Наклонившись к позеленевшему от времени котлу, Ашот сказал:
— Вот в чем приготовлял себе пишу владелец сада. А это — его тарелка, — И он поднял лежавшую в углу глиняную миску.
Котел! Миска!
Несказанная радость охватила ребят. Теперь у них есть в чем и воду хранить и обед готовить. Они вынесли посуду на свет и, осматривая ее со всех сторон, не переставали восторгаться.
— Посмотрим, что там еще есть. Хорошо бы пилу найти, Ашот. Помнишь следы пилы на черенке? — кричал Гагик. — Если найдем, у нас больше, не будет недостатка в топливе.
В это время какое-то крылатое существо, делая в воздухе неслышные зигзагообразные повороты, нашло открытую дверь и вылетело наружу. За ним последовали другие.
Гагик бросился к двери, закрыл ее и прижал своей спиной.
В тусклом свете факелов ребята увидели на сводах пещеры массу каких-то выпуклых предметов, прилепившихся, словно гнезда ласточек. Неожиданно одно из этих «гнезд» сорвалось с места и, обретя крылья, закружилось над головами ребят.
— Просыпаются от света. Асо, убери подальше головешки! — встревожился Ашот.
Пламя слегка притушили. В пещере стало темно, и Асо показалось, что она населена бесами. Он раскрыл свой нож, и сталь его тускло заискрилась в чуть мерцающем свете факелов. «Теперь не подойдут», — успокоился пастушок. Отец говорил ему, что черти боятся острой стали.
— Уйдем, — предложил Ашот.
— Не позорь меня! Я же обещал Шушик, — взмолился Гагик и, по восточному обычаю, погладил себя по бороде, — воображаемой, конечно.
— А что же делать? Подняться и достать их с потолка мы не сможем — высоко. Лестницу поставить? Или балку какую-нибудь? Где они?
— Не знаю, придумайте что-нибудь. Хотя бы нескольких поймайте… Ты, Ашот, говоришь — балка нужна. Ну, а если мы с тобой друг на друга станем, не заменим мы эту балку? Да еще Асо! А ну, давай-ка я на твои плечи стану, а на мои — Асо.
Сказано — сделано. Ребята стали у стенки, влезли один на другого, и Асо, самый верхний, нащупал рукой наиболее близко висевших ушанов.
Мальчик невольно вздрогнул, коснувшись мягких, холодных тел.
Наполняя висевшую у него на плече сумку ушанами, Асо с удивлением заметил, что ни один из них и не пытается спастись. Они даже не шевелятся, попав в сумку. «Ну и спокойные же курочки!» — словами Гагика подумал он и соскочил на землю.
— Если я выну свою куртку из дыры над дверью, не улетят? — спросил Гагик.
— Нет, они спят крепко. Те, что проснулись, давно улетели, а эти не проснутся, — объяснил Ашот.
А Гагик уже достал свою куртку и нежно беседовал с нею.
— Бедная, замерзла тут без меня! Ну-ну, иди согрейся на моей груди, — говорил он одеваясь.
— Ну что, принес я шашлык? — спросил Гагик, едва войдя в пещеру. — Честное слово, Шушик, такой котел медный, такую миску мы нашли — целого мира каждая вещь стоит!
— Ой, как хорошо! — обрадовалась девочка. — И ты в самом деле шашлык принес?
Но, увидев в сумке сладко спящих ушанов, Шушик с отвращением отвернулась.
— У них мясо! — пытался убедить ее Ашот. — Едят они только насекомых, как и все другие крылатые.
Однако на этот раз убедить девочку было невозможно.
Тогда Саркис вспомнил снова то, чему их учили в школе. Он сказал, что одним виноградом человек жить не может — для него это только «топливо», ему, кроме топлива, нужны и белки, а они есть в мясе.
— Да, — поддержал и Ашот. — Если мы хотим жить, то должны забыть о том, что такое отвращение. И вообще, о каком отвращении можно говорить? У нас вон и черепаху считают поганым животным, а видели, какая она была вкусная?
— Подумаешь, — выпятил губы Гагик. — В Париже лягушек едят, а я в Барсовом ущелье от ушанов откажусь? Дай-ка одного сюда!
Ушаны спали так крепко, что даже тот, которого бесцеремонно вертел в руках Гагик, не пошевелился. Он, казалось, впал в летаргический сон.
Животное плотно закуталось в кожаные перепонки своих крыльев. Так люди кутаются в плащ или в пелерину, когда идет дождь или когда хотят, чтобы их не узнали.
Из-под «плащей» высовывались только лапки с кривыми и острыми когтями. Ими-то и прицепляются ушаны к сводам, к потолкам и, вися вниз головой, впадают в зимнюю спячку.
Ашот тоже взял в руки ушана и осторожно разворачивая его крылья, объяснил товарищам, как, плотно закрывая своей мантией органы осязания, обоняния и слуха, животное во время сна полностью выключается из окружающей среды. Ничего не видя, не ощущая и не слыша, оно спокойно спит.
Когда Ашот «распеленал» ушана, все увидели его светло-серое тело с коричневым оттенком на спине. Ушан проснулся и затрепетал в руках у Ашота.
— Ну, изучение отложим, теперь время ужина, — уловив выражение нетерпения на лицах своих слушателей, решил вожатый.
Очень вкусным показалось ребятам мягкое и жирное мясо необычного шашлыка. Потому, вероятно, что они были слишком голодны. А может быть, и потому еще, что ушаны были пойманы во время зимней спячки, перед которой они, так же как медведь, барсук и другие спящие всю зиму животные, сильно жиреют. Это были какие-то комки жира, закутанные в серые шкурки.
Обильные запасы их увеличивали надежду выдержать зиму.
— Если мы сумеем сберечь их, мы не останемся голодными, — сказал Ашот. — Надо только подумать, как бы они не проснулись до времени. Впрочем, об этом поговорим завтра. Завтра же обследуем котел и миску и решим, как ими пользоваться. А сейчас… Как бы нам убить остаток вечера? Не почитать ли? — осторожно, боясь, что товарищи воспротивятся, предложил он.
Но никто не возразил.
— Знаете, — сказала Шушик, — дома нам так много приходилось заниматься, что книжки мне опротивели. А позавчера днем так захотелось читать! Возьми-ка, Га-гик, «Родную литературу», найди что-нибудь хорошее.
— Погоди, напьюсь малинового чая — потом. Не понимаю, зачем какие-то чайные плантации разводить, если есть в природе малина? Ох-ох-ох, ну и чай! Кто пьет — тот понимает, кто не пьет — не понимает, — балагуря, расхваливал Гагик заваренный им на корнях малины напиток. Он заварил его в глиняной посуде собственного изготовления и из нее же с наслаждением пил, отрываясь лишь ради пришедшей в голову шутки.
Надо сказать, впрочем, что не один Гагик притворялся беспечным. Все ребята чувствовали потребность подбадривать и друг друга и самих себя. Но как ни старались они казаться спокойными, на деле в их сердцах жил все тот же страх: выдержат ли? Вынесут ли они суровую зиму Барсова ущелья? Как поведет себя дальше их страшный враг? Ведь о чем угодно, но о его присутствии никто не забывал, хотя вслух о нем, по молчаливому согласию, не говорили.
Когда наконец голод и жажда были утолены, Гагик, похлопывая себя по животу, объявил:
— Ну вот, теперь, когда в желудке у меня стало тяжелее, а на душе — полегче, мы можем спокойно перейти к следующему вопросу. Сегодня чтецом буду я, слушателями — вы. Страница сто сорок вторая, первая песня поэмы Ованеса Туманяна «Ануш».
Лори меня вновь неустанно зовет,
Старинной печалью бессонно дыша.
И властно расправила крылья, и вот
К забытому дому стремится душа…
А там, пред вечерним родным очагом,
С тоской и надеждой давно меня ждет…
— Ох, как хорошо! Словно о нас написано! — вздохнул кто-то из ребят.
Эй, горы зеленые, детства друзья!..
— громко и четко продолжал Гагик, и голос его звенел под сводами пещеры, унося сердца слушателей в чудесный мир гор и лугов Лори.
Туда, где гора над горою встает,
Где по небу горы ведут хоровод.
Где пьяные горы встают по утру.
Как гости на свадебном буйном пиру… [30]
