Книга тайных желаний - Кидд Сью Монк

— Спасибо, — сказала я, опечаленная тем, что мы с тетей стали причиной лишений.

Она спрятала пергамент под плащ и удалилась. Глядя вслед наставнице, я поняла, что только она и стоит между нами и Хараном.

Теперь я знала, что напишу песню.

XXI

Библиотекой терапевтам служила тесная комната в доме собраний. Она была доверху набита свитками, сваленными грудами на полу, на полках и столах, распиханных по нишам в стенах. Я переступала и обходила пергаменты, чихая от пыли. Скепсида сказала, что среди них могут отыскаться не только тексты, но и записи мелодий, возможно даже греческим нотным письмом. Только вот как их найти? Здесь не было каталога, свитки лежали вперемешку. У меня в хлеву было больше порядка, а на ослах — меньше грязи.

Правда, Скепсида предупредила меня о беспорядке.

— Феано, наш библиотекарь, стар, болезнь обезножила его, — сказала она. — Он уже больше года не был в хранилище, а желающих занять его место нет. Но тебе следует поискать песни: ты много почерпнешь.

Теперь же мне пришло в голову, что наставницей мог двигать и иной мотив: она надеялась, что я стану библиотекарем поневоле.

Я расчистила место на полу, поставила лампу подальше от папирусов и принялась разворачивать свитки один за другим. Среди них были не только священные тексты иудеев с комментариями еврейских мудрецов, но и труды платоников, стоиков и пифагорейцев, а также греческие стихи и комедии Аристофана. Я принялась упорядочивать манускрипты по темам. К вечеру я рассортировала более пятидесяти свитков и сделала для каждого описание, как заведено в Александрийской библиотеке. Затем я подмела пол и разложила по углам эвкалиптовые листья. Я как раз отряхивала руки, к которым прилипли клочки пахучих листьев, и тут случилось чудо, о котором я и не подозревала весь день.

Раздались шаги. Я обернулась к двери: передо мной в лучах солнца стояла Диодора.

— Ты здесь. — Мне хотелось удостоверить вслух событие, в которое я не могла поверить.

— Истинно так, — подтвердила Скепсида, заходя в комнату вслед за Диодорой. Глаза наставницы сияли от удовольствия.

Я обняла сестру и почувствовала слезы у нее на щеках.

— Как ты сюда попала? — спросила я.

Диодора оглянулась на Скепсиду, которая как раз вытаскивала из-под стола скамью, чтобы на нее усесться.

— Я отправила письмо в храм Исиды Целительницы и попросила Диодору прийти, — пояснила наставница.

— У меня не было никаких сведений о вас, пока я не получила ее письмо, — сказала Диодора, держа меня за руку. — Когда вы так и не появились в храме, я поняла: с вами случилась беда. Мне нужно было убедиться самой, что вы живы и благополучны.

— Ты останешься с нами?

— Жрица храма разрешила мне отлучиться на любой срок.

— Поселишься вместе с Аной и Йолтой, — распорядилась Скепсида. — В комнате как раз поместятся три постели. — Заправив за ухо выбившуюся прядь, она внимательно посмотрела на Диодору. — Я вызвала тебя, чтобы вы с матерью побыли вместе, но еще и ради себя. Ради терапевтов, если точнее. Ты нам нужна. Среди членов общины есть старики и больные, и за ними некому ухаживать. Ты постигла искусство врачевания. Если останешься с нами, это принесет нам большую пользу.

— Вы хотите, чтобы я жила с вами? — уточнила Диодора.

— Только если ты жаждешь тихой, созерцательной жизни. Только если стремишься учиться и хранить память о Боге живом. — То же самое она говорила нам с Йолтой.

— Но ваш Бог — Бог иудеев. Мне о нем ничего не известно, я служу Исиде.

— Мы расскажем тебе о нашем Боге, а ты нам — о своих. И тогда вместе мы обретем Бога единого.

Диодора не ответила, но лицо ее просветлело.

— Йолта знает о том, что ты здесь? — спросила я.

— Еще нет. Я только что пришла, и Скепсида попросила позвать тебя с нами.

— Мне хочется, чтобы ты увидела лицо Йолты, когда она узнает, кто пришел, — подтвердила Скепсида. Она скользнула взглядом по аккуратно рассортированным и разложенным в стопки свиткам. — Молюсь о том, чтобы мы вскоре обрели не только лекаря, но и библиотекаря.

Йолта дремала на скамейке во дворе нашей хижины, прислонив голову к стене. Руки ее были скрещены на впалой груди, нижняя губа подрагивали при каждом выдохе. Увидев, что она спит, мы замерли.

— Разбудим ее? — прошептала Диодора.

Скепсида подошла к моей тете и потрясла за плечо:

— Йолта… Йолта, смотри, кто пришел.

— Оставьте меня в покое, — огрызнулась тетка, открывая глаза.

— Как думаешь, Диодора, — усмехнулась Скепсида, — оставим ее в покое?

Йолта вздрогнула и устремила потрясенный взгляд мимо наставницы туда, где стояла Диодора.

— Думаю, нам и правда стоит уйти, — подначила я. — Спи дальше, тетя.

Тут Йолта улыбнулась и сделала Диодоре знак подойти и сесть рядом. Когда они обменялись приветствиями, тетя подозвала и меня. Я села по другую руку от нее. Йолта подняла взгляд на Скепсиду и произнесла:

— Мои доченьки.

XXII

Вместе с Диодорой мы поднимались по извилистой тропинке, убегающей к макушке известнякового утеса, который возвышался над общиной терапевтов. В лучах яркого солнца камни на вершине казались кипенно-белыми, а на пути нам попалось несколько еще не отцветших маков. Меня переполняло чувство бесконечной свободы. И тут же я почувствовала укол совести оттого, что была счастлива вдали от Иисуса.

— У тебя переменилось настроение, — заметила Диодора. Ее учили наблюдать за организмом людей, поэтому мало что могло от нее укрыться.

— Я подумала о муже, — призналась я и рассказал о нашей разлуке и о том, как горько мне быть вдали от Иисуса. Я жду письма с известием, что мы можем вернуться.

Диодора замерла:

— Мы?! Думаешь, Йолта уедет с тобой?

Я уставилась на нее, и мы замолчали. Когда Диодора пришла к нам в дом Харана, слова Йолты об отъезде в Галилею расстроили девушку. Она объявила, что не хочет там жить. Зачем я снова заговорила об этом?

— Йолта не раскрывала мне своих планов. — Это была правда. Я не знала, поедет тетя со мной или предпочтет остаться здесь.

Диодора поблагодарила меня за честный ответ кивком, и мы продолжили путь в чуть подавленном настроении. Она первой вскарабкалась на вершину и широко простерла руки, вбирая в себя красоту открывшегося вида.

— Ана, смотри!

Я торопливо преодолела оставшееся расстояние, и передо мной раскинулось море. Сияющие полосы синего и зеленого цветов, покрытые белой рябью, простирались до самой Греции и берегов Римской империи. Маре нострум [27], так называют его римляне. Как же далеко отсюда до Галилеи.

Мы отыскали защищенное от ветра укрытие и уселись на землю, прижавшись друг к другу.

После прибытия к терапевтам Диодора болтала без умолку, во всех деталях рассказывая нам о своем взрослении при храме Исиды Целительницы и выспрашивая подробности нашей жизни. Наши ночные посиделки оборачивались мучительной зевотой на следующее утро. Но слипающиеся от недосыпания глаза казались нам с сестрой небольшой платой за общение.

Сейчас Диодора заговорила о Феано, который уже не мог поддерживать порядок в библиотеке из-за болезни:

— У него слабое сердце. Скоро оно откажется служить.

Я поддалась журчанию ее голоса, повествующего о симптомах телесных недугов, которые она выслушивала в лечебнице, но вдруг вспомнила, что мне пора приниматься за работу над гимном Софии. До празднования остался всего один день, а я рассиживаюсь на камне, позволяя Диодоре разглагольствовать об изъязвленных стопах.

— Удивительно, — заметила она, — я столько лет провела в храме Исиды Целительницы, но совсем не скучаю по нему.

— А Исида? По ней ты скучаешь?

— Нет. Она всегда со мной. Она повсюду. — Сестра продолжала говорить, но я уже не слушала. Гимн, который предстояло написать, зародился внутри меня. Надо было спешить.