— А вот графиня, — продолжал Жан, — которую мы ни о чем не просили, с которой едва знакомы и которая предлагает нам свои услуги от чистого сердца, кажется мне в высшей степени достойной воспользоваться выгодами создавшегося положения.
Старая сутяжница могла бы возразить, что вовсе не имела чести предлагать от чистого сердца свои услуги, но г-жа Дюбарри не дала ей и рта раскрыть.
— Главное, — вмешалась она, — король будет от этого в восторге и ни в чем не откажет даме, сделавшей подобное предложение.
— Так вы полагаете, что король не откажет ни в чем?
— Он будет рад предвосхитить ваши желания, сударыня. Вы сами, собственными ушами, услышите, как он скажет вице-канцлеру: «Господин де Мопу, я желаю, чтобы вы всячески способствовали графине Беарнской». Но мне кажется, графиня, вы видите какие-то препятствия такому обороту дела. Ну что ж. Надеюсь все же, — с поклоном добавил виконт, — что ваше сиятельство не усомнится в моих благих намерениях.
— Да что вы, виконт, я бесконечно вам благодарна! — вскричала старуха.
— Право, не стоит, — отозвался галантный виконт.
— Но… — продолжала старая графиня.
— Да, сударыня?
— Но ведь госпожа д'Алоньи не захочет уступить свои права, — предположила графиня Беарнская.
— Тогда вернемся к первоначальному плану: вы, графиня, только предложите свои услуги, а король будет вам признателен точно так же, как если бы они были приняты.
— Допустим, что госпожа д'Алоньи согласится, — сказала графиня Беарнская, предполагая худшее, чтобы яснее представить себе суть дела. — Но ведь нельзя же будет отнять у нее то, что она получила.
— Ну, милость ко мне его величества неистощима, — возразила фаворитка.
— Эх, — вскричал Дюбарри, — а какая это будет плюха Салюсам, которых я терпеть не могу!
— Если я и предложу свои услуги госпоже Дюбарри, — сказала старая графиня, все более склоняясь к согласию, к которому подталкивали ее и ожидаемые выгоды, и комедия, которую перед ней разыграли, — то не потому, что надеюсь выиграть тяжбу: если уж сегодня все заранее считают ее проигранной, то завтра едва ли мне удастся добиться благоприятного решения.
— Да лишь бы король этого захотел! — воскликнул виконт, спеша рассеять новые сомнения.
— Виконт, а ведь, пожалуй, графиня права, я совершенно с ней согласна, — возразила фаворитка.
— Вы полагаете? — изумился виконт.
— Я полагаю, что для столь высокородной особы, как графиня Беарнская, было бы куда благороднее предоставить тяжбе идти своим чередом. С другой стороны, никто не властен перечить воле короля или ограничивать его всемогущество. А что, если король не захочет вмешиваться в ход разбирательства, тем более что сейчас он не в лучших отношениях с парламентами, а просто предложит графине возмещение убытков?
— Да, пожалуй, так оно было бы благороднее, — поспешно согласился виконт. — Сестричка, я совершенно с вами согласен.
— Да чем же можно возместить такой убыток, как проигранная тяжба и потеря двухсот тысяч ливров? — горестно простонала сутяжница.
— Ну, прежде всего, — отвечала г-жа Дюбарри, — пожалованием от короля, скажем, ста тысяч ливров.
Оба заговорщика так и впились глазами в жертву.
— У меня есть сын, — сообщила та.
— Тем лучше, еще один слуга государства, еще один дворянин, преданный королю.
— Значит, вы полагаете, сударыня, и сына моего не обойдут?
— За это я вам ручаюсь, — заявил Жан. — Патент лейтенанта тяжелой кавалерии — самое меньшее, на что он может надеяться.
— У вас есть, наверно, и другие родственники? — осведомилась фаворитка.
— Племянник.
— Что ж, и для племянника что-нибудь найдется, — сказал Жан.
— Мы поручим это вам, виконт, благо вы только что доказали нам свою изобретательность, — со смехом добавила фаворитка.
— Итак, сударыня, если король окажет вам все эти благодеяния, — произнес виконт, который, следуя наставлениям Горация [97], вел дело к развязке, — сочтете ли вы, что его величество проявил к вам справедливость?
— Я сочту, что он великодушен сверх всякой меры, а всю признательность обращу к госпоже Дюбарри, уверенная, что всеми этими щедротами обязана ей.
— Итак, сударыня, — спросила фаворитка, — всерьез ли вы отнеслись к нашей беседе?
— Да, сударыня, как нельзя более всерьез, — заверила старая графиня, бледнея при мысли об обязательствах, которые берет на себя.
— И разрешите мне переговорить с его величеством?
— Буду польщена и благодарна, — со вздохом отвечала графиня Беарнская.
— Все будет сделано, сударыня, не позже, чем нынче вечером, — сказала фаворитка, снимая осаду, — а теперь, позвольте выразить надежду на то, что я завоевала вашу дружбу.
— Ах, сударыня, ваша дружба для меня столь драгоценна, — отвечала старая дама, приступая к прощальным реверансам, — что мне кажется, будто я сплю.
— Итак, подведем итог, — сказал Жан, желая покрепче вбить в голову графине, какие выгоды ее ожидают, если она доведет дело до конца. — Значит, прежде всего, сто тысяч ливров для вас в качестве возмещения убытков от тяжбы, расходов на поездки и на адвокатов и тому подобное.
— Да, сударь.
— Чин лейтенанта для молодого графа.
— Ах, для него это было бы началом блестящей карьеры!
— И что-нибудь для племянника, не так ли?
— Да.
— Подыщем. Это я, как уже сказал, беру на себя.
— А когда, графиня, я буду иметь честь увидеть вас снова? — поинтересовалась старая сутяжница.
— Завтра утром моя карета будет у ваших дверей, сударыня, она отвезет вас в Люсьенну, там будет король. Завтра в десять утра я исполню свое обещание; король будет предупрежден, и ждать вам не придется.
— Разрешите мне проводить вас, — подхватил Жан, предлагая графине руку.
— Не стоит беспокойства, виконт, — запротестовала старая дама. — Прошу вас, останьтесь.
— Хотя бы до лестницы.
— Ну, если вы настаиваете…
И она оперлась на руку виконта.
— Самор! — позвала графиня Дюбарри.
Прибежал Самор.
— Распорядись, чтобы графине посветили, и вели подать к крыльцу карету моего брата.
Самор стремглав бросился исполнять приказание.
— Право, вы слишком добры, — сказала графиня Беарнская.
Обе дамы обменялись последними реверансами.
Проводив графиню до лестницы, виконт Жан вернулся к сестре, меж тем как старая сутяжница величественно спускалась по ступеням.
Впереди шел Самор, за ним два лакея с подсвечниками, далее графиня, а за ней третий лакей, который нес ее шлейф, правда, несколько коротковатый.
Брат и сестра смотрели из окна, провожая глазами до самой кареты драгоценную «крестную», которую они столь старательно искали и с таким трудом нашли.
В тот самый миг, когда графиня Беарнская спустилась с крыльца, во двор внесли портшез, из которого выпорхнула молодая женщина.
— А, хозяйка Шон! — завопил Самор, растянув свои толстые губы в невероятно широкой улыбке. — Добрый вечер, хозяйка Шон!
Графиня Беарнская так и замерла: в новоприбывшей гостье она узнала свою недавнюю посетительницу, отрекомендовавшуюся дочкой мэтра Флажо.
Дюбарри рывком распахнул окно и принялся подавать сестре сигнал опасности, но она его не видела.
— Наш чудак Жильбер здесь? — не обращая внимания на графиню, спросила Шон у лакеев.
— Нет, сударыня, я его не видел, — ответил один из них.
И тут, подняв глаза, Шон обнаружила, что Жан делает ей знаки, незаметно указывая на графиню Беарнскую. Узнав ее, Шон ахнула, опустила голову и ринулась в прихожую.
Сделав вид, будто она ничего не заметила, графиня Беарнская села в карету и сказала кучеру свой адрес.
32. КОРОЛЬ СКУЧАЕТ
Король, как и объявил, уехал в Марли, а там в три часа пополудни распорядился отвезти его в Люсьенну.
Он предполагал, что г-жа Дюбарри, получив его записку, в свою очередь поспешит покинуть Версаль и будет ждать его в своем только что построенном прелестном гнездышке; король бывал там несколько раз, но на ночь не оставался под тем предлогом, что Люсьенна не является королевским дворцом.
