На вопрос Гарольда «почему?» папа сказал, что в их доме завелись привидения, страшные, и что эти привидения могут Гарольда украсть.
Гарольд даже испугался, и теперь, по ночам он вздрагивал от каждого шороха. Но этими шорохами всегда оказывался Уильям или Чарли.
В общем, в папины привидения поверили только Гарольд и Джесси. Почему так быстро собрались и уехали, Гарольд так и не узнал.
ПРИГОРОД ЛОНДОНА. ФУЛЕМ [111]. ОКТЯБРЬ 1911 ГОДА.
— Ну, уж погостим у тебя, сестра, — с порога поздоровался с сестрой Фредерик.
Сестра только неловко улыбнулась.
— Здравствуй, милый брат! — выдавила из себя она и обняла Фредерика, — не ожидала, ей-богу не ожидала, что этот старый дом снова оживёт!
— Ах племянники, родные вы мои! — посмотрела она на детей и бросилась обнимать всех.
Эта тётушка, не худая и не толстая, в шляпке, под которой были спрятаны чёрные вьющиеся волосы, почему-то всегда казалась Гарольду и хорошей и плохой одновременно. Он не любил её взгляда, напоминавшего взгляд змеи, особенно когда она смотрела на Гарольда.
Но ещё больше он не любил, когда тётушка начинала его поучать, обязательно посмеиваясь и язвительно унижая мальчика, всегда стараясь вызвать у него чувство вины за то, что Гарольд нет-нет да оказывался умнее и сообразительнее её детей.
Её дети и сейчас выглядывали из-за спины, вроде и радостно, но в то же время Гарольд без труда мог прочитать в их глазах недовольство и раздражённость.
Это были Алэсдэйр, или просто Алэс, и его сестра Нормина. Алэс был слегка нагловатый, а Нормина всегда больше молчала и буквально убивала своей немногословностью. Даже со своей матерью она разговаривала в полголоса и глядя исподлобья. Вот и сейчас она смотрела на Гарольда исподлобья, и Гарольд даже отвернулся, чтобы она не разглядывала его.
— А где Стини? — услышал Гарольд голос отца.
Стини — это был муж тётушки, дядюшка Гарольда. Гарольд, когда был совсем маленький, любил своего дядю и всегда с нетерпением ждал встречи с ним. Но потом понял, что дядюшка вовсе не желает его видеть. Хотя он никогда не обижал Гарольда, но чем старше Гарольд становился, тем злее ему казался взгляд дядюшки.
Когда-то дядюшка Стини был моряком. Потом нанялся на королевскую службу и стал лесником. Он убивал зверей, а Гарольду было очень жалко зверушек. И каждый раз, когда дядюшка возвращался из леса, принося убитых птиц и зверей, Гарольд ночь напролёт плакал. Его никто не понимал и ругали за то, что мальчик плачет, мешая спать другим. И Гарольду всё больше и больше начинало казаться, что вокруг все люди злые. Поэтому он становился всё больше и больше нелюдимым и ни с кем не хотел дружить…
— Ну уж извини, у него служба, — ответила Фредерику тётушка, — ну вы проходите, размещайтесь, заносите чемоданы. Или так и будете стоять в дверях?
В дверях никто стоять не хотел и дом очень быстро оживился.
— Пока вы тут, — услышал Гарольд голос тётушки, — мы переезжаем в дом к Элизабет. Вы люди городские, к садам непривычные, а там надо работать каждый божий день!
Этот «божий день» был произнесён так торжественно, что Гарольд чуть не засмеялся. Ему стало понятно, что тётушка решила прибрать к рукам большой особняк другой отцовой сестры, которая жила в России, и лишь наездами навещала бабушкино и дедушкино имение под Эдинбургом. А всю его семью тётушка решила затащить сюда, в малюсенький домик, в бедный район, где жили только протестанты.
— Зато к столице ближе! — радостно улыбаясь, продолжала говорить тётушка, — народ тут деловой и тебе, Фредерик, будет тут удобнее заниматься своими науками, чем в провинции.
Отец только соглашался, а тётушка не давала никому вставить в разговор слова, сразу же перебивая и начиная расхваливать дом и этот грязный городишко с названием Фулем.
Гарольд постоял, послушал тётушку и махнул рукой. Он не любил шум. Шум очень раздражал мальчика. Голова начинала кружиться, а потом болеть. Он оставил взрослых и поднялся на второй этаж, где Уильям уже осваивал детскую.
Гарольд открыл шкаф и тут же отскочил. Дверь захлопнулась прямо у него перед носом, вырвавшись из руки.
— Не лезь сюда! — оттолкнул его Алэс, — пока тут мои игрушки — не лезь сюда! — повторил Алэс и снова толкнул Гарольда.
— Да не очень-то и надо, — отвернулся, обидевшись, Гарольд и отошёл.
— И вообще, чтобы на моей кровати не спал! — крикнул ему вслед Алэс, — это мой дом и мои вещи!
— Но вы же уезжаете отсюда, — совсем обиделся Гарольд. Он и так не любил своего двоюродного брата, потому что тот был, как ему казалось, жестоким. А тут ещё и такая обида.
Гарольд надулся.
— Ничего, что я вообще приехал со своей семьёй? Может мне лучше было остаться в Мелкшаме?
— Лучше бы оставался! — ухмыльнулся Алэс, — да ты вообще не Гудвин и только случайно носишь нашу фамилию!
— Чего??? — опешил Гарольд и глянул на оторопевшего Уильяма.
— Ну, ты это, — посмотрел Уильям на Алэса, — говори, да знай меру.
— Случайно! — повторил Алэс, — и поэтому ему нечего спать на моей кровати! Пусть на ней лучше Чарли спит!
— Не очень-то и хотелось! — кинул ему в лицо Гарольд и отвернулся.
— Хм… — снова ухмыльнулся Алэс.
— Ты чего такой злой, когда видишь брата? — посмотрел Уильям на Алэса, — не смей обижать Гарольда!
— Гарольда! Брата! — злобно рассмеялся Алэс, — если бы он был наш, то его назвали бы Гарри!
— Он и так Гарри! — закричал Уильям.
— Он Гарольд! — смеялся в ответ Алэс.
— Замолчи!
— Сам замолчи!
— Ты тупая деревенщина!
— А ты подстилка протестантов!
— Мы католики!
— Заткнись!
— Сам заткнись!
Мальчишки уже готовы были подраться, но тут они замолчали. Гарри заплакал, растолкал их и выбежал из комнаты, побежав в дальний угол коридора, и забился там за огромный комод.
Скандал прекратился. Через несколько минут послышались шаги, голоса тётушки и отца, и в детскую вошла тётушка Гарольда, а следом за ней Фредерик.
— Что случилось? — услышал Гарольд.
— Алэс сказал, что Гарольд только случайно носит нашу фамилию… — услышал голос Уильяма Гарольд.
— Неправда, он не мог такого сказать, — спокойно ответила тётушка.
— Не мог! Не мог! — закричал Алэс, — это неправда! Я не это имел ввиду!
— Ну он же сказал… — виновато произнёс Уильям.
— Ладно, — послышался голос Фредерика, — думаю дети разберутся сами.
— Я тоже так думаю, — ответила тётушка, — ну, счастливо вам оставаться, идём Алэс.
Они вышли из коридора. Когда взрослые скрылись на лестнице, Алэс повернулся к Гарольду и показал ему язык.
— Бастард! — громко прошипел Гарольду Алэс и побежал следом за матерью…
Фредерик не сразу нашёл заплаканного от обиды и оскорбления Гарольда. Гарольд не хотел выходить из своего укрытия и отворачивался от отца, не давая себя даже тронуть.
— Ну что ты, Гарри, — присел Фредерик.
— Ты… как ты мог… — заплакал Гарри.
— Ну, ну, — наконец обнял сына Фредерик, — есть моменты, когда лучше не спорить.
— Он сказал ужасные вещи про меня, и значит про нашу маму… — прошептал Гарольд, прижавшись к отцу, — он сказал, что я не твой сын…
— Это неправда, — ответил Фредерик.
— Что неправда? Он это говорил! — сказал Гарольд.
— Я верю, что он говорил, — сказал, успокаивая его, Фредерик.
— А почему ты не поверил Уильяму?
— Я поверил. Но нам не нужен был скандал с твоей тётушкой.
— Но он такие гадости мне говорил… Я его ненавижу! — стиснул зубы Гарольд.
— Ты мой сын, — обнял его Фредерик, — и всегда им был.
— Правда? — посмотрел в лицо Фредерику Гарольд.
— Правда, — улыбнулся ему и кивнул Фредерик, вытерев Гарольду слёзы, — ты мой самый любимый, и самый лучший сын.
— А Уильям, Чарли и Сид? — спросил мальчик.
— И они тоже, самые любимые и лучшие! Ведь у меня других, кроме вас, нет? — снова улыбнулся Фредерик.
