— Расскажите же нам, каковы эти различия, чтобы, говоря о своем заливе и небе, мы не впали в заблуждение.
— Вы оказываете мне большую честь, прекрасная леди; я не очень-то образован и не могу похвастаться красноречием. Но я не утаю от вас немногие плоды своих наблюдений. Итальянский воздух, впитывающий морскую влагу, порой несколько туманен. Однако, кроме двух морей, в тех далеких краях почти нет больших скоплений воды. Трудно найти что-либо суше итальянских рек в те месяцы, когда солнце палит особенно жарко. Поэтому и воздух там обычно сухой, упругий, как и положено при таком климате. В нем меньше испарений в виде легких, почти невидимых туманов, чем в здешнем лесистом краю. Так, по крайней мере, объяснял это человек, который, как я уже говорил вам, был моим наставником в юности.
— Но вы ничего не сказали о нашем небе, наших закатах, нашем заливе.
— Извольте, я буду с вами полностью откровенен. Каждый из двух заливов, как мне кажется, наилучшим образом соответствует тому, для чего он предназначен природой. Один поэтичен, спокоен, исполнен изящной, но вместе с тем величественной красоты; он скорее способен приносить людям радость, чем пользу. Другой же когда-нибудь Станет всемирным рынком.
— И все-таки вы ни слова не сказали о его красоте, — проговорила Алида, разочарованная, несмотря на свое притворное безразличие к этому разговору.
— Право же, спокон веку всякое старое общество совершало одну и ту же ошибку — оно переоценивало себя и недооценивало новых участников великой драмы народов, подобно тому, как люди, давно завоевавшие себе положение, презрительно смотрят на претендентов, стремящихся пробить себе дорогу, — сказал Бурун, с удивлением глядя на разобиженную и нахмурившуюся красавицу. — Однако в этом случае Европа, пожалуй, не так уж заблуждается. Те, кто усматривает столь поразительное сходство между Неаполитанским заливом и Манхаттаном, обладают богатым воображением, поскольку сходство это полностью исчерпывается тем, что и там и здесь много воды, да еще пролив между островом и материком в одном из них похож на пролив между двумя островами в другом. Но ведь здесь перед нами эстуарий note 151, а там залив; здесь вода зеленая из-за отмели и бурная от впадающих сюда рек, а там — голубая и прозрачная, как в открытом море. Я уж не говорю ни о скалистых, увенчанных причудливыми зубцами горах с неописуемой игрой золотого и розового тонов на их неровных скатах, ни о береге, изобилующем памятниками многих тысячелетий!
— Я не смею вас более расспрашивать. Но, признайте, о нашем небе тоже можно кое-что сказать, даже сравнивая его с теми небесами, которые вы так превозносите.
— Да, несомненно, тут скорее можно признать вашу правоту. Помню, как-то стоял я на мысе Каподимонте, который высится над маленьким живописным и оживленным пляжем Марино-Гранде и над Сорренто, где сосредоточено все, что есть поэтичного в жизни рыбаков, и тот, о ком я говорил, указывая на прозрачный свод у нас над головой, произнес: «Вот луна Америки!» В ту ночь звезды сияли ярко, словно огни ракет, потому что северный ветер унес всю пыль в море и воздух был удивительно прозрачен. Но, право, такие ночи редки в любом климате! Жителям южных широт порой удается насладиться ими, жителям северных — никогда.
— Но неужели лестное для нас мнение, что наши американские закаты могут соперничать с закатами Италии, всего лишь самообман?
— Отнюдь нет, прекрасная леди. Они могут соперничать между собой, не имея сходства. Цвет футляра, на котором лежит сейчас ваша очаровательная ручка, не сравнится в нежности с теми красками, которые порой видишь на итальянском небе. Но, если вашему закату недостает жемчужных отблесков, розовых облаков и нежных красок, которые в вечерний час сменяют друг друга по всему небосводу Неаполя, зато ему нет равных в яркости сияния, богатстве переливов и разнообразии красок. Там они нежнее, а здесь — великолепнее! Когда из ваших лесов не будет так тянуть влажными испарениями, одинаковые условия могут создать одинаковый эффект. А до тех пор Америке остается гордиться новой и необычной, но от этого ничуть не менее восхитительной красотой природы.
— Значит, те, кто приехал сюда из Европы, правы лишь наполовину, когда смеются над красотами нашего залива и небосклона?
— Да, тут они гораздо ближе к истине, чем когда бы то ни было, коль скоро речь идет об этом континенте. Вы можете годиться великим множеством рек, удобными выходами в океан, бесчисленными бухтами и другими достопримечательностями вашей Манхаттанской гавани, ибо со временем она, несомненно, затмит великолепие Неаполитанского залива, до сих пор не имеющего себе равных; но не вынуждайте иностранца развивать это сравнение. Ваше небо прекрасно, леди, немногим выпало счастье жить под небом более великолепным и щедрым. Однако я утомил вас своей болтовней. Взгляните, вот ткани, расцветка которых способна восхитить юное и живое воображение даже сильнее, чем краски самой природы!
Красавица Барбери улыбнулась контрабандисту с нежностью, от которой Ладлоу стало не по себе; она хотела сказать что-то веселое, но тут за дверью послышался голос ее дяди.
Глава XXIV
— В Англии будут продавать семь полупенсовых булок за один пенс; кружка пива будет в десять мер, а не в три; и я объявлю государственной изменой потребление легкого пива.
Джек Кед note 152
Даже если бы олдермен ван Беверут участвовал в описанной выше беседе, то и тогда он не произнес бы слов более уместных, чем те, с которыми он вошел во флигель.
— Штормы и климаты! — воскликнул коммерсант, появляясь на пороге с распечатанным письмом в руке. — Я получил через Куракоа и побережье Африки известие о том, что превосходный корабль «Выхухоль» встретил у Азорских островов противные ветры и возвратится на родину не раньше чем через четыре месяца. Ах, сколько драгоценного времени теряется попусту между торговыми сделками, капитан Корнелий Ладлоу! А ведь это может опорочить прекрасное судно, которое до сих пор пользовалось самой доброй славой — плавание его в оба конца никогда не занимало более обычных семи месяцев. Если все наши суда будут так лениво ползти, мы никогда не сможем доставить кожи в Бристоль вовремя, а тогда какой от них прок!.. Но что я вижу, племянница! У вас здесь торговля! И чем — подозрительными товарами! У кого же бумаги на эти товары и какое судно доставило их сюда?
— На эти вопросы лучше всего ответит сам их владелец, — сказала девушка дрогнувшим голосом и указала на контрабандиста, который при появлении олдермена отошел в сторону, чтобы не привлекать к себе внимания.
Миндерт быстро опытным глазом окинул содержимое тюка, а затем остановил тревожный взгляд на каменном лице капитана королевского крейсера.
— Капитан Ладлоу, я вижу — мыши изловили кошку! — сказал он. — Наш крейсер носился по Атлантике больше недели, совсем как еврей-откупщик бегает взад-вперед по Роттердаму, чтобы как-нибудь сбыть за границу попорченный чай, и вот нас самих так ловко заманили в ловушку! Какому падению цен или перемене благосклонности Торговой палаты обязан я честью видеть вас, любезный… э… э… развеселый торговец зелеными волшебницами и яркими тканями?
Куда только девалась самоуверенность и бесстрашие контрабандиста! Теперь он выказал несвойственные ему растерянность и смущение, явно не зная, что ответить.
— Тот, кто идет на риск, удовлетворяя требования жизни, само собой разумеется, ищет покупателей в тех местах, которые славятся своим либерализмом, — сказал он после долгого молчания, которое лишний раз подчеркнуло перемену, происшедшую в нем. — Надеюсь, вы будете снисходительны к моей дерзости, учитывая те побуждения, которые привели меня сюда, и выскажете прекрасной леди свое авторитетное суждение о качестве моего товара и умеренности цен.
