Графиня де Шарни. Том 2 - Дюма Александр

И оба они заметили Бриссо и генералу, что уже поздно.

Бриссо и Дюмурье вышли.

— Ну, и что ты думаешь о нашем будущем коллеге? — спросил Ролан супругу, когда дверь за гостями захлопнулась.

Госпожа Ролан усмехнулась.

— Есть люди, — отвечала она, — одного взгляда на которых довольно, чтобы составить о них представление. У генерала проницательный ум, он изворотлив и лжив; он выразил огромное удовлетворение патриотическим выбором, о чем явился тебе объявить: так вот, я не удивлюсь, что рано или поздно именно он выгонит тебя в шею.

— Я совершенно с тобою согласен, — кивнул Ролан.

И оба они со свойственной им безмятежностью улеглись спать, не подозревая о том, что железная десница Судьбы только что кровавыми буквами начертала их имена на скрижалях Революции.

На следующий день члены нового кабинета министров присягнули на верность Национальному собранию, после чего отправились в Тюильри.

Ролан был обут в башмаки со шнурками: ему, вероятно, не на что было купить пряжки; он был в круглой шляпе, так как другой никогда и не надевал.

Он отправился в Тюильри в своем единственном сюртуке. Ролан оказался в самом хвосте процессии.

Церемониймейстер, г-н де Брезе, пропустил пятерых министров, а Ролана остановил Ролан не понимал, почему его не пускают.

— Я — тоже министр, как и они, — сказал он. — министр внутренних дел!

Однако его слова не произвели на церемониймейстера никакого впечатления.

Дюмурье все слышал и вмешался:

— Почему, — спросил он, — вы не позволяете господину Ролану войти?

— Сударь! — всплеснув руками, вскричал церемониймейстер. — Как можно?! В круглой шляпе и в туфлях без пряжек?!

— Подумаешь, какое несчастье: круглая шляпа и туфли без пряжек! — не теряя хладнокровия, заметил Дюмурье.

И он подтолкнул Ролана к двери в кабинет короля.

Глава 9. СНАРУЖИ И ВНУТРИ

Кабинет министров, члены которого с таким трудом прорвались к королю, мог бы называться «военным министерством».

1 марта скончался император Леопольд в окружении своего итальянского гарема; он умер от составленного им самим возбуждающего снадобья.

Королева, вычитавшая в один прекрасный день в неведомом нам памфлете якобинцев о том, что кусок пирога мог бы расправиться с австрийским императором; королева, вызывавшая Жильбера, чтобы расспросить его об универсальном противоядии, во всеуслышание заявила о том, что ее брат был отравлен.

Смерть Леопольда положила конец выжидательной политике Австрии.

В жилах сменившего его на троне Франца II — мы его застали, потому что он был современником не только наших отцов, но и нашим, — текла немецкая и итальянская кровь. Австриец, рожденный во Флоренции, слабохарактерный, жестокий, вероломный; человек порядочный, по мнению церкви; коварный ханжа, скрывающий свою двуличность под маской благодушия; пугающий, однако, неподвижностью взгляда; передвигающийся словно на пружинах и напоминающий статую Командора или тень датского короля. Он отдал свою дочь победителю, лишь бы не расставаться со своими владениями, а затем ударил его в спину, едва тот сделал первый шаг к отступлению под нажимом ледяного ветра с севера; Франц II известен как зачинщик расстрелов в Венеции и создатель тюрьмы в Шпильберге, мучитель Андриана и Сильвио Пеллико!

Вот каков покровитель эмигрантов, союзник Пруссии и противник Франции.

Наш посланник в Вене, г-н де Ноай, был, что называется, пленником в собственном дворце.

Впереди нашего посланника в Берлине, г-на де Сегюра, бежал слух о том, что он явился для вынюхиваний тайн прусского короля через его любовниц.

Как нарочно у прусского короля любовницы были!..

Господин де Сегюр явился на прием в одно время с посланцем из Кобленца.

Король повернулся к французскому посланнику спиной и громко спросил у господина, представлявшего принцев, как поживает граф д'Артуа.

Пруссия считала в те времена, как, впрочем, и в наши дни, что стоит во главе немецкого прогресса; она жила этими нелепыми философскими традициями короля Фридриха, поддерживавшего недовольство в Турции и восстания в Польше, в то же время задушив свободу в Голландии; правительство со скрюченными пальцами, вылавливающее в мутной воде революции то Невшатель, то часть Померании, то часть Польши.

Франц II и Фридрих-Вильгельм были нашими явными врагами; врагами тайными были Англия, Россия и Испания.

Должно быть, во главе этой коалиции стоял воинственный король Шведский, карлик, мнивший себя великаном и звавшийся Густавом III, которого Екатерина II крепко держала в своих руках.

Восхождение Франца II на австрийский престол было ознаменовано следующей дипломатической нотой:

«1. Удовлетворить требования немецких принцев, имеющих права владения королевством, — иными словами, признать сюзеренитет императора на территории наших департаментов, — навязать австрийское присутствие на территории самой Франции

.

2. Возвратить Авиньон, чтобы Прованс, как и раньше, не был раздроблен.

3. Восстановить монархию на условиях 23 июня 1789 года».

Было очевидно, что эта нота выражала чаяния короля и королевы.

Дюмурье на это лишь пожал плечами.

Можно было подумать, что Австрия заснула 23 июня и, проспав три года, проснулась 24-го.

16 марта 1792 года Густав был убит на балу.

Через день после его убийства, о котором во Франции еще не было известно, Дюмурье получил австрийскую ноту.

Он немедленно отнес ее Людовику XVI. Насколько Мария-Антуанетта, сторонница крайних мер, стремилась к войне, которую она считала избавлением, настолько король, приверженец умеренности, медлительности, уловок и окольных путей, боялся войны.

В самом деле, представьте, что война объявлена и одержана победа: король оказался бы во власти генерала-победителя; предположим, что война проиграна: народ объявил бы ответственным за неудачу короля, стал бы кричать о предательстве и бросился бы на Тюильри.

Наконец, если бы неприятель дошел до Парижа, кого он с собой привел бы?

Его высочество графа Прованского, то есть регента королевства.

Людовик XVI будет низложен, Марии-Антуанетте будет предъявлено обвинение в супружеской неверности, а наследники французского престола, возможно, объявлены незаконнорожденными — вот каковы были бы последствия возвращения эмигрантов в Париж.

Король вверял себя австрийцам, немцам, пруссакам; однако он боялся эмигрантов.

Читая ноту, он, однако, понял, что пришло время обнажить шпагу и что отступать Франции некуда.

20 апреля король и Дюмурье вошли в зал заседаний Национального собрания: они принесли объявление войны Австрии.

Объявление войны было встречено с воодушевлением. В этот торжественный час, который романист даже не смеет описывать и оставляет на совести истории, во Франции существует четыре ясно определившихся партии: абсолютные роялисты, королева в их числе; конституционные роялисты, к ним себя причисляет король; республиканцы; анархисты.

Абсолютные монархисты не имеют во Франции явных руководителей, кроме королевы.

За границей они представлены его высочеством графом Прованским, графом д'Артуа, принцем Конде и герцогом Карлом Лотарингским.

Интересы королевы в этой партии представляют г-н де Бретей в Вене, г-н Мерси д'Аржанто в Брюсселе.

Руководители конституционной партии — Лафайет, Байи, Бариав, Ламет, Дюпор, одним словом — фельяны. Король не прочь расстаться с абсолютной монархией и пойти вместе с ними; однако он склонен скорее держаться сзади, нежели выступать во главе.

Партию республиканцев возглавляют Бриссо, Верньо, Гаде, Петион, Ролан, Инар, Дюко, Кондорсе и Кутон.

Руководители анархистов — Марат, Дантон. Сантер, Гоншон, Камилл Демулен, Эбер, Лежандр, Фабр д'Эглантин и Колло д'Эрбуа.

Дюмурье готов быть кем угодно, лишь бы соблюсти личный интерес и сохранить доброе имя.

Робеспьер снова ушел в тень: он выжидает.

Кому же теперь достанется знамя Революции, то самое, которое раскачал Дюмурье, этот сомнительный патриот, на трибуне Собрания?