Тук Тукыч - Архангельский Владимир Васильевич

Перейти на другое место посоветовала мне пожилая алтайка. Верхом на коне она ехала в Артыбаш. В мягком свете солнечного утра нарядным казался её убор — красное платье, кожаная шапочка с меховой оторочкой и блестящими монистами. На луке седла, крепко прижавшись к матери, сидела маленькая девочка в чёрной плисовой курточке.

Алтайка остановила коня и окликнула меня:

— Здравствуй! Однако, что ж ты, как журавль, стоишь на одной ноге? Этак и упасть можно. А вода ой какая холодная! Шёл бы ты к ребятам, они там, за поворотом. Да и удочка у тебя мала. Будешь уезжать — дочке моей отдай!

Я угостил алтайку папиросой и пошёл вниз по реке, к узкой протоке, которая заросла с левого берега весёлой берёзовой рощицей.

У протоки стояли на камнях три мальчика и старательно хлестали удилищами. Рыба клевала. Изредка вылетали из воды челноками пёстрые хариусы, поддетые крючком, и возле берега их сейчас же подхватывали цепкие пальцы мальчишек.

Мальчишки не просто ловили рыбу — они трудились. Нелегко им было размахивать длинным и тяжёлым удилищем из пихты. Держать его приходилось обеими руками, да ещё упираться толстым концом в живот. И всё же малыши ловко бросали приманку туда, где была рыба.

А была она только у левого берега, под берёзками. Правый-то берег, где мы стояли, весь был залит ярким горным солнцем. Осторожные хариусы отлично видели нас и сюда не подплывали. А к берёзкам мой крючок не долетал.

Я даже сунулся в воду и, едва удерживаясь на быстрой струе, забрался выше колен. Но меня так обожгло холодом, что я тотчас же выскочил на берег и принялся растирать кепкой окоченевшие ноги.

За два часа я не поймал ни одной рыбки. Мальчишки стали посмеиваться: вот, мол, какой здоровый дядя, и пришёл на речку с лёгким, бамбуковым хлыстиком! Да разве тут ловят на такую, прямо сказать, пустячную снасть? И, чтобы не слышать, как смеются мальчишки, я уселся в тени, под кедром, далеко от берега.

Но даже у самых насмешливых ребят почти всегда доброе сердце. Доброе было оно и у алтайских мальчишек, которые так здорово таскали хариусов на виду у меня.

Один из них подошёл ко мне, сел рядом:

— Дядя, а у вас есть удочка?

— Есть, как видишь. — И я показал на удилище, которое не принесло мне удачи.

— Да я не про палку! Вот такая удочка есть? — И он показал на крючок.

— Есть.

— И много? У нас их не купишь.

Я достал коробочку, отыскал хороший жёлтый крючок и дал его мальчишке.

— Эх, какой ладный! — сказал он и провёл жалом по ногтю большого пальца. — А почём продаёшь?

Я сказал, что дарю крючок, денег мне не надо.

Мальчишка набычился, скосил глаза на коробочку, затем глянул в сторону своих друзей и тяжело вздохнул.

Я понял, что надо дать ещё два крючка.

Мальчишка зажал их в кулак, вскочил, поддёрнул штаны и помчался к протоке с радостным криком:

— Удочки! Во! Карабаш! Всем по одной!

Мальчишки пришли пожать мне руку. Они расселись под кедром на голубом коврике из незабудок и что-то поговорили по-своему. Потом засунули руки в сумки, мокрые от рыбы, и одарили меня по-братски хорошими хариусами из своего улова.

— Жарить не надо, уху сделайте, — посоветовал старший из ребят, худощавый и стройный, черноглазый Илдеш, который тут же разрешил называть себя по-русски Илюшкой. — А завтра приходите с длинной палкой. У Темира есть запасная, он вам даст, — показал Илюшка на мальчика в розовой майке.

У меня мелькнула догадка, что дело не только в длинной палке, и я спросил:

— А на что вы ловите? На червя?

— На букашку, на кузнечика. В тайге их много, они и в речку часто попадают. И хариусы их хватают, — сказал Илюшка. — А червяк не годится, он хорош только весной да осенью. Сейчас на него совсем клёва нет.

— Пёстрое пёрышко птицы — вот это да! — вмешался в разговор Темир. — От кедровки, от сизоворонки. Получается — как бабочка. Только мы чаще «мушку» делаем: пучок волос с головы привязал к крючку — и готово!

Илюшка весело рассмеялся:

— Однако, хариусы любят рыжих. Во всём Артыбаше нет лучше волос, чем у нашего Карабаша! — И он хлопнул по плечу мальчишку в синей полинялой рубахе, с копной русых волос на голове.

Карабаш застеснялся моего пристального взгляда. Он опустил глаза, задрал штанину и старательно стал разглядывать ранку на коленке.

— Я так думаю, что и прозвали его Карабашем просто в насмешку. Карабаш — это «чёрная голова», а он почти рыжий. Ну-ка, давай! — И Илюшка артистически вырвал маленький клочок на темени у Карабаша.

Карабаш зажмурился от боли и почесал голову, но не обиделся. Он сидел ухмыляясь, и по всему было видно, что он доволен нашим вниманием и готов пожертвовать своей шевелюрой для рыбацкого счастья друзей.

Илюшка откусил кусок нитки, что была у него за пазухой, и привязал к крючку на моей удочке рыжеватый пучок с головы Карабаша. Получилась «мушка», похожая на крохотную метёлочку.

— Вот, глядите! — Он взял удочку и побежал к протоке.

Хариус схватил «мушку» на пятом забросе и через минуту оказался в руках у Илюшки. Мальчишка вернулся к нам, положил рыбину в мою сумку и сказал:

— Коротка ваша удочка, но ловить можно. Главное, чтобы насадка хорошая была. Не найдёте её на берегу — ищите Карабаша. У него рыжего запаса на весь Артыбаш хватит!

Мы условились встретиться на другой день пораньше. И я пришёл на протоку вместе с зарёй, до ребят, когда ещё от моих шагов оставался на изумрудной траве широкий, как лыжня, седоватый след.

Утро было прохладное. Бабочки, муравьи и кузнечики ждали, пока не обсохнет трава, и где-то отсиживались в своих домишках. Пришлось и мне, подстелив пиджак, сесть на камень и ждать — слушать шум реки и смотреть, как голубеют и синеют дали.

Мальчишки пришли и удивились, что в руках у меня удочка ещё короче вчерашней. Это был спиннинг с катушкой и очень длинной леской, и я собирался забрасывать «мушку» в десять, в двадцать раз дальше, чем ребята.

Карабаш услужливо подставил нам свою голову. Мы вырвали у него по три волосинки, сделали приманку и начали ловить хариусов.

Я очень удобно уселся на большом камне, открыл катушку и пустил «мушку» далеко по струе. Метрах в двадцати показался лёгкий бурунчик — это хариус стукнул носом в крючок. Я поставил катушку на тормоз и вскинул удилище. Упираясь, выпрыгивая из воды, сверкая серебром на солнце, шла ко мне крутобокая большая рыбина с тёмной спинкой, вся в чёрных пятнах. Я взял её под жабры, снял с крючка и положил в сумку.

И началась чудесная рыбалка! У мальчишек по одному хариусу, у меня — три. У них — по два, у меня — пяток. Перед моим спиннингом уже ни гроша не стоили удочки-дубины моих друзей-мальчишек. Илюшка поминутно размахивал удилищем и обливался по?том, а я сидел на камне и играючи таскал рыбу за рыбой…

В полдень мы ушли с протоки, и я отдал бо?льшую часть улова своим изумлённым друзьям, которые ещё вчера были моими учителями на рыбалке.

Они шли следом за мной до Артыбаша и по очереди несли мою чудесную удочку.

И Илюшка сказал:

— Вот накоплю за лето денег, и будет у меня такая же удочка!..

Илюшкины сказки

Второй день мы шли с Илюшкой под парусом по Телецкому озеру и перед вечером увидали посёлок лесорубов — Яйлю?.

В одном из домиков, почти у самой дамбы, где пристают катера, какой-то древний дед качал янтарный мёд, отмахиваясь от пчёл большим берёзовым веником.

Мы купили у него котелок мёду прямо с сотами и скоро разбили палатку на берегу залива Камга?. Палатка стояла в кудрявом тальнике, вокруг неё росли любимые на Алтае цветы — оранжевые огоньки, или жарки?. В тайге эти цветы заменяют и ландыш и сирень. Весной и летом с ними встречают и провожают дорогих гостей. И в каждом доме, особенно где есть девушки, непременно пламенеют букеты этих пушистых огненных цветов.