Мы с Мишей не без зависти глядели, как Михалыч не торопясь вынимал из своего рыболовного мешка аккуратно намотанный на дощечку перемет.
Как же мы-то не догадались смастерить такой же? Снасть самая простая: длинный прочный шпагат и к нему посредине, на некотором расстоянии друг от друга, привязаны поводки. На каждом поводке крючок. Вот и вся снасть.
Действительно, на этот раз Михалыч оказался куда предусмотрительнее нас. Нечего делать: пришлось признать свою недогадливость. Хорошо хоть, Михалыч догадался. На утренней зорьке обязательно шереспера поймаем, а может, и не одного.
Придя к омуту, к тому месту, где у песчаной отмели шересперы особенно «зверствовали», мы надели на крючки пескарей, затем перетянули шпагат через всю отмель с одного берега на другой, так что наши пескари на крючках могли отлично разгуливать по мелководью. Концы шпагата мы крепко привязали к сучьям прибрежных кустов.
Снасть поставлена. Теперь, речные разбойники, милости просим, хватайте наших пескарей и попадайтесь на крючки! Очень довольные мы отправились к месту ночевки, к сенному сараю.
— Ну-с, после трудов праведных не худо и закусить, — объявил Михалыч, — да и соснуть часок-другой тоже не вредно.
Сухих поленьев около сарая валялась целая груда. Мы мигом развели костер, попили чаю, закусили.
В сарае нашлось немного прошлогоднего сена. Им мы набили наши спальные мешки, а Михалычу разложили его кровать. Но тут у нас произошло небольшое разногласие. Мы с Мишей хотели лечь спать под открытым небом. Михалыч же распорядился поставить свою кровать в сарай и нам тоже посоветовал тащить туда же наши мешки.
— Нечего Робинзонов разыгрывать, — сказал он. — Еще пойдет ночью дождь, вымокнете, потом возись с вами.
Мы решили не спорить и покорно втащили все наши постели в сарай.
— Ну вот и отлично! — одобрил Михалыч. — А теперь живо спать.
Он улегся на свою кровать. Не прошло и пяти минут, как весь сарай задрожал от богатырского храпа.
— Ого, вот это заворачивает! — одобрил Миша и тут же последовал примеру Михалыча.
Разница заключалась только в том, что Михалыч вел басовую партию, а Миша подтягивал ему слабеньким тенорком.
Чтобы не слушать своеобразный дуэт, я укрылся курточкой с головой, по и это не помогло. Наконец, промучившись больше часу, я заснул.
— Вставайте, Алексей Михайлович, вставайте, всю зорю прозеваем! — услышал я сквозь сон и тут же открыл глаза.
В сарай заглядывали первые лучи солнца. Неподалеку от меня стоял Миша и тряс за плечо Михалыча.
— Рано еще. Поспим немножко, — бормотал тот.
— Да куда же спать? Уже солнце встало.
— Немножко поспим, рано еще, совсем рано, — в полусне отвечал Михалыч.
— Подожди, Миша, — сказал я, вскакивая с постели. — Так у тебя ничего не выйдет. Вот я его сейчас возьму за пятку и пощекочу — мигом вскочит.
— Я те возьму за пятку, — послышался неожиданно совсем бодрый голос Михалыча, — я те возьму! — И он сразу сел.
— Вот это другое дело, — одобрил Миша.
Михалыч сидел на своей кровати, плотно прижав пятки к земле. Но вставать ему, видимо, очень не хотелось.
— Ребятушки, — как-то заискивающе проговорил он, — вы бы сходили одни на отмель, осмотрели бы перемет. А я живенько вслед за вами.
— Нет, не выйдет, — сурово заявил я. — Мы уйдем, а вы тут до обеда проспите. Нечего тогда и на рыбалку ехать. Советую немедля вставать. — И я бросил выразительный взгляд на землю, где сиротливо белели голые, ничем не защищенные пятки Михалыча.
— Изверг, бесчувственный изверг! — почти простонал он и, повинуясь горькой необходимости, начал обуваться.
— А хорошо, братцы мои! Поглядите, какое утро! — весело сказал Михалыч, когда мы уже совсем готовые вышли из сарая. — Всегда рекомендую вставать как можно раньше, — назидательно добавил он, будто забыв, с каким трудом мы только что подняли его с постели.
Бодро шагая по росистой траве, Михалыч начал декламировать:
Ясно утро. Тихо веет
Теплый ветерок;
Луг, как бархат, зеленеет,
В зареве восток.
Окаймленное кустами
Молодых ракит,
Разноцветными огнями
Озеро блестит.
Действительно, из-за ракит и кустов ивняка показался мельничный омут. Он весь горел и переливался и утренних солнечных лучах.
Тишине и солнцу радо,
По равнине вод
Лебедей ручное стадо
Медленно плывет, —
вдохновенно читал Михалыч. И это тоже была сущая правда. Только перед нами плавали не лебеди, а целое стадо белых пекинских уток. Они шлепали и суетились на отмели.
Вот один взмахнул лениво
Крыльями, — и вдруг!.. —
Михалыч замер на полуслове, остановился в недоумении.
Мы с Мишей тоже остановились, не понимая, что перед нами происходит. Дело в том, что ретиво взмахивала крыльями не одна, а сразу три утки. Они метались по воде, казалось, хотели взлететь и не могли. Остальные в замешательстве плавали вокруг них.
— Ребята, беда, — наконец произнес Михалыч. — Утки на перемет попались.
Дальше объяснять было нечего. Утки мельника проглотили наших пескарей и попались на крючки.
— Живо на ту сторону, отвязать шпагат! — скомандовал Михалыч.
Миша со всех ног пустился к плотине и дальше по берегу — прямо к отмели.
Михалыч тем временем отвязал от куста свой конец шпагата. Вот и Миша отвязал другой конец.
— Бросай! — скомандовал Михалыч.
Миша бросил. Пойманные утки рванулись вперед, замахали крыльями, взлетели над водой. Но предательская привязь их не пускала. Они то взлетали, то вновь шлепались на воду. Перепуганная стая с громким криком металась вокруг своих злополучных собратьев.
И среди всего этого невероятного шума, хлопанья крыльев, кряканья, плеска воды Михалыч, как некий сказочный чародей, казалось, одним своим взглядом притягивал к себе отчаянно сопротивлявшихся птиц. Наконец он подтянул одну из них, поймал за крыло.
— Юра, отцепляй, а я — другую.
Вот и вторая утка в наших руках. На привязи осталась только третья. Не чувствуя помехи, она поднялась в воздух и закружилась над нами.
Миша, перебежав через плотину, уже спешил нам на помощь.
Еще минута — и все кончилось бы вполне благополучно, и никто бы даже и не узнал об этом маленьком недоразумении. Но не хватило именно одной этой минутки.
Небывалое оживление уток, видимо, удивило мельника, и он вышел из дома взглянуть, почему так расшумелись его питомцы.
Он взглянул как раз в тот момент, когда мы с Михалычем пытались освободить от крючков двух пойманных птиц, а Миша подтягивал к себе третью.
— Стой, стой! — завопил мельник и, схватив огромный кол, бросился к нам.
Мы с Мишей хотели пуститься наутек, но Михалыч остановил:
— Куда? Спокойно!
В этот миг он походил уже не на сказочного волшебника, а на полководца, готового принять неравный бой.
Действительно, силы были неравные: в руках мельника огромный кол, а у нас никакого оружия. И, кроме того, у каждого по утке — явное доказательство нашей далеко не безукоризненной честности.
Задыхаясь от гнева, мельник стремительно приближался к нам.
— Послушайте, дорогой мой, — бесстрашно выступил навстречу врагу Михалыч, — я сейчас объясню вам, в чем дело.
— Я те объясню, я те благословлю дубиной! — вихрем налетел мельник, взмахивая над головой Михалыча своим страшным оружием.
Мы с Мишей окаменели от ужаса, не выпуская из рук злосчастных уток.
— Я те по башке как двину!.. — завопил, да так и не закончил своего приговора неприятель. Изумление, даже какой-то мистический страх отразились на его лице. Поднятый кол застыл в воздухе. — Господии доктор, господин доктор!.. — видимо не веря собственным глазам, пролепетал он. — Вы… вы… моих уточек потаскиваете? Господи, боже мой, да как же это?! Да неужто нужда заставила?..
