франциско, и Розенбергу было стыдно признать, что американские дельцы его просто-напросто облапошили. Приказчики Березин и Боуров помалкивали, а прямодушный подпоручик Орлов без обиняков заявил, что наверняка имела место афера: «дохлую посудину» продали как хороший корабль, положив в личный карман покупателя немалые «отступные», о команде же никто не озаботился, неслучайно она состояла из алеутов и индейцев.

– Потонут – кто о них пожалеет? – мрачно говорил он, сидя за чашкой чая в «кабинете» Невельского (кабинетом, как и столовой, и гостиной, служила та комната из двух, доставшихся Невельским, что была побольше; маленькую определили под спальню). – А с нашей экспедицией Компании просто дико повезло. Как говорится: не было ни гроша да вдруг – алтын! И барк ненадежный благополучно развалился, и денежки за него вернут. Но, помяните мое слово, Геннадий Иванович, Розенберг нам за этот акт по «Шелехову» еще не одну палку в колеса вставит.

Однако Невельской не мог поверить, что коллега по морской службе, принявший после него под свое командование транспорт «Байкал» и той же осенью 1849 года обошедший всю гряду Алеутских и Командорских островов, поступил с ним столь неблагородно.

– Э-э, Геннадий Иванович, – вздохнул Орлов, – вы уповаете на морское братство, а у них, у компанейских, своя шайка-лейка. Я же ж двадцать лет у них на службе, так что знаю, что говорю. И Розенберга знаю: он девять лет ходил на компанейских судах между Ново-Архангельском и Охотском, в Охотске с Завойко подружился. Потом годков почитай восемь служил где-то, а в сорок седьмом снова вернулся в Компанию и поднялся там не без помощи Завойко. Василь Степаныч – человек хитрый, ухватистый, много чего доброго сорганизовать может, но и себя не забывает, и братству компанейскому верен. Он им, они ему – так уж ведется…

Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107