Лягушка на стене - Бабенко Владимир Григорьевич
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
Потом, последовав его совету, я расспросил Ирину. Ниже приводится краткая стенограмма того, что она услышала.
— У нас очень опасная служба. Особенно опасно, когда шторм на Амуре. Однажды девятый вал накрыл посреди Амура «Метеор», и он стал тонуть. Я тогда кричу Сашке: «Полный вперед!» Он как газ врубит, баржа на редан вышла, и мы как раз к ним подоспели. Взяли теплоход на буксир и к берегу его доставили в целости и сохранности. А если бы он утонул, его со дна уже не подняли бы. Потому что вот здесь, у Тахты, самое глубокое место, как Мариинская впадина. А на картах не обозначена потому, что это место секретное. Да... Места здесь суровые и климат тяжелый. Когда идешь по Амуру зимой (тут он и сам сообразил, что его занесло и Амур зимой замерзает)... и вообще... к берегу нельзя приставать. Ни в коем случае. Опасно. Пристаем только в поселках. А так в диком безлюдье опасно. Хищники. Летом медведи нападают, зимой (тут он снова вспомнил, что зимой навигация прекращается)... и волки. Особенно когда мясо, колбасу и тушенку везешь. Чуют. Но самое опасное, когда по сельпо водку развозишь. Тогда не знаешь, вернешься ли живым из рейса. Нанайцы, ульчи и тунгусы как узнают про водку, так и караулят, когда наша баржа подойдет. Однажды мы подходим к кривуну, а они на лодках из-за поворота, из кустов выскакивают! И на баржу! На абордаж! (Эти слова слышал и я, так как капитан уже выкрикивал их громким голосом.) И на абордаж! Они на абордаж, а мы их багром! Они в нас из луков (явная реминисценция из фильмов про индейцев) — а мы их багром! Они в нас из ружей — а мы все равно их багром!
Капитан стоял на коленях и со зверским лицом показывал Ирине, как он багром отпихивает от баржи туземцев, возжелавших казенной огненной воды. Потом Александр Первый стал затихать, а затем и вовсе распластался у ног Ирины, дернулся и заснул.
— Ну вот и все, отмучился, — прокомментировал краткое выступление капитана его помощник. — Успокоился. Теперь только у поселка и отойдет.
Мы с Александром Вторым допили портвейн и доели бисквитный пирог. Помощник капитана к чему-то прислушался.
— Клапан что-то застучал, — сказал он. — Слышишь?
На мой взгляд, машина продолжала работать так же ровно и гул двигателя ничуть не изменился.
— Нет, стучит, — настаивал Александр. — На, держи. — И он, неожиданно передав мне штурвал, скрылся в люке.
Баржа в это время шла по извилистой протоке. Кулисы ивовых кустов обрамляли берега. Ровную коричневую воду не тревожил ветер. Табунящиеся самцы касаток — самых обычных и красивых уток Приамурья — легко вспархивали перед носом баржи. Грузно с разбега поднялась гагара. Птица долго летела над самой поверхностью воды, касаясь концами крыльев речной глади, а за ней тянулась ровная цепочка расходящихся кругов, как будто по гагаре долго, но постоянно ошибаясь в упреждении, стреляли из спаренного пулемета. С берега вертикально вверх, медленно взмахивая крыльями, поднялась в воздух серая цапля, на лету изгибая шею так, чтобы голова удобно легла между лопатками.
Но орнитологией в это время занималась одна Ирина, я же крутил штурвал. С непривычки было трудно согласовывать крутизну поворота, инерцию баржи, снос течения, люфт механизма и тормозящее действие портвейна. Поэтому, сразу же после того как я занял место рулевого, судно сползло с фарватера и начало тереться о берега, осыпая Ирину и лежащего у ее ног капитана сбитыми с кустов ивовыми листочками. Она вскоре поняла, что что-то изменилось в поведении корабля. И оглянулась. Вероятно, нанаец с луком и стрелами, захвативший баржу, вызвал бы у нее меньший шок, чем ее начальник, крутивший штурвал. Лаборантка привстала, с ужасом ожидая неминуемого кораблекрушения. Но в это время мы наконец вышли в безбрежное озеро, а из подпола появился Александр Второй и взял управление на себя. Успокоенная Ирина присела у лежащего капитана и вновь стала смотреть вперед.
Легкий ветерок гулял над озером, в приглянувшихся ему местах стирая мелкой рябью солнечный глянец с водной глади, перебирая стебли камыша, росшего редкими кустами на мелководьях, и заворачивая молодые листья кувшинок. Где-то вдалеке, на другом берегу озера, у темно-зеленых расплывчатых силуэтов сопок, была метеостанция — конечная цель нашего путешествия. Низкое солнце красило в глубоко-охристый, теплый цвет серые стены домов приближающегося поселка. Когда я его увидел, у меня защемило сердце. Я наконец-то осознал, что я снова здесь, на любимом Озере. У заброшенной рыбоперерабатывающей фабрики крыша съехала почти до земли, у деревянной лестницы, поднимающейся вверх по косогору, сломалось еще два пролета, и жители проложили на склоне тропинку, флагшток у клуба еще больше покосился, а на стене склада появилась новая черта, отмечавшая осеннее наводнение.
А в общем было по-прежнему: те же лодки на берегу с неубранными моторами (местных воров пока не завелось, а «гастролеры» сюда не добирались) и знакомые мужики, вышедшие на покосившийся причал, привлеченные приходом внепланового судна. Они-то и приняли швартовые и помогли нам перетащить на берег рюкзаки. Я расплатился с Александрами всесоюзной валютой за спецрейс. Протрезвевший и обретший способность самостоятельно передвигаться на нижних конечностях капитан занял свое место в рубке, и баржа пошла по протоке на Второе Озеро. А мы с Ириной, взяв рюкзаки, двинулись к дому моей знакомой бабки — проситься на ночлег.
В доме у бабки было все по-прежнему. Удивительный запах вареной картофельной кожицы, громогласное тиканье ходиков и тускловатый свет лампочки — все это составляло правдоподобную декорацию «настоящей деревни». В горнице на стене все так же висели в застекленных рамках старые побуревшие фотографии со стандартными сюжетами: мужчины в военной форме, некрасивые невесты, большие семейные группы (почему-то всегда около заборов), застолье на улице и разнокалиберные дети. Рядом располагались и купленные по случаю живописные полотна: штампованный фольклор — лебеди на пруду и лубочная классика — молодая пара, гуляющая в саду. Он — явный татарин, но с длинными черными вьющимися кудрями, в сиреневом фраке и в голубых панталонах, она — вся в розовом и с букетом невиданных цветов: Ленский и Ольга.

Не очень удивившись нашему приходу, бабка пожарила картошки и подала на стол соленую прошлогоднюю кету, посетовав, что до хода свежей еще около месяца. Мы достали и свои припасы и все вместе поужинали. Бабка пошла готовить нам место для ночлега. Я просил ее не утруждаться, сказав, что мы можем переспать и на полу, в спальных мешках.
— Ладно, чай, не в тайге живем, — проворчала бабка (хотя тайга подступала прямо к огородам и только неделю назад медведь вечером гонял по разрушенной лестнице поселянку). — Это вы в лесу будете в кукулях мерзнуть, а дома надо жить по-человечески. Тем более что после такого события.
Я не придал значения последним словам бабки и только потом вспомнил об оброненной Ириной фразе, что она недавно вышла замуж и что у нее продолжается медовый месяц.

— Ну вот, все готово, молодые, — сказала бабка, появляясь на пороге комнаты. Последние слова меня насторожили. — Я вам все приготовила, располагайтесь со всеми удобствами, голубки!
Мы с Ириной вошли в комнату. Сзади раздался скрип петель: бабка, перекрестив нас, услужливо прикрыла дверь. Мы оба оторопели: посреди горницы, прямо под картиной «Сиреневый Ленский, заигрывающий с розовой Ольгой», была застлана огромная двуспальная кровать. Две подушки, полуприкрытые пестрым лоскутным одеялом, доверительно жались друг к другу, утопая в пушистой перине. Тут я вспомнил о намеках бабки. Но первой очнулась Ирина, и через пятнадцать минут альковное великолепие было разрушено и мы оба мирно засыпали. Она — на кровати, нежась на пуховой перине, обнимая подушку и вспоминая монгольского мужа, а я — скорчившись на сундуке.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
Похожие книги на "Лягушка на стене", Бабенко Владимир Григорьевич
Бабенко Владимир Григорьевич читать все книги автора по порядку
Бабенко Владимир Григорьевич - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.