Гибель «Русалки» - Йерби Фрэнк

Поскольку «суды Всевышнего» происходили не в самом Фолкстоне, а в джунглях, Гай ничего не знал об этих якобы освященных свыше казнях. Никто не осмеливался рассказать ему о них. Все хорошо знали о его неприкрытой ненависти и презрении к колдунам и их деяниям. Но столь велика была власть предрассудка над их дикарским сознанием, что они не решались ослушаться Мукабассы. Вот так монго Жоа ослаблял оборонительные рубежи Гая…

Гай увидел, что к нему идет Флонкерри. Это был высокий, исполненный чувства собственного достоинства чернокожий, мускулистый и еще молодой. Но сейчас лицо его выражало глубокую печаль. Крупные слезы сверкали на черных щеках.

«Что там еще стряслось», – подумал Гай.

Прежде чем заговорить, Флонкерри быстро огляделся по сторонам.

– Прогуляемся немного, бвана? – произнес он наконец.

– Хорошо, – сказал Гай и встал. Они прошли через поселок и углубились в джунгли.

Флонкерри испуганно поглядывал на него.

– Здесь никого, – наконец сказал он.

– Говори, в конце концов! – взорвался Гай. – Чем ты так обеспокоен?

– Капапела, бвана. Мукабасса ее запер.

– Что? – взревел Гай. – Да как может Мукабасса, дьявол его забери, запереть твою вторую жену? Ты хочешь сказать, что позволил ему посадить ее под замок? Проклятье! Сколько раз я говорил тебе, Флон, что нужно прогнать отсюда этого старого мошенника?

– Мне пришлось подчиниться, бвана. Мукабасса сказал, что Капапела навела порчу на Никию, и ее ребенок родился слишком рано, мертвым. А завтра Капапела будет пить сэсси, чтобы узнать, хорошая она или плохая. Но я боюсь, она умрет, очень боюсь. Те другие все умерли. Пять мужчин и женщин умерли…

– Гром и молния! Уж не хочешь ли ты сказать, что позволил Мукабассе убить пять человек, не сказав мне ни слова? Флон, сдается мне, ты заслуживаешь хорошей порки!

– Он великий колдун, – прошептал Флонкерри. – Он только дает им воду сэсси, а убивают их собственные черные сердца, да…

– Послушай, Флон, – решительно сказал Гай. – Кора дерева джеду ядовита. Как укус гадюки. Дай любому человеку отвар коры дерева джеду, и он, если выпил достаточно, через некоторое время умрет. Господи Боже! Да напряги немного свои мозги, если они у тебя есть! Эти колдуны спасают тех, кого хотят спасти, тех, чьи родственники дали взятку этим злобным негодяям; они дают им ровно столько отвара коры джеду, или воды сэсси, если тебе так больше нравится, чтобы их вытошнило. Вот и вся хитрость.

Флонкерри покачал головой с важным видом:

– Бвана не знает силы колдовства. Большая магия. Только черные сердца задыхаются от древесного отвара сэсси. Чистые сердца бьются сильно и…

Его не переубедишь. Гай понимал это: между ними – стена, разница в несколько веков цивилизации. Он очень любил Флонкерри, однако сейчас ему хотелось задушить его. Но что этим изменишь? Он вспомнил Капапелу такой, какой видел ее в последний раз. Она была так прекрасна, как будто явилась из «Песни песней»: стройная, как пальма, с бархатисто-черной кожей. Шапка коротко подстриженных волос на маленькой изящной голове, маленький носик кнопочкой и мягкие пухлые губы – воплощение африканской красоты. Да, Капа красива. Даже он, несмотря на все свои предрассудки, не мог не видеть этого. И завтра ей предстоит умереть, потому что этот черный осел с репейником вместо мозгов, за которого она вышла замуж, так боится колдовства, что даже не пытается спасти женщину, которую любит больше жизни…

И словно в ответ на его мысли Флонкерри сказал:

– Капапела умрет – я умру. Не стану жить без нее.

– Постой! – сказал Гай. – Послушай, Флон, если я докажу, что колдовство белого человека сильнее, чем колдовство Мукабассы, обещаешь прогнать его отсюда?

Глаза Флонкерри вспыхнули:

– Твое колдовство будет сильнее, бвана! Тогда я возьму свой ассагай и распорю его от зубов до живота, да!

– Этого не потребуется, – сказал Гай. – Пойдем, потолкуем с его милостью…

Мукабасса впился в Гая своими злобными косыми глазами.

– Бвана хочет сделать колдовство белого человека сильнее колдовства Мукабассы? – прорычал он. – Бвана не знает, что говорит!

– Прекрасно знаю! – решительно сказал Гай. – Больше того, я знаю, что ты мне надоел до смерти, проклятый черный убийца! Ты и я испытаем, чье колдовство сильнее, дважды. В первый раз я докажу тебе, что твоя вода сэсси ничего не сможет сделать против моей. А потом ты увидишь, что даже папа Дамбалла на моей стороне!

При упоминании имени священного змея Мукабасса побледнел. Но какие-то соображения, возможно гордость за свое ремесло, побудили его принять вызов.

– Ладно, – сказал он. – И как же бвана докажет это?

– Я хочу поговорить с женщиной десять минут, прежде чем ты дашь ей воду сэсси. Сначала я дам ей мое зелье. Ты можешь смотреть, как я готовлю его. Можешь утроить свою колдовскую силу – все равно ничего не добьешься. И тогда ты увидишь…

– Ладно. Но думаю, что не я, а бвана увидит. До свидания, бвана.

Гай посмотрел на него с ледяным презрением в глазах.

– Пошли, Флон! – негромко сказал он. – У нас много дел.

Он увлек Флонкерри за собой. Они углубились в джунгли и шли, пока не добрались до священной рощи змеиного бога Дамбаллы. Здесь Гай отломал от ближайшего дерева раздвоенную ветку. Он стоял нахмурившись, держа ее в руке: в чем же, черт возьми, нести домой гадюку, поймав ее?

– Флон, – сказал он. – Сбегай принеси мне пару мешков из шкур. Больших, в которых женщины носят воду. Сможешь?

– Смогу, бвана, – ответил Флонкерри и тотчас исчез среди деревьев, легко и красиво сорвавшись с места. Через десять минут он вернулся с мешками. Когда же он увидел, что собирается делать Гай, его блестящая черная кожа стала пепельно-серой.

Гай уверенно вошел в рощу, зная, что крепкие башмаки защитят его ноги от змеиных укусов. Как обычно, роща кишела гадюками. Он ловко прижал к земле раздвоенной веткой одну из безобразных тварей, затем очень спокойно нагнулся и поднял, держа ее за голову сзади так, чтобы она не могла вывернуться и укусить его. Змея обвила его руку своим длинным извивающимся телом. Он снял ее правой рукой.

– Открой мешок, Флон, – сказал он.

Могучий негр повиновался, и Гай бросил змею внутрь хвостом вперед. Флонкерри плотно закрыл мешок и завязал его кожаным ремешком. Через пять минут Гай поймал еще одну змею и поместил ее в другой мешок. Глаза Флонкерри расширились от удивления. Это действительно казалось настоящим колдовством.

– Что бвана сделает сейчас? – спросил он.

– Большое колдовство, – рассмеялся Гай. – Возьмем их домой. Завтра увидишь…

У себя в фактории он порылся в ящике с инструментами и разыскал прочный пинцет. Затем постоял некоторое время, погруженный в раздумья. Он никак не мог вспомнить способ извлечения змеиного яда. Бродячие фокусники в Миссисипи проделывали это перед показом номеров с гремучими и мокасиновыми змеями. Они давали им что-то укусить, а потом… Вспомнил! Они заставляли гадов выпускать свой яд в надутый мочевой пузырь свиньи. Но у него не было пузыря свиньи или чего-нибудь в этом роде. И тогда он увидел стайку кур, пересекающих двор. Что ж, курица годится, не дать бы только гадюке втянуть обратно яд после укуса.

Он вышел во двор, поймал толстую курицу и привязал за лапу к столбу. Затем, взяв раздвоенную ветку в левую руку, он развязал один из мешков и выбросил змею на землю рядом с курицей. Змея тут же ее укусила. Гай прижал гадюку рогаткой к земле, зубы ее все еще оставались погруженными в куриную плоть. Продолжая удерживать змею, он сдавил мешочек с ядом как раз между ее маленьких блестящих глаз.

Убедившись, что весь яд выдавлен, Гай зажал голову гадюки между большим и указательным пальцами и поднял ее, не давая рту закрыться. Он знал, что малейшая небрежность смертельно опасна даже теперь: возможно, на зубах змеи осталось достаточно яда, чтобы уложить человека в постель на долгие недели. Взяв пинцет, он выдернул сначала один длинный кривой желтый зуб, потом другой. Теперь гадюка стала совершенно безвредной: только через эти полые зубы может она впрыскивать яд в свою жертву. Остальные зубы сплошные и служат лишь для того, чтобы удерживать добычу, пока яд не окажет своего смертоносного действия.